Читать интересную книгу Барабаны пустыни - Али аль-Мисурати

— Может быть, страх…

Мужчины переглянулись. Шейх, погрузившись в свои мысли, молчал и тянул чай маленькими глотками. Неожиданно он изрек:

— В таких случаях годится только молитва!

— О чем же молиться? Вечернюю молитву после ужина совершили, а заря еще не взошла, — насмешливо заметил молоденький паренек.

В отсвете угольков все увидели рассерженное лицо шейха. Сидевший рядом мужчина закатил парню оплеуху. Тот осекся и насупился.

— Эй!.. На молитву! — крикнул шейх, подымаясь.

Все дружно поднялись. Умылись песком, встали длинной шеренгой лицом к кибле[11]. Шейх начал молитву, но неугомонный парнишка перебил его:

— А сколько поклонов?

Шейх обернулся в растерянности:

— Два… нет, четыре. — И откашлявшись, добавил: — Два поклона по умершему, а два — во имя аллаха.

— Но ведь умерших двое! — не унимался мальчишка.

Шейх, не обращая на него внимания, продолжал молиться.

Смерть

Сон шейха Мухаммаду был недолгим. Заря едва занималась. Что это, все, что было вчера, — правда или дурной сон? Ему вдруг почудилось, что кто-то его зовет. Он испуганно забормотал слова молитвы. Зов повторился. О аллах, неужели страшный сон все еще продолжается? Шейх выбрался из палатки на четвереньках, стараясь не потревожить спящих вповалку людей. Вылез наружу, обратился лицом к востоку, коснулся губами земли, вздохнул. Слава аллаху! Прислушался… В долине по-прежнему ревел поток. Он вынул четки из кармана рубахи, сел на корточки, совершил омовение и приготовился к утренней молитве. Но что это?

— Мухаммаду… Шейх Мухаммаду!

Шейх вскочил, выронив четки… Голос Дамуми… О господи! Он не страшится призраков и ифритов, ибо знает, что они являются лишь простым смертным, а не шейхам и верным рабам аллаха. Взбодрившись от этой мысли, он пошел в направлении долины. Наткнувшись на острый камень, он понял, что вышел босым. Неужели Дамуми жив? Шейх дошел до края долины. При свете зари он увидел силуэт человека, борющегося с течением.

— Дамуми!..

Крик его разорвал тишину. Зафыркал верблюд, испуганно заблеял ягненок. Шейх собирался крикнуть еще раз и тут услышал:

— Веревку… Шейх Мухаммаду! Веревку!

Тут только дошло до шейха, что это Дамуми, живой и невредимый. Он побежал к палатке, где спали мужчины. Стал расталкивать их.

— Люди! Вставайте… Да вставайте же… Мир проснулся, а вы спите, как бабы!

Один встряхнулся, продрал глаза:

— Что, уже день?

— День. И Дамуми вместе с ним… Вставай!

— Что?!

Мужчины помчались к долине, вслед за шейхом, который тащил джутовую веревку. Такой арканят разыгравшихся верблюдов. Шум нарастал. На берег своенравной реки высыпали женщины. Дамуми плывет! Что это черное у него за спиной? Сердце у шейха учащенно забилось: живая или мертвая? Во имя аллаха!.. Бросил конец веревки в воду. Она упала, не долетев до Дамуми. Подошел один из мужчин, взял у шейха веревку, поплевал на руки, изо всех сил размахнулся и бросил. Все затаив дыхание следили за концом веревки, казалось, повисшим в воздухе. Дамуми успел подхватить его. Держась одной рукой за веревку и сжимая шест в другой, он шагнул вперед. Мужчины на берегу принялись тянуть веревку.

— Стойте! Не тяните веревку!.. Держите только! — послышался крик Дамуми — слабый, хриплый, словно он задыхался.

Мужчины замерли на месте. Поток буйствовал, не желая отступать.

Дамуми медленно двинулся к берегу, держась за джутовую веревку, но шеста он не бросил, так как опасность еще не миновала. В веревку веры мало, да и достаточно ли сильны руки этих мужчин? А шест — опора, верное и испытанное оружие в борьбе с коварным врагом, с потоком.

Старики говорят: ячменное зернышко в животе лучше куска мяса во сне. Кто знает?.. Человек слаб. За примерами ходить далеко не приходится.

Так думал Дамуми, когда лежал на скале, когда опирался на шест, когда держался за джутовую веревку. Как трудно до берега добраться — Тамима прижалась к нему, обхватила его ногами, руками шею сдавила: вот-вот задушит.

И вот они оба на берегу. Женщины кинулись к Тамиме, обнимают ее, плачут от радости. Шейх Мухаммаду пробрался к Дамуми. В глазах его светились восхищение и любовь.

— Слава тебе… Слава тебе, господи…

Промокший Дамуми едва держался на ногах. На щеке у него запеклась кровь, руки были изранены. Шейх едва успел подхватить Дамуми, который, даже теряя сознание, сжимал в руке шест.

В палатке шейха всю ночь Дамуми шептал имя Тамимы. На вторую ночь он стал бредить: говорил много, но понять нельзя было ни единого слова.

На заре следующего дня у него пошла кровь горлом…

Рождение

Спустя девять месяцев после смерти Дамуми Тамима родила двойню. Одному дала имя Танис, другому — Ванис. Так звали героев одной волшебной легенды, что рассказал ей однажды холодной зимней ночью Дамуми, когда поток воды с гор свел их вместе в сердце долины.

Люди о Дамуми к тому времени и думать забыли. Если и вспоминали, то лишь в связи с событиями той черной ночи. А когда родились близнецы, о нем заговорили вновь.

После родов у всех в деревне на языке было имя Тамимы и ее позор. Захра выгнала Тамиму из дома и перед всеми женщинами Наджа отреклась от нее.

Ахмаду, собиравшийся помолвиться с Тамимой, грозился убить ее, и тогда она спряталась в палатке шейха Мухаммаду. В конце концов мужчины решили держать совет. Для этого воздвигли специальную палатку. И когда был готов зеленый китайский чай, шейх Мухаммаду взял слово:

— Кто из вас без греха, пусть бросит в нее камень! — сказал он.

Ни один не отважился осудить женщину. Мудрость они всегда уважали, особенно когда она опиралась на Коран. Что они еще уважали? Шейх Мухаммаду вытащил из связки дров сухую ветку, усеянную шипами, начертил широкий круг на влажной земле, истыкал его колючками. Поднял голову и спокойно сказал:

— Ее отказались выдать за рожденного в браке по закону аллаха и пророка его!

Шейх и Ахмаду встретились взглядом, и Ахмаду дерзко возразил:

— Это не оправдывает его греха, он изнасиловал ее!

— Он ее не насиловал. — Шейх сказал это твердо, опять поковырял землю колючей веткой, зашевелил губами… — А она могла умереть, — закончил он.

Ахмаду взорвался, пытаясь найти поддержку у других мужчин:

— Пускай бы умерла! Не опозорила бы всех нас!

Шейх вскинул голову.

— Он жизнью своей заплатил, чтобы спасти ее. Не забывайте!

Он обращался ко всем собравшимся, но возражал ему один Ахмаду, который не унимался:

— Шейх Мухаммаду, не защищай прелюбодеев!

Шейх не ответил на оскорбление. Он молча рисовал в кругу и вокруг него разные фигуры, потом бросил ветку в угли и залпом выпил густой горячий чай. Никто не произнес ни слова. Человек, приготовлявший чай, присел на корточки, стал ворошить угли.

Молчали долго.

Конец

Утром следующего дня шейх Мухаммаду привел верблюда Дамуми, укрепил на нем седло для Тамимы, привязал мехи с водой и съестные припасы для долгого путешествия.

Тамима отправилась в путь с детьми — Танисом и Ванисом. Шейх Мухаммаду сопровождал их в течение целого дня. Никто не обернулся им вслед.

Знает ли кто-нибудь, что случилось потом с Тамимой? Заблудилась в пустыне? Разорвали ее гиены и волки? Спасли пастухи с другой стоянки? Умерла с голоду? Жива она или нет — никто не знает.

С тех пор не говорят о ней в Надже. Может, просто остерегаются? Каждый про себя помнит. Все ее помнят! Особенно те, кто не осмелился вслух выразить ей свое сочувствие. Эх, люди!..

Старый шейх, вернувшись тогда с долгих проводов, совершил традиционное омовение и отбил два лишних поклона — вне всяких традиций и правил… Что это было — два поклона по умершему или во имя аллаха? Во всяком случае, еще одна «внеочередная» молитва!

Перевод И. Ермакова.

© Перевод на русский язык «Восточный альманах», 1982.

Похороны

По гостиной стелется запах смерти… Январь, месяц жестокости и указов, водопадов крови.

Один из тех, кто пришел сюда выразить свое соболезнование Абу Шагуру, сказал, раздувая огонь под свист и вой песчаной бури:

— Король издал указ о разжаловании нескольких офицеров!

Начальник уезда наблюдал за песчаным смерчем… Потом склонился над огнем, поправил чайник на горящих угольях и откинулся к стене, как другие. На глазах его выступили слезы. Он вытер их рукавом рубахи, заметил уныло:

— Я слышал это вчера… по радио.

Дядя Абу Шагур промолчал… Начальник уезда понимающе кивнул и вдруг стал обмахиваться веером из разноцветных страусовых перьев.