— искренне удивился Ушаров. — За мной следишь, значит?
— Это Аулиахан-тюря... Он за всеми следит. И за мной...
Открылась дверца и следом за чайханщиком вошли два дехканина, почтительно встали у стены. Один из них был молод, высок и широк в плечах. Черный стеганый халат на его плечах был из шелка, но стар, полы его лоснились то ли от жира, то ли от грязи, ноги обуты в ичиги и кожаные кавуши. Второму можно было дать лет сорок пять: заметная седина посеребрила небольшую бородку.
— Этот не подойдет. Стар! — решительно сказал Николай, кивнув на старшего. — В Красную Армию призывают до тридцати пяти лет, — и обратился к младшему:
— По-русски говоришь?
— Мало-мало, начальник.
— Как зовут?
— Моя зовут нет, — серьезно заявил тот. — Твоя тоже как зовут моя не знает. Хоп?
— Конспирация, значит, — рассмеялся Ушаров. — Ладно. Я тебе придумаю имя. Ну, садитесь к дастархану, — перешел на узбекский язык Николай. — Кани олинг![18]
Басмачи продолжали стоять у двери.
— Как же быть? — спросил Карапетян, кивнув на старшего.
— Пусть возвращается. Этот и один справится. Если Курширмат успеет, пусть пришлет замену к утру.
— К утру? Наверное, успеет, — согласился Ваграм.
Значит, Курширмат где-то поблизости. Где же он?
— Садитесь, поговорим, — пригласил Ушаров молодого. — Хорошо запомни все, что я тебе скажу. От этого зависит твоя и моя жизнь и успех завтрашнего дела.
— Начальник говорит по-узбекски, как узбек?! — удивился басмач. — Ты жил среди нас?
— Да. А теперь слушай и запоминай...
...И главное не волноваться. Запомни: ты — красноармеец Пятого Кавалерийского полка. Приехал из Самарканда. Я буду рядом с тобой, когда станешь получать патроны. Из города их вывезу сам. Вот с ним, — Ушаров кивнул на Карапетяна.
— Спасибо, начальник!.. Я все запомнил.
— Да, надо ему оружие! Где взять трехлинейку, наган? Не подумали, ведь он должен быть вооружен!
— Есть винтовка, — сказал Карапетян. Он откинул ковер, висевший на стене, и из скрытой ниши извлек оружие.
— По дороге завернем на базар. Голову побрить надо, — предупредил Ушаров.
Они вышли вместе. Несколько поодаль следовал за ними Карапетян. Чайханщик проводил всех троих внимательным взглядом и вернулся к самовару.
Парикмахеры располагались под деревьями вдоль арыка, прямо на улице, примыкавшей к базару. На полочках, подвешенных к деревьям, лежали бритвы с широкими лезвиями. У ног стояли кумганы с водой. Спутник Николая сел на табурет, зажал винтовку между ног. Парикмахер полил на его голову из кумгана, потер волосы обмылком и долго массировал кожу на голове ловкими пальцами, потом еще раз слил на голову. Ушаров много раз видел, как орудуют кустарными бритвами уличные брадобреи, и всякий раз восхищался их профессиональной ловкостью. Считалось большим шиком отвести руку с острой сталью подальше и срезать мокрые волосы почти наотмашь, не порезав при этом клиента. Прошло несколько минут. Голова «красноармейца» освободилась от волос, стала кругла и отливала синевой.
— Пошли, спешить надо, — приказал Николай. — Иди в крепость. Я — следом.
Они миновали мост через Маргилан-сай, несколько чайхан и лагманных, безлюдных в этот час, потом закрытые магазинчики и кинотеатр «Эра», свернули влево. В конце улицы виднелась стена крепости и один из фортов. В амбразуру его было выдвинуто дуло пушки. Крепость и город строили с таким расчетом, чтобы с фортов насквозь простреливалась каждая из улиц. Цитадель много лет держала город под прицелом. Между крепостью и жилыми домами лежал большой пустырь. Здесь Ушаров догнал красноармейца и пошел рядом. Тот, явно робея, замедлил шаг.
— Смелее! — подбодрил Ушаров.
— Вот красноармейца привел. Первый раз здесь. За патронами, — объяснил он часовому. Тот козырнул, пропустил Ушарова, которого знал хорошо, хотел проверить документы у его спутника.
— Я уже проверял, — успокоил постового Николай. — Все в порядке! — И, взяв красноармейца под локоть, показал: — Вон, видишь здание? Впрочем пойдем, провожу до склада, а то запутаешься...
— Спасибо, начальник! — обрадовался басмач.
Через полчаса басмач предъявил пропуск и вышел за ворота крепости. На плече он нес цинковые коробки с патронами. Через минуту вышел из крепости Ушаров.
Они пошли рядом. Навстречу попадались пешие и конные командиры и бойцы. Все они здоровались с Ушаровым и были равнодушны к его спутнику. На ближайшем перекрестке сзади к ним пристроился Карапетян.
На мосту Ушаров сказал басмачу:
— Иди в чайхану. Переоденься и уходи из города. Доложи, что патроны привезу завтра утром.
— Спасибо, начальник! Очень страшно было! Вой-бой!
Ушаров и Карапетян сидели с вечера в чайхане Урунбая. В три часа ночи Николай отпил глоток холодного чая, сказал:
— Проверь, Ваграм, пистолет. Берегом сая пойдем, на улицах на патруль можно нарваться. Если даже меня среди ночи с патронами задержат — не выкручусь... Ну, с богом, как говорится! Пошли.
Через несколько минут два силуэта метнулись у моста через дорогу и скрылись на низком берегу. Шаги и тихие голоса заглушал неумолчный гул потока, перекатывавшего гальку. Патроны они разделили поровну и пересыпали в хурджуны.
Осторожно, почти ползком, перебрались через одну улицу, потом другую. Ушаров своим поведением окончательно запугал трусоватого спутника; заслышав даже собачий лай, он моментально укрывался за валунами и ждал минуту-другую... Примерно через час миновали городскую черту и стали еще осторожнее: к реке спускалось несколько дорог, здесь можно было напороться на патруль.
Уже далеко за городом Ушаров предложил залечь в траве и дождаться рассвета.
— Скоро Яр-Мазар. Там нас ждут, — запротестовал Карапетян. — Уже близко!.. От моих «джимми» ни черта не осталось! Одни дыры...
— Новые купишь! Молись, чтобы из самого решета не сделали.
— Ты, Коля, при случае похвали меня Курширмату. Ладно? Это мне очень важно, дорогой!
— А как иначе! Нам друг за друга надо стоять! На хлебе поклялись!..
— Я для тебя тоже чего-нибудь сделаю...
— Уже сделал! — откликнулся Николай. — Втравил в историю, чую, головы не сносить...
Они отдыхали, голова к голове, на хурджунах с патронами. В лица им заглядывали огромные азиатские звезды. Сай шумел в трех шагах, навевая дремоту. На перекатах белели гребни бурунов.
— Пошли, — сказал Карапетян.
За Скобелевым, на «ничейной» земле, он чувствовал себя увереннее. Они поднялись, взвалили на плечи поклажу. И двинулись дальше.
Глава VIII
В СТАВКЕ КУРШИРМАТА