Услышанное меня поражает настолько, что на мгновение я теряю свой запал.
– Зачем? – искренне недоумеваю.
– Тебе надо выпустить пар.
Не сразу нахожу, что ответить. Глубоко в душе я сомневаюсь, что этот монстр вообще когда-нибудь выпустит меня отсюда. Но с другой стороны, возможно, стоит подчиниться? Ведь рано или поздно любая игрушка надоедает. Вот и боксёр наиграется вдоволь со своим новым приобретением, а потом всё равно выбросит.
Лишь бы это “потом” наступило как можно скорее.
Раф натягивает на себя джинсы и выходит в коридор, как будто даже не сомневается, что я последую за ним. Сомнения съедают меня изнутри. На душе словно мерзкий червяк ворочается из стороны в сторону.
Сопротивляться или повиноваться?
Действуя механически, натягиваю на себя футболку, мельком уловив запах мужского одеколона, которым она пропиталась. Радуюсь, что подол прикрывает мою попу, и неуверенно плетусь следом за мужчиной вниз по лестнице.
Пока я иду позади, тайком наблюдаю за боксёром. Меня в очередной раз поражает его самоуверенность. Он двигается грациозной походкой хищника, убеждённого в своём абсолютном превосходстве. Досадливо усмехаюсь, подумав, что с таким мужчиной, не будь он сумасшедшим, любая женщина чувствовала бы себя как за каменной стеной.
Раф достигает первого этажа и проходит вглубь, где очередная дверь ведёт к ступеням вниз. Мы оказываемся в просторном подвале, оборудованным как спортивный зал. Со множеством силовых тренажёров, огромной беговой дорожкой и мягкими матами, разложенными по полу. Стены вокруг увешаны зеркалами. А в самом центре висит подвешенная к потолку мощная боксёрская груша.
Я застываю на пороге, так и не поняв, что именно Рафаэль задумал.
– Ты будешь тренироваться? – я хмурюсь, стараясь не смотреть ему в глаза.
– Нет, – бросает короткий ответ и останавливается возле груши. Одним взглядом приказывает мне подойти.
– Ты задумал какое-то новое извращение?
Кажется, этот мужчина меня уже ничем не сможет удивить. Или…
Раф делает шаг назад и командует:
– Бей.
Точно ненормальный.
– У нас будет урок бокса? – не сдерживаю смешок.
Челюсть мужчины обостряется, а зрачки становятся огромными.
– Заткнись и бей, – тон такой, что не осмелишься перечить.
Почувствовав холодок, скользнувший по коже, фыркаю, завожу кулак и ударяю по кожаной поверхности.
– Нормально бей.
Чёрные глаза мужчины словно уголь в костре: то и дело среди них проскальзывают искры пламени.
Сжимаю от злости губы и вновь наношу удар, вложив в него в этот раз больше сил.
– Ещё, – сплёвывает очередную команду.
Смотрю на Рафа, показывая ему всё своё негодование и вновь ударяю по груше.
– Представь, что это тот, кто тебя обидел. Сожми месть в кулак. Каждый удар должен быть как последний.
Первой мыслью было воскресить образ Рафа, насилующего меня. Но сознание играет со мной странную шутку, и вместо боксёра я чётко, словно наяву, вижу Виталия. Отчим, лениво валяющийся на диване, завидев меня, подрывается, как ужаленный, снимает с брюк ремень и начинает хлестать меня им по ягодицам, спине, задевая даже шею. Я вою от боли и умоляю его остановиться. Но садист остаётся глухим к моим просьбам.
Жгучая боль в костяшках заставляет меня вынырнуть из воспоминаний. С удивлением обнаруживаю, что всё это время я яростно молотила грушу. И продолжаю, не в силах остановиться. Как будто от этого зависит моя жизнь. Мною овладевает буря эмоций, высвободившихся благодаря ударам.
Ещё один замах, и я вдыхаю свободу. Кислород разносится по венам, освобождая меня от мерзости, которая годами пожирала мою душу и сердце.
По лицу катится пот, футболка задралась, обнажив мои ягодицы.
Но мне плевать.
Я не замечаю никого и ничего вокруг, слышу только звуки глухих агрессивных ударов по кожаной поверхности. Знаю, что, пока не покончу с застывшей во мне яростью, я не остановлюсь.
Вдобавок начинаю разъярённо пинать грушу. Затем следуют новые ожесточённые удары кулаками.
– Достаточно, – чувствую на своём локте жёсткую хватку.
Моё дыхание становится рваным, как после быстрой пробежки. Из меня словно выпили все силы, оставив пустой сосуд. Хватаюсь за Рафа как за единственную опору. Налетаю на него, обнимаю за плечи, прижимаясь всем телом.
Кожу обжигает в тех местах, где я прикасаюсь к обнажённому торсу мужчины. Его руки остаются неподвижно лежать по бокам. Он не прикасается ко мне. Но при этом и не отстраняется, позволяя себя обнимать.
Мне так нереально хорошо от нашего физического контакта. Горячее на ощупь тело согревает меня, и я нахожу в объятиях врага своё временное спасение. Постепенно приходя в себя, морщусь больше от неожиданности, чем от неприятности прикосновений.
– Ненавижу, – шепчу одними губами.
– Кого? – гремит надо мной грозный голос.
– Тебя я тоже ненавижу! И отомщу за всё, что ты сделал! – выпаливаю на одном дыхании.
А затем для убедительности отстраняюсь и ударяю его кулаком изо всех сил в живот. Рука моментально немеет, как будто я замахнулась не на живую плоть, а на бетонную стену.
У боксёра мышцы пресса на ощупь твёрже камня.
Надеюсь, мои кости остались целы.
– Ай! – кричу от боли, трясу рукой, а по щекам катятся слезы. – Божечки, как больно…
Раф мгновенно меняется в лице. Но я опять не могу угадать, о чём именно он думает.
– Извращенец! Опять наслаждаешься моей болью?
Даже без его ответа я сама понимаю, что не права. Здесь нечто другое. Раф, как ребенок, с любопытством наблюдает за маленьким насекомым.
– Я тебе сказал бить грушу, а не меня, – объясняет чуть ли не по слогам.
К счастью, боль быстро сходит на нет.
– Мы здесь закончили? – мой голос срывается на раздражённое шипение. – Я могу уже уйти?
– Нет, – с той же железной непробиваемостью.
Не нравятся мне эти его “нет”! Повторяет одно и тоже, как заезженная пластинка.
– Хорошо, господин, что вам ещё угодно получить от своей рабыни?
– Накажи меня. Потом ты будешь свободна.
– Ну уж нет. Дважды я на одни грабли наступать не буду, – мотаю головой.
– Только наказание.
– Зачем тебе это? – задаю вопрос и Раф тут же меня осаживает:
– Не твоё дело, шлюха.
Меня скручивает от этого противного слова.
Да как он смеет сравнивать меня с продажными женщинами? По его вине я стала жертвой настоящего насилия!
Это безумие.
Мой внутренний голос приказывает мне убираться отсюда. Бежать со всех ног. Но я, наверное, настоящий мазохист, если испытываю нелогичное желание наказать и взять под контроль эту ходячую катастрофу.
Молчание длится не дольше секунды.
– Ты сам напросился, – делаю шаг навстречу, в запале произнося, – на колени!
Душа в пятки уносится от осознания того, что именно я только что приказала настоящему монстру.
Глава 20. Ева
– Не здесь! – гаркает так, что я мигом теряю весь запал.
Мне жутко неловко, и я стараюсь больше не смотреть на мужчину.
Не знаю, что на меня нашло.
Меня просто бросает из одной крайности в другую. Сначала я отчаянно жажду сбежать отсюда, а через минуту уже горю диким желанием остаться и обуздать зверя.
– Пошли, – произносит резко, словно дёргает собачку за поводок.
Я опять сдаюсь и по щелчку пальцев превращаюсь в жалкую рабыню.
От этой мысли становится тошно.
Мне уже начинает казаться, будто единственное, на что я способна, – это играть роль постоянной жертвы.
Я привыкла видеть жизнь только в серых оттенках. Всегда так отчаянно старалась быть примерной дочерью, что об такую соплячку, как я, можно было только ноги вытирать. Позволяла манипулировать собою, давала мять себя, как пластилин, в угоду чужих интересов.
Пока Раф не перевернул мой мир с ног на голову, показав, что может быть иначе. Поэтому, почувствовав мощь силы, мне теперь противно вновь становиться слабой.