Читать интересную книгу Дальше в лес… - Владимир Васильев

— А что благодарить? Мне когда в дупле ногу скрутило, я тоже сам идти не мог. Меня Кулак допер, хрен дубовый, меня допер, а дочку не уберег. Ну и дочка ему подсобляла. Тогда он на нее глаз и положил. Да я и не стал отказывать. Хороший мужик. Показался. А ему как воры по кумполу палкой врезали, так мужик и кончился. Очухался, а дочки моей, жены его, уже и нет, как не было… Э-эх… Ты Наву не слушай, не хотел я ее у воров на дочку обменивать. Воры не меняются, тута она права; они все, что им нужно, забирают. Кулак им был не нужен, вот и не забрали, а дочку мою прихватили, чтоб рукоед им руки отъел! И ноги тоже. Чтоб их крокодил болотный проглотил!.. Своих дочек вырастить не могут, а чужих воруют!.. Ну, я могу понять: женщин своих нет — воровать приходится. Так береги! Рожай с ними детишек, воспитывай, живи по-человечески. Так нет — используют бедняжек до смерти и в болото выбрасывают. Видели люди, рассказывали. Уж не знаю, лучше бы мертвяк утащил дочку-то; непонятно, зачем они их таскают, им-то женщины без надобности — сразу видно.

— Наверное, не для себя таскают, — предположил я.

— Да уж, не для себя, — согласился Колченог. — Ясное дело, не для себя. Но и не для воров. У воров с мертвяками война. А нам и те и другие — враги.

— Значит, хозяева у мертвяков есть, — стал я обнаруживать в себе способность к рассуждению. — Если не для себя, то для кого?

— Да мало ли, Молчун, в лесу непонятного творится?! Все эти Одержания, Великие Разрыхления и Необходимые Заболачивания с Поголовной Борьбой на севере и на юге, Славные Подруги какие-то, о которых Слухач без конца долдонит, а Старик повторяет. А кто их, этих подруг, видел? Никто не видел. Утопленниц видели, а подруг — нет. Может, мертвяки женщин таскают и в озерах топят? А зачем? И нам плохо, и женщинам плохо… Что хорошего быть утопленным? А кому тогда хорошо? Так не бывает, чтоб никому хорошо не было. Если одному плохо, то другому обязательно хорошо. Иначе зачем ему кому-то плохо делать? Если крокодилу хорошо, то проглоченному им кабанчику плохо.

— Надо хозяев мертвяков найти! — воскликнул я, не понимая, почему никто из лесных жителей не догадался до такой очевидности.

— Да это и рабочему муравью ясно, и жуку пьяному понятно, что надо найти, только найдун не находится. За мертвяками не угонишься — они и по зарослям, и по болотам, где ничто живое не пройдет, с такой скоростью шастают, что все найдуны с носом остаются, если крокодилам на корм не отправляются.

— А верхом на мертвяке? — выкрикнул я.

— А верхом один попробовал, так у него яйца в яичницу превратились! — зло хмыкнул Колченог. — Обжигают мужиков мертвяки. Верхом никак невозможно.

— А вот и я! — выскочила из дому Нава, неся в одной руке, похоже, тяжелую сумку, а в другой — два складных плетеных сиденья.

— О-о-о! — воскликнул Колченог.

— Ты не окай, Колченог, — откликнулась она. — Ты лучше сиделку свою забирай да садись, а то у меня рук всего две, а надо бы четыре, а лучше шесть.

— Да-а, — мечтательно согласился Колченог, забирая стульчик. — Женщина с шестью руками — это было бы нечто… Это гораздо лучше, чем три женщины с парой рук…

— Стар ты, Колченог, о женщинах шестируких мечтать, — хмыкнула беззлобно Нава.

— И старый дуб кому-то люб, — наставительно ответил мечтатель. — Хотя молодые рябинки да березки стараются держаться подальше. Вам нас не понять… Молодой предпочел бы трех женщин, а старый точно знает, что одна лучше — хоть с двумя руками, хоть с шестью. Да ты-то что разволновалась? У тебя две руки, и больше тебе взять неоткуда.

— На, держи свой пивень, — протянула она извлеченный из сумки деревянный стакан.

Я такой уже рассматривал — он был изготовлен из ствола березы, дно у него оставалось деревянным, а емкость была образована корой без ствола. Как извлекали этот кусок ствола изнутри, я догадаться не мог. Разве что снимали всю кору, а потом всовывали в дно затычку. Я и это осуществить бы не сумел. Но тоже получил свой пивень.

— Мой тоже подержи, — доверила Нава мне свой сосуд, сунув в другую руку.

А сама достала из сумки бутыль из тыквы и, вынув пробку, принялась разливать напиток по пивням. Красиво лилось темно-красное с желто-огненным, просвеченное солнечными лучами, проскочившими меж листиков березы. И пахло вкусно — лесом, благоуханной его частью, потому что и вони в нем, как я успел унюхать, предостаточно.

— А ведь мы с тобой близнецы, — вдруг пришло мне в голову, и я тут же сообщил свое открытие Колченогу.

— Как это? — удивился он.

— Ты — Колченог, и я — колченог, — хихикнул я.

Он недолго смотрел на меня, переваривая мою мысль, и ответил тостом:

— Так выпьем же за то, чтобы в этом лесу стараниями Навы стало на одного колченога меньше!

— Хороший тост, — кивнула Нава, не замечая двусмысленности.

Из моей головы двусмысленность исчезла после первого глотка. Слегка затуманилось в голове, зато постоянный нудящий шум исчез, и я стал воспринимать их разговоры без каких-либо отрицательных ощущений.

— Колченог, — спросил я, — ты сможешь найти место, где меня подобрали?

— Конечно смогу, — подтвердил он. — Это в Тростниках, Ну, в болоте около Тростников. Мы, вообще-то, с Обидой-Мучеником на Муравейники нацелились, но промахнулись, заплутали и к Тростникам вышли, а тут вдруг как загрохочет наверху, сквозь сросшиеся кроны деревьев ничего не видно, но грохот был страшный. Потом что-то завизжало так противно и тоже страшно, на миг затихло, а потом ка-ак ухнуло, рухнуло, булькнуло, чмокнуло и чавкнуло в болоте, и под эти звуки из кроны вылетел ты и прямиком макушкой в дерево, будто кто тебя из лука, как стрелу, пустил — весь такой в стебелек вытянутый… Шмяк, хрясть, хрусть… И сполз ты по стволу к корням, совсем уж грустный, даже тоскливый… Голова не то есть, не то нет, нога ступней в другую сторону смотрит, и все в кровище, будто тебя вот этой вот наливкой облили. А почему, сказал тогда Обида-Мученик, он из деревьев вылетает, хотя видно, что не птица, и в ствол головой бьется? Человек так не умеет делать. Почему на нем одежда, какая в лесу не растет и расти не может, потому что не лесная? И почему у него бороды нет? У всех мужиков есть, а у него нет. И волосы совсем короткие. Не лысый, а видно, что обрезанные коротко. Почему грохотало, а потом перестало грохотать?.. Не родился еще человек, который может на все вопросы Обиды-Мученика ответить, потому что на каждый ответ у него рождается еще десять вопросов. Ну, я и сказал: давай его в деревню отнесем, мужикам покажем — может, кто чего знает? Он сказал: давай, только его так не донести, кровью истечет. И заткнул твои раны мхом, кровь останавливающим, и листом клейким заклеил. Язык у него глупый — глупости болтает, а руки умные — делают, что надо. Ну, я-то со своей ногой нести тебя не мог, а Обида-Мученик здоровущий — взвалил на спину и понес, а из тебя все что-то страшное сыпалось. Я сначала подбирал, думал, пригодится, да и мужикам показать, а то ж не поверят, но потом так страшно стало, что я все в болото и выбросил. Ты уж не обижайся, а такое в деревню страшно нести — мало ли что. Еще вырастет что-нибудь эдакое и вред деревне нанесет.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});