Из-за двери выглянул высокий, сильный детина, видимо, принявший его за горного тролля, сидящего верхом на коне.
Нет, Его Высочеству следует повернуть, потому что эта дорога ведет в самую гущу смоландских лесов.
Хейке и раньше называли «Вашим Высочеством» — и он горько усмехнулся, снова услышав этот титул. Так люди называли сатану, испытывая перед ним страх.
— В Маркарюд?
— Да, по этой дороге можно проехать и в Маркарюд, и в Хальмстад, разумеется, но там есть один страшный объезд. Лучше повернуть!
Но Хейке чувствовал настоятельную потребность ехать дальше в том же направлении, и пробормотал, что ему все равно нужно туда.
Лес становился все гуще и гуще. Семейство лосей перебежало через дорогу — и больше ему не встретилось ни одного живого существа.
Время шло к вечеру. Ему необходимо было где-то устроиться на ночлег. Но он решил проехать еще немного.
Вскоре он остановился. Что это там такое?
Уже несколько минут он ощущал это. Это было внутри него, в его голове. Сначала неясное, еле слышное жужжание, потом оно постепенно перешло в грохот. Вибрация была такой сильной, что ему пришлось закрыть руками уши, что, естественно, не помогло.
Это пульсировала в нем кровь Людей Льда. Он был «меченым», он способен был чувствовать острее других.
И не только кровь тут играла роль. Необычайную активность проявляла и мандрагора, он чувствовал, как она двигается, скручивается в каком-то болезненном напряжении. И ему захотелось кричать от страха.
Он проехал еще немного. Грохот становился еще сильнее, наполняя собой все его тело.
«Я приближаюсь… — подумал он, — приближаюсь к чему-то очень важному, имеющему отношение к Людям Льда. Это мандрагора направила меня сюда. Путь мой лежал совсем в другой стороне. Но мандрагора лучше знала, куда мне нужно».
И Хейке понял, что означал этот мрачный, тяжелый грохот.
Он чувствовал грохот смерти.
5
В голове шумело так, словно кто-то — на грани отчаяния — нажал басовое «до» на каком-то гигантском органе. Звук вибрировал в нем так, что ему пришлось закрыть ладонями уши и обратить свое искаженное страданием лицо к вечернему небу.
— Спасибо! — крикнул он. — Я понял!
Грохот постепенно затихал, но все еще был слышен. Звук был предупреждающим, настораживающим, неотступным.
Хейке коснулся рукой алруне .
— Итак, мой друг, ты сказал свое слово. Я понял, что мы пришли в весьма примечательное место. Можем ли мы считать, что эти разбойники с большой дороги напали на карету возле Тюрингена, убили кучера и в дикой панике бросились на эту боковую дорогу? А потом расправились с оставшимися в карете людьми? После чего направились в Маркарюд, где попытались продать краденое?
Мандрагора вела себя спокойно, но звучание было слышно — оно напоминало теперь отдаленный крик боли.
Хейке слез с коня.
Куда ему следовало теперь идти? Нелегко было найти дорогу среди вековых сосен и густого подлеска?
Он наугад вел коня вдоль тропинки. Тон звучания был ровным…
И тут он увидел узкую тропинку. И он направился по ней в сумрак леса.
Тропинка эта была недостаточно проторенной, но и не заросшей окончательно. Время от времени кто-то ходил по ней.
И поскольку ни мандрагора, ни его «меченая» кровь больше не протестовали, он шел дальше. Он понял, что бесполезно искать какие-либо следы происшедшего много лет спустя. Но эта тропинка могла вывести его куда-то.
Так оно и получилось. Пройдя немного, он вышел на заросшую кустарником поляну. Там находилась небольшая ферма.
Вид у нее был совершенно заброшенный. По обе стороны низкого домика возвышались готовые вот-вот развалиться постройки. Печная труба совсем накренилась, чуть не падала, двор был грязным, в хлеву мычала единственная корова.
Привязав коня к дереву, Хейке постучал в низкую дверь центрального строения.
За дверью послышалась возня и дрожащий старческий голос произнес:
— Вору здесь взять нечего!
— Я пришел не за тем, — ответил Хейке. За дверью стало тихо.
— Тогда входи, ради Господа!
Сначала Хейке ничего не увидел в темноте. Но, посетив пару дней назад точно такую же ферму, он теперь догадывался, что попал в жилую комнату.
Но такую темноту он видел редко. В камине тлело несколько угольков, но они не давали никакого света.
Хейке продолжал стоять у дверей, чтобы не потерять ориентации.
— Добрый день, — неуверенно произнес он. Звон в его голове затих.
— Входите, кто вы там, воры или бродяги, — произнес дрожащий от страха и злобы голос. — Нет у меня ничего. Абсолютно ничего!
— Я человек честный, — сказал Хейке и представился, сказав, что ему просто нужны кое-какие пояснения.
— По твоему голосу я слышу, что у тебя добрая душа, — ответил старик. — Мы составим друг другу компанию. Входи и садись.
— Спасибо за любезность, — с улыбкой ответил Хейке. — Но я ничего не вижу. Здесь так темно.
— В самом деле, я об этом не подумал. Брось в очаг охапку можжевельника!
Хейке на ощупь нашел ветки можжевельника. Огонь тут же загорелся.
И он увидел дряхлого старика, сидящего на сломанной кровати. Глаза у старика были выколоты, судя по всему, очень давно.
Теперь Хейке понял, почему во дворе такой беспорядок.
— Вы здесь живете совсем один, отец? — заботливо спросил он. — Как же вы справляетесь?
— Человек ко всему привыкает, — сухо ответил тот.
— Понимаю. Мне хотелось бы задать вам пару важных вопросов, отец, но если хотите, я могу сначала помочь вам по хозяйству.
— Да, что-то ноги разболелись сегодня, поэтому мне придется согласиться. Ты же знаешь, даже если все хорошо, всегда что-нибудь да не так.
Да, Хейке был с ним согласен. Он уже видел, в каком состоянии двор…
Оказалось, что дел у старика много. Хейке сделал все, о чем тот его попросил, и даже более того: подоил корову, налил коту молока, покормил кур и поросенка. После этого он прибрал снаружи и внутри, но оставил все вещи на своих местах, чтобы слепой о них не споткнулся. У Хейке еще осталась в походной сумке маленькая бутылка словенской сливовицы — и эта водка пришлась очень по вкусу старику.
И когда Хейке поставил на стол еду для обоих, старик сказал:
— Не мог бы ты остаться со мной, мальчик? Ты лучший из тех, кто посетил меня за много-много лет.
— К сожалению, нет, — извиняющимся тоном произнес Хейке. — Мне нужно ехать дальше, в Норвегию. Но если я могу остаться здесь на ночь, я буду благодарен.
— Конечно, о чем речь!
— Спасибо!
— Должно быть, ты красивый юноша? Ты такой добрый, у тебя такой мягкий голос.
— У каждого своя ноша в жизни, — с улыбкой ответил Хейке. — У вас — ваша слепота, отец. У меня — моя устрашающая внешность. И я говорю это не из кокетства, это мне не свойственно. Я привык к тому, что люди поворачиваются ко мне спиной, едва взглянув на меня.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});