Гриша прошёл курс реабилитации, уже работает. А Люсьена готовит, убирает, занимается старшим внуком и берёт у Алёнки уроки вязания. Вот уж чего от неё никто не ожидал. И по секрету маме Лене: Игорь Николаевич присутствует в её жизни везде и всегда. Её пропускают на пирс в его порту, где Алёнка часами простаивает, глядя в сторону того места, где произошла эта страшная авария, унёсшая жизнь её Вадима. Для неё там даже соорудили небольшую лавочку. И если Алёна уж очень задерживается на этом пирсе, то Борисов приносит ей тёплое молоко или чай со всякими плюшками. Иногда сидит с ней, молча, глядя на море. И очень помогает с работой. Вообще, никаких проблем. И постепенно, жизнь вошла в норму. Папа Серёжа раз сто извинился перед своей женой, баба Зина и дед раз тысячу. Но волнение и переживания за дочь это не уменьшило. И в середине декабря Елена собралась на Дальний восток, как раз к родам.
Всё благополучно разрешилось. Алёнка приехала домой. В комнате Вадима появилась кроватка, детский столик. Аккуратно сложенные пелёнки-распашёнки на полочках в шкафу, всякие присыпки, масла и салфеточки. Рядом Япония, товары хорошего качества, а тем более для моряков. Леночка Вадимовна Вересова и была дочерью моряка. И удивительно на него похожа. Когда Алёнка увидела её первый раз, не поверила своим глазам. За младенческой голубизной явно просматривались карие глаза её папы. А пухлые губки и овал лица довершали это сходство. То же самое почувствовала и Люсьена, сердце которой попало на веки вечные в ручки этой девчонки. Сколько ей осталось, столько она и будет в этом плену. Обещание Алёны, которая сама вывела свою вторую маму на этот разговор, придало совершенно новый смысл её жизни. Молодая мать уверила, что никогда, ни при каких обстоятельствах не поменяет фамилию своей дочери, внучки Вересовых. Ну, уж до свадьбы точно. И не будет скрывать, кто её отец. А наоборот, всё ей расскажет, когда та немножко подрастёт. И фотография Вадима всегда будет висеть в комнате Леночки.
Все разошлись на отдых, день выписки из роддома получился долгий и суматошный. Алёнка открыла шкаф, где висел парадный мундир Вадима. Когда ей было ну очень уж плохо, она зарывалась в него и вдыхала любимый запах. И разговаривала. Вот и сейчас захотелось поговорить, рассказать о дочери. Но в шкафу висели только вещи Алёнки. Она выскочила в холл и позвала Люсьену. Та ничего не поняла, заверила, что никуда не лазила, готовила только детские вещички. И Елена оказалась не в курсе. Две мамы поняли, что Алёне позарез нужны вещи Вадима. Для чего и зачем? Но нужны. И где их искать? В доме никто, кроме них не живёт. Только Влад с Ларисой приходят и, иногда, ночуют. Позвонив им, только что уехавшим к себе домой, выяснилось, что военную форму забрал Владик. Он был уверен, что Алёнке она ни к чему. А у них перед Новым годом будет офицерский бал, и все договорились прийти туда именно в парадной форме, которая у Влада в плачевном состоянии. Алёнка разревелась, женщины растерялись.
– Спросите, одевал он его уже? Если да, то пусть подавится, а если нет – везёт назад, быстро.
– Не одевал. Сейчас привезу! – Прокричал он в трубку, услышав захлёбывающийся голос Алёнки, от которой не слышал даже повышения голоса, не то, что грубость.
Когда все успокоились, за чаем, Люсьена завела который уже раз разговор о квартире, полученной Вадимом. Ведь теперь доказать, что Алёнка является матерью дочери капитана Вересова, пара пустяков. И она может смело переезжать туда. Вадик так хотел, чтобы именно его будущая жена устроила уют и удобство в той квартире. И который раз Алёна объясняла ей, что без Вадима никакого уюта ей не надо. И жить в этой громадной квартире она не будет. И что давно предложила Владу с Ларисой переехать из их двушки в эти хоромы. Тем более, что скоро у них будет прибавление.
Они приехали и привезли мундир Вадима. Алёнка схватила его и унеслась к себе в комнату.
– Владислав! Ты меня поражаешь! За каким чёртом взял форму брата без спроса? Запёрся в комнату, никому не сказал. Это её вещи. Всё, что там находится, принадлежит ей. Неужели ты не понимаешь?
– Мама, ну он и мой брат. И никогда бы не отказал.
– Я огорчу тебя, мой теперь единственный сын. Выбирая между Алёной и тобой, Вадим принял бы сторону своей жены. Я думаю, что ты тоже считаешь её настоящей женой своего брата. И ещё. Если я услышу, что ты называешь Алёнку вдовой твоего брата…
– Так, а ну брейк! – Голос Григория Вересова врезался в тяжёлую атмосферу, повисшую в доме. – Вы что, сдурели? Обнюхайтесь, родные. Игорь, проходи. Может, у тебя хватит сил их рассудить. Я не могу, пойду чай заварю, зелёненький.
Борисов виновато хлопал глазами. Он только вернулся откуда-то, даже чемоданчик был с ним. И примчался поздравить Алёнку, с большой коробкой и … белыми розами.
– Молодая мать уже отдыхает? Завтра поздравлю. А у вас что за война?
– Присядь, Игорь, – попросила Елена. – Помнишь, как лет двадцать пять назад мы водили детей, родители которых работали у тебя в порту, на «Снежную королеву», столичный спектакль. С нами были и мальчишки Вересовы. Помнишь? А из-за чего они тогда поссорились, чуть ли не до драки? Мы ещё их растащить не могли, а потом ржали до упаду.
– Там были какие-то разногласия по вопросу красоты. Влад считал, что такая красивая тётя, Снежная королева, не может быть злой. Что-то такое…
– Да! Но она не могла быть злой сама по себе. Её кто-то обидел, и никто не любил. А Вадик был уверен, что она сама кого хочешь обидит и нечего её жалеть. Эта королева на детях отыгрывается, сердца холодит, бабушек обижает. Он так и сказал –«отыгрывается». И никакая она не красивая. У неё даже губы синие, потому что она никого не целует и не любит. А вот, если бы она хотела любить, то и её бы полюбили. А Влад всё равно стоял на своём: надо найти того, кто её «захолодил», заставить «расхолодить» и научить целоваться. Вот с этого момента мы и ухохатывались. Рассуждения о любви и поцелуях были очень даже живенькими. Сошлись на том, что Влад перепутал Снежную королеву со Спящей красавицей. А Вадик остался при своём мнении. Может, со временем он его поменял… Я к чему это. Конечно, Алёнка нагрубила. Но Владислав, отнесись к ней, как тогда к снежной королеве. Моя красавица-дочь обижена на жизнь, сама того не понимая. Вместо осязаемой