Когда английская экспедиция повернула домой, течение Ориноко помогало гребцам. И хорошо, что так, потому что уровень воды опасно поднимался, на несколько футов в день, и трудно было выбрать безопасный путь на могучем разливе. К тому же половодье несло большие груды плавника, с цельными стволами, которые походили на тараны. Водовороты и перекрестные течения требовали для управления лодками большого искусства. Угроза разбить днище о каменистые берега или столкнуться с крутящимися и подскакивающими на волнах бревнами была вполне реальной. Править лодками было тем труднее, что из-за сильного перегруза они стали неустойчивыми, да еще полили проливные тропические ливни. Два-три раза в день с неба со всей яростью тропической грозы обрушивались потоки воды, и струи, словно выброшенные гигантским брандспойтом, закрывали горизонт. За несколько секунд люди и припасы промокали до нитки, а лодки заливало так, что вода поднималась выше колен. Когда ливень кончался, становилось немногим лучше, потому что влага висела в воздухе, промокшая одежда липла к телу, а дождевая вода, смешиваясь с потом, капала на уключины.
«На возвратном пути ярость Ореноквы стала грозить нам что ни день, — писал Рэли, — потому что не проходило и полдня, чтобы река не начала устрашающе бушевать и разливаться, и дождь падал ужасными потоками, и премного было шквалов, и оттого люди наши стали плакать, что им не во что переодеться, потому что негде было держать одежду, как на своей спине, а там она промокала часто до десяти раз в день».
Все более неуютными становились и береговые стоянки. Экспедиция поневоле должна была временами причаливать к берегу, чтобы пополнить запасы продовольствия у индейцев, и эти задержки сказывались на продвижении. Зато они дали Рэли возможность посетить еще нескольких касиков и изложить им замыслы по изгнанию испанцев, но ему пришлось сократить время визитов, потому что поднимающаяся река не позволяла спокойно оставлять лодки на одном месте более чем на несколько часов. В самом деле, Ориноко разливалась с невиданной силой. В дождливое время года вода поднималась на девяносто футов над нижней отметкой, причем этот подъем происходил невероятно резко, благодаря ежедневным пополнениям ливнями. Люди Рэли быстро запомнили, что неприметный ручеек, который они днем перешли по щиколотку, может к вечеру разбухнуть до бурного потока, который на обратном пути приходится преодолевать по плечи в воде, подняв мушкеты над головой. Такие испытания расшатывали нервы, в особенности самому Рэли. Он терпеть не мог трудностей, особенно когда не видел в них проку. Он все менее и менее охотно высаживался на берег, предпочитая оставаться с флотилией, и все чаще перепоручал командование сухопутными вылазками своим лейтенантам. Он впал в равнодушие, хотя, надо сказать, тому были свои оправдания. После одного долгого и особенно утомительного перехода к индейской деревне, где его должен был ждать для беседы касик, Рэли застал весь конклав индейских вельмож «пьяными как сапожники, и кувшины переходили от одного к другому без остановки». Он в ярости вернулся к лодкам, а его энтузиазм относительно гвианского предприятия еще поубавился.
Неприязнь сэра Уолтера к долгим пешим переходам — он с обезоруживающей откровенностью называл себя «очень плохим ходоком» — имела весьма важные последствия. Один из индейских вождей по имени Путийма послал гонца, чтобы перехватить экспедицию на обратном пути, и предложил показать англичанам гору неподалеку от его поселка, на которой, по его словам, «камни были цвета золота». Предложение было слишком заманчивым, чтобы отмахнуться, и Рэли вместе с большей частью джентльменов-авантюристов и моряков сошел на берег, чтобы последовать за проводником, который увел их далеко от реки. Путь, как обычно, оказался далеко не приятным. Стояла сильная жара, пот лил ручьями, к тому же несколько ручейков пришлось переходить вброд. К полудню все выбились из сил и добрались до заводи, населенной, что любопытно отметить, множеством ламантинов, или «морских коров». Здесь Рэли приказал сделать привал, чтобы люди могли отдохнуть и просушить одежду над огнем. Терпение его было на исходе, и, узнав от проводника, что до «горы золота» еще половина дневного перехода и несколько бродов, он решил дальше не ходить. Повернув назад вместе с большей частью спутников, он приказал своему заместителю, капитану Кеймису, продолжить путь с летучим отрядом из шести мушкетеров и выяснить «истинную сущность» золотых копей Путиймы. Исполнив это, Кеймис должен был срезать путь к Ориноко и форсированным маршем выйти на берег, где его подберут проплывающие лодки Рэли.
План был разумный, и Кеймис (о котором мы еще услышим) выполнил свою часть вполне добросовестно, не считая одного решающего промаха. Он не стал лично проверять подлинность золотых копей Путиймы, а ограничился тем, что вышел к индейскому поселку, откуда видна была так называемая Золотая гора. Затем, из опасения, как бы его отряд не бросили, если он опоздает к назначенному месту встречи, Кеймис принял на веру рассказ вождя, что камни на горе на вид кажутся золотыми, и поспешил на рандеву с командиром. Воссоединившись с флотилией, Кеймис сказал Рэли, что, по его мнению, рядом с деревней Путиймы могут быть залежи золота, и по глупости промолчал о том, что мнение это основано на слухах, а не на свидетельстве из первых рук. Случилось так, что Рэли как раз заметил многообещающие выходы породы в этой местности и потому склонен был поверить докладу Кеймиса. Этот необоснованный вывод впоследствии привел к катастрофическим последствиям.
Однако в данный момент некогда было уделять много внимания воодушевляющим известиям Кеймиса о золоте на горе. Галера с половиной состава экспедиции на борту уже ушла к морю, а Рэли не хотел распылять силы перед угрозой встретиться в устье дельты с засадой испанцев. Он решил, что описанные копи Путиймы вместе с золотом, возможно залегающим под землей на реке Карони, подождут, пока он вернется в Гвиану с большими силами и лучшим снаряжением. Сейчас же ему надо было сохранить людей. И потому экспедиция — минус негр, съеденный крокодилом, Фрэнсис Спарри и Хью Гудвин — со всей возможной скоростью направились к Тринидаду и мысу Икакос. Здесь, к общему глубочайшему облегчению, они нашли свои драгоценные морские суда в целости и сохранности, как и команду, умирающую от скуки после месяца с лишним полного безделья. Испанские колонисты не беспокоили английскую эскадру, разве что присылали временами каноэ на разведку.
Без происшествий погрузившись на корабли, Рэли сразу повел свой флот вдоль венесуэльского побережья — с намерением продемонстрировать силу испанским колониям и в надежде возместить часть расходов на гвианское предприятие, пограбив каботажный торговый флот. Но ему по-прежнему не везло. Испанские суда благоразумно укрылись в безопасных гаванях, а три неудачных попытки штурма портов в Кумане, Санта-Марии и Рио-де-ла-Ача были просто недостойны человека, столько толковавшего о слабости испанских крепостей на Антилах. Единственным достойным результатом этой вялой кампании было возвращение свободы губернатору де Беррио. Как видно, Рэли привязался к старику, потому что позже отзывался о нем как о «джентльмене хорошего происхождения… весьма доблестном и щедром, решительном и великодушном». Впрочем, высокое мнение о престарелом конкистадоре не помешало англичанину попытаться получить за него выкуп у испанских колонистов. Когда из этого ничего не вышло, Рэли пришлось высадить де Беррио на берег бесплатно[4]. Затем английская эскадра повернула на север, уходя из вод Карибского моря, где ей постоянно угрожало столкновение с военным флотом испанцев, и взяла курс на побережье Северной Америки, возможно, с намерением разыскать «потерянную колонию». Но из-за встречных ветров от этого намерения вскоре отказались в пользу решения кратчайшей дорогой вернуться в Англию, куда корабли и прибыли в августе 1595 года.