Господи, давно позабытый трепет первого поцелуя...
А если посмотреть на себя его глазами? Восторженными глазами художника...
Отблеск свечей сквозь пунцовую драпировку кажется кровавым... Пятнистый плед напоминает леопардовую шкуру... И теплые блики на белоснежной коже делают ее похожей на прозрачный оникс с сеточкой голубоватых прожилок...
Очень выгодная поза... Как на полотнах эпохи кватроченто... Тот же полный неги изгиб, манящий взгляд, призывная полуулыбка...
Приятно сознавать себя привлекательной и желанной, ловить во взгляде мужчины отраженное сияние своей красоты...
Пуговка за пуговкой...
Тонкое платье сползает с плеч, открывает идеально круглую грудь с темными ягодами сосков, округлые мягкие бедра...
Длинные русые пряди щекочут тело... Ну, волосы у него как у девчонки...
Но какой нежный взгляд... Григорий никогда не смотрел на нее так. В его глазах всегда видна определенность и конкретность желания...
Любой женщине иногда хочется приподняться над обыденностью жизни, хочется, чтобы ею восторгались, обожали, предугадывали желания, ухаживали так же, как в старых рыцарских романах...
Любой... А рожденной под покровительством Венеры — особенно...
И неважно, что Григорий никогда не узнает об этом приключении. Она совершала это для себя, а не для него.
Не ради банальной ревности... А просто ради уверенности в себе.
И постепенно Алена эту уверенность обретала...
Но она не умела так самозабвенно парить в облаках, как ее романтичный партнер. Она была прежде всего земной женщиной, которая, помимо красивых ухаживаний, нуждалась в ясности и определенности...
Одним движением Дима освободился от рубашки и приник к ней.
«Какая холодная кожа... — невольно подумала Алена. — Наверное, она покрыта мурашками... Бр-р... Он слишком худой... Ребра выпирают... Это некрасиво... — И тут же приказала себе: — Закрой глаза. Ты же хотела сказку... Тогда не стоит замечать реальность...»
Алена потянулась на тахте, позволяя Диме любоваться ее телом, и замерла в ожидании...
Клин клином вышибают...
А если любви все равно нет, то один или другой — какая разница?
Просто надо расслабиться и выбросить из головы ненужные мысли...
Что это? Почему он поднимает ее с тахты? И куда несет?
Не тяжело ему, бедняжке? Еще уронит...
Для надежности Алена обвила руками его шею и прижалась щекой к плечу.
Нет-нет... только не открывать глаза... Интересно, что он придумал? Очередной сюрприз?
Но в этой пустой мастерской больше негде заняться любовью...
Спина коснулась жесткой холодной поверхности... А сбоку прямо в глаза ударил яркий свет от пламени оплывшей свечи...
Видимо, тахта показалась Диме слишком банальным местом... Ему хотелось феерии... чего-то необычного, незабываемого...
Но он забыл поинтересоваться, согласна ли с ним Алена...
Он принес ее... на концертный рояль.
М-м... Конечно, как художник она может оценить его фантазию... Белоснежное тело выгодно оттеняет черная лаковая поверхность рояля...
Но, право, это не стоило таких усилий...
Димочка запыхался, с трудом переводит дыхание... И.... ему же неудобно...
А свеча того и гляди подпалит ее распущенные волосы...
Алена опасливо отодвинулась и открыла глаза.
Полумрак огромной мастерской потерял свое очарование.
На высоком потолке отчетливо обозначились трещины. Отсвет уличных фонарей безжалостно демонстрировал толстый слой пыли на небольших квадратиках окон...
Дима дрожал всем телом, стараясь прижаться к ней потеснее...
Но не от страсти... Похоже, он просто замерз...
Пожалуй, хватит... дальше становится неинтересно...
Алена уперлась ладонями в его худую грудь с редкими светлыми волосками и легко соскользнула на пол.
— Ты так прекрасна... — шепнул он, порывисто притягивая ее к себе.
— Угу, я знаю...
— Ты сейчас отражалась в черном зеркале... как лебедь в озере...
— Очень красиво, — кивнула она.
— Ты вся дрожишь... Я тебя согрею...
Он сделал попытку поцеловать ее, но Алена уклонилась.
— Не стоит. Нам лучше одеться. Принеси, пожалуйста, мое платье... Нет, я сама...
Он остался стоять у рояля, потерянно моргая глазами.
Черт... эти пуговицы! Может быть, есть шарм в постепенном расстегивании, но обратная процедура отнимает слишком много времени...
— Я что-то сделал не так? — тихо спросил Дима.
— Нет, спасибо, все прекрасно.
Алена справилась с последней пуговкой у ворота и теперь была во всеоружии, как под броней.
— У нас уже перестали топить... — зачем-то попытался оправдаться он.
— Но в этом не твоя вина...
Дима поспешно кивнул.
— А... зачем ты оделась? Подожди, я постель постелю... У меня два одеяла...
Алене стало жаль его.
— Спасибо, солнышко, — как можно ласковее сказала она. — Но боюсь, нам будет тесно...
— Но ты же не можешь поехать сейчас на дачу! — искренне заволновался он. — Слишком поздно...
— Не волнуйся, у меня здесь рядом живет бабуля. Я переночую у нее.
Алена подхватила сумочку и на ходу ободряюще тронула его за плечо.
— Подожди, я оденусь... — спохватился он. — Я провожу!
Стук каблучков гулко отдавался в огромной мастерской.
У двери Алена обернулась. Димочка, торопясь, путался в одежде.
— Не спеши... Я уже ухожу. Пока...
Она слегка махнула ему раскрытой ладошкой, невольно копируя прощальный жест Лайзы Минелли из «Кабаре», и добавила:
— Да, Димочка, ужин был очень вкусный...
— По-моему, он тебе понравился больше, чем все остальное...
— Не переживай, я просто не люблю ставить рекорды.
Алена отвернулась, чтобы скрыть улыбку, полную грустной самоиронии.
Главное, она сегодня испытала сладкое чувство мести, сняла внутреннюю неуверенность...
Вот только понять бы, кому она мстила.
Оказывается, вовсе не Григорию, хотя по привычке думала именно о нем...
Она мстила самой себе... Своим надеждам на нечто несбыточное...
Глава 10
РОДОВАЯ ПАМЯТЬ
Алене пришлось взять такси, чтобы добраться до Трифоновского переулка.
Ей так не терпелось отделаться от Димы, что она соврала, будто бабуля живет рядом.
Впрочем, проблема была в том, с какими глазами заявится она к бабушке в такой час.
Хотя Алена давно считала себя взрослой и самостоятельной, она до сих пор робела при встречах с бабушкой.
В детстве она ее побаивалась, старалась беспрекословно слушаться, хотя бабуля ни разу не повысила на внучку голос, не говоря уже о банальных шлепках, до которых она никогда не унижалась.