что постоянно удивлял профессоров.
Мы вместе покинули университет, я — чтобы продолжить дело своего отца, а Катульн, получив должность ассистента профессора, продолжил некоторые свои занятия.
Я никогда не мог понять, почему он доверял мне, как никому другому, разве только потому, что я слушал его теории с истинной серьёзностью. Я был очарован некоторыми его мыслями. Тем не менее, я не могу не признать, что временами его голос звучал довольно дико.
— Вот мы здесь, — говорил он с трепетом, — крошечные пылинки на поверхности планеты Вурл, в глубине двадцать третьей туманности. Великие учёные говорили нам об этом так же, как и о нашем нынешнем местонахождении. Но какова наша цель — конечная? Здесь у нас есть наша вращающаяся планета, наша вращающаяся система, наша дрейфующая туманность — но одна из миллионов, что движутся, образуя то, что мы называем Вселенной, Вселенной, о которой мы должны сказать то, что это всего лишь частица, несущаяся вперёд с другими частицами — куда? и к какой судьбе? и с какой целью?… Пожалуй, следует говорить: для чьей цели?
И мы никогда не узнаем, должны ли мы всегда оставаться прикованными к этой жалкой маленькой планете? Я не думаю, Тлавиир. Человек за миллион лет может покорить звёзды. Но это произойдёт не при моей жизни; и я не могу ждать; и кроме того, моя жажда больше, чем простое владение звёздами. Послушай, Тлавиир: представь себе, что можно найти способ проецировать себя не среди звезд, а за их пределы — за пределы космической сферы звёзд! Достичь точки, полностью находящейся снаружи… оттуда наблюдать за работой космической пыли в потоке времени. В конце концов, времени ведь нет, не так ли? Разве пространство и время не должны быть одним и тем же, сосуществовать и соотноситься друг с другом? Разве ты не видишь? И проецировать свое «я» за пределы пространства — разве это не стало бы реализацией нашего хвалёного бессмертия? И будь уверен, выход есть.
Я не мог полностью переварить эти фантастические рассуждения, но и не отрицал возможной истинности его теорий. Существовало несколько старых книг, на которые Катульн часто ссылался, и я думаю, что именно эти книги заставляли его временами строить подобные теории, ведущие в странном направлении.
— А как насчёт тех суеверий, Тлавиир, которые дошли до нас от древних, что населяли Вурл много веков назад? И почему мы должны говорить о суевериях и мифах? Почему человек должен насмехаться над тем, чего он не может понять? Вполне логично, что у этих суеверий и мифов имелась определённая причина для существования: я прочитал некоторые древние рукописи и убедился в этом. Кто знает? — возможно, чьи-то зондирующие пальцы извне проникли внутрь и коснулись Вурла много веков назад, тем самым породив сказки, относительно которых мы очень хорошо знаем, что они не могли родиться в обычном воображении. Вот почему, Тлавиир, я иногда думаю, что ошибаюсь, ища путь наружу; возможно, человеку лучше не пытаться: он может узнать то, чего лучше не знать.
Но размышления такого рода приходили к Катульну лишь изредка. Чаще он показывал мне пачки бумаг с расчётами и какими-то геометрическими рисунками, бесконечными углами и кривыми, каких я никогда раньше не видел, и некоторые из них казались настолько дьявольски искажёнными, что выпрыгивали из бумаги прямо на меня! Когда Катульн пытался объяснить свои вычисления, я никогда не мог понять его рассуждения дальше определенного пункта, хотя его объяснения плюс его энтузиазм делали всё это вполне логичным.
Насколько я мог понять, существует почти бесконечное число пространственных измерений, некоторые из которых соприкасаются с нашими собственными и могут быть использованы в качестве катапульт, если только можно проникнуть через невидимую и тонкую границу между нашим пространством и этими гиперпространствами. Я никогда не придавал особого значения измерениям, выходящим за пределы наших привычных трёх, но Катульн казался очень уверенным.
— Должен быть какой-то выход, Тлавиир. Я установил это безо всяких сомнений. И теперь я уверен, что работаю над правильным решением. Я скоро найду его.
Да, мой друг нашёл его. Он действительно нашёл решение и продвинулся дальше, чем смог или сможет любой другой смертный. Он не мог знать….
Только вскоре после нашего последнего разговора с ним Катульн исчез без следа и причины, был объявлен мёртвым, и даже я, которому он доверил все свои надежды, не подозревал, что когда-нибудь увижу его снова. Но я увидел.
Прошло двадцать долгих лет, когда Катульн вернулся так же внезапно, как и ушёл, и явился прямо ко мне. Самое удивительное, что он ни на день не постарел с тех пор, как я видел его в последний раз, двадцать лет назад! Но годы легли на меня тяжёлым грузом, и Катульн, казалось, был потрясён тем, что я так изменился.
Он рассказал мне свою историю.
— Мне это удалось, Тлавиир. Я знал, что нахожусь на правильном пути в своих расчётах, но всё могло быть впустую, если бы я не истолковал отрывок в одной из этих древних книг; это было своего рода заклинание, сама сущность зла, что открывало дверь, когда слова произносились в соответствии с моим исчислением измерений. Смысл этого заклинания я не могу сказать тебе сейчас, но оно должно было предупредить меня, что задуманный мной план не приведёт к добру. Тем не менее, я осмелился; я уже зашёл слишком далеко, чтобы поворачивать назад.
Я осуществил свой план, чувствуя себя немного глупо, возможно, только надеясь, но, не зная, что это была комбинация, которую я так долго искал. На мгновение мне показалось, что ничего не произошло, и всё же я ощутил перемену. Что-то случилось с моим зрением; всё стало размытым, но быстро превращалось в чёткую гротескность невозможных углов и плоскостей.
Но прежде, чем это видение стало вполне определённым, меня вырвало наружу, Тлавиир, за пределы искривления пространства, в пространство за пределами пространства, где даже свет поворачивается вспять из-за отсутствия времени! Всё прекратилось: видение и звук, время, измерение и сравнение. У меня оставалось только осознание, но осознание бесконечно более острое, чем просто физическое. Я… я был умом!
Что касается Их… теперь я знаю, Тлавиир, и это именно то, чего я боялся. Их нельзя представить как Существ, или Созданий, или что-либо знакомое нам, ни одно слово тут не подходит. Они — силы чистого Зла, источник всего зла, которое когда-либо было, есть и будет! Иногда Они проникают внутрь. Есть цель.
Катульн коснулся рукой своего лба.
— Есть многое… очень многое, Тлавиир. Всё не так ясно,