class="image">
Рассвело. Они выбрались на дорогу. Около Яр-Мазара встретили нескольких бедно одетых дехкан на ишаках. У каждого на луке седла лежал кетмень.
Карапетян подошел к одному из них, о чем-то заговорил вполголоса. Дехканин живо соскочил с ишака, бросил на дорогу кетмень и, перепрыгнув через арык, поросший камышом, побежал полем.
— Они такие же дехкане, Николай, как и мы с тобой, — сказал Карапетян. — Это передовой разъезд Курширмата... Придется немного подождать.
Вскоре из зарослей камыша появился джигит на коне с карабином через плечо. Не спешившись, подал руку Николаю, сказал по-русски:
— Пошли!
Они сошли с небольшой дороги на тропинку. На дальнем краю поля под деревьями их ждали всадники и две оседланные лошади. Ушаров и Карапетян вскочили в седла. Немного отъехали и вскоре увидели несколько взводов курширматовских джигитов. Они были в халатах и тюбетейках, с патронташами у поясов и с винтовками.
— Раз, два, три!.. Раз, два, три! — разносился четкий голос. Высокий тенор затянул на ломаном русском языке:
Командир наш боевой
Не боится большевой...
Марширующие басмачи подхватили припев:
Куп яша, минг яша,
Большевик секир башка!
Николай круто осадил коня, спешился возле басмаческого командира, скомандовавшего: «Вольно, покурить!»
Еще издали человек этот показался Николаю знакомым.
«Да это Половцев! Есаул бывшего Оренбургского казачьего войска!»
Половцев присел у арычка, жестом пригласил Николая отдохнуть с дороги. Проводники и Карапетян устроились несколько поодаль.
Они молча сидели на корточках, разделяемые лишь узеньким арычком, — один грузный, неопрятный: белый чесучевый китель на Половцеве застиран и плохо выглажен, лицо — небритое и отечное от пьянок, второй — подтянутый, ладный, в хорошо отутюженных галифе и гимнастерке, лаковых сапогах, только разве чуть смущенный необычностью обстановки, в которую попал.
Они с нескрываемым любопытством разглядывали один другого — два ровесника, два человека, разделенные незримым барьером в октябрьскую грозу.
«Разобьем Курширмата, кому ты еще будешь служить?» — размышлял Ушаров. Он сполоснул руки в холодной воде и встал, чтобы достать из кармана носовой платок — чистый, хранящий след утюга. Он вытер мокрые ладони и небрежно сунул смятый платок в карман, испытывая мальчишеское чувство превосходства над человеком, у которого, возможно, давно перевелись носовые платки и свежее белье.
Половцев вынул из нагрудного кармана серебряный портсигар, надавил на бронзовый глазок замка и протянул через арык Ушарову.
Тот взял портсигар, захлопнул крышку и повертел в руках. На крышке два толстеньких Амура с маленькими крылышками держали щит. На щите славянской вязью начертано: «За Веру, Царя и Отечество». В нижнем правом углу портсигара выгравирована монограмма. Дарственный адрес старательно соскоблен.
«Краденый», — решил Николай и с улыбкой вернул портсигар хозяину: — Благодарствуйте, натощак не курю.
Половцев видел, как разглядывал Ушаров портсигар и почувствовал, что краснеет. Вспыхнуло желание унизить, оскорбить этого щеголеватого, «домашнего» штабиста.
— Я не знал, что большевистские комиссары продаются. За сколько купил вас Ширмагомет?
— Вы имеете в виду цену патронов? — улыбнулся Николай и подумал, что улыбаться не нужно и не следует идти на ссору с Половцевым. Надо избрать форму поведения не оскорбительную, приемлемую для обоих. Закончил примирительно: — Приходится торговать ими. Благо на них спрос и цена. Каждый устраивается в этом мире, как может.
Наконец, со стороны дальнего сада прискакали джигиты в черных стеганых халатах и косматых папахах.
— От хозяина, — кивнул Карапетян.
В нескольких метрах от Ушарова кавалькада остановилась. Один из всадников спешился, бросил поводья ближнему, почтительно подхватившему их. Явно рисуясь безукоризненной выправкой, подошел и, приложив руку к папахе, торжественно произнес:
— Главнокомандующий войска ислама, непобедимый Курширмат ждет вас! Мне поручено сопровождать вас до ставки! — И, обернувшись к свите, приказал: — Коня гостю эмира ляшкар баши!
Ушаров с интересом разглядывал молодцеватого джигита. Посланец Курширмата был юн, тонок в талии, перехваченной зеленым шелковым кушаком, широк в плечах. Вооружен он был лишь ножом, висевшим на кушаке в красивых ножнах, украшенных белыми и черными бусами и кожаными кисточками. «Кто же ты такой? Не иначе приемный сын Гнилицкого!.. Ну, конечно же, он!»
— Здравствуйте, господин Гнилицкий! — произнес Ушаров. — Как здоровье уважаемого Аулиахана? Вы, кажется, при нем состоите?
Лишь на долю секунды смутился Камчибек и, взяв себя в руки, ответил:
— Аулиахан-тюря будет рад приветствовать дорогого коллегу лично. Поторопимся, вас ждут...
Один из джигитов подвел Николаю коня, заботливо придержал стремя и забросил на луку седла хурджун с патронами. Карапетян был уже в седле.
Два джигита из сопровождения Камчибека помчались к ставке первыми, за ними — Ушаров, Карапетян и Камчибек, сзади пристроились остальные конники.
«Встреча обставлена довольно пышно» — улыбнулся Николай.
На рысях они проехали вдоль плаца, где Половцев муштровал джигитов, потом миновали большой урюковый сад... Спустились по крутому склону на дно балки и поднялись на противоположный берег. Там и сям виднелись группы вооруженных людей, дымили костры, паслись лошади. Вскоре они оказались перед курганчой — усадьбой богатого землевладельца. Здесь было особенно много вооруженных басмачей. Одни чистили и оглаживали своих стреноженных коней, другие сидели небольшими группами вокруг дастархана и раскуривали чилим, передавая его из рук в руки, пили чай, иные спали, растянувшись в тени, подложив седла или халаты под голову. На небольшой площади перед воротами бурлили огромные самовары, у казанов разделывали бараньи туши, мыли рис, кололи дрова.
Кавалькаду пропустили в широкие ворота. В глубине сада стояли три шелковых шатра. Два высоких и дородных басмача в косматых папахах стояли с саблями наголо у входа в средний, оранжевого цвета с черными разводами, большой шатер.
— Сейчас доложу, — сказал Камчибек и скрылся в шатре. Николай снял хурджуны, кто-то увел коней.
— Его светлость главнокомандующий войском ислама просит вас, — доложил через минуту Камчибек.
Николай направился к шатру.
— Прошу сдать оружие, — приказал Камчибек.
Ширмат сидел на небольшой белой кошме, постланной поверх узорного текинского ковра. Перед ним на низеньком круглом столике, вычурно инкрустированном перламутром, стояли недопитые бутылки, ляган с остывшим мясом.
Слева от Курширмата сидел, поджав ноги калачиком, Ненсберг, немного поодаль — Ситняковский.
— Асса-ла-ам алей-ку-ум, джан-додхон эмир ляшкар баши Курширмат! — произнес Ушаров торжественно и поклонился хозяину шатра.
Похоже было, что упоминание гостем всех титулов понравилось Курширмату. Он милостиво улыбнулся, широким жестом пригласил присесть напротив.
Выходец из Кашгара, Курширмат выдавал себя за ферганца. Подражал жителям долины в говоре, одежде, в манере