Эйро записал, что большие набивные куклы паина, о которых первыми сообщили испанцы, выносят на ежегодных весенних празднествах в Мата-вери, когда одного из островитян выбирают на год священным птицечеловеком. Но после этих важных религиозных церемоний сразу же возобновлялись пагубные межродовые усобицы. Снова все население острова предавалось грабежам и поджогам. «Сопровождаемый своими людьми, вождь, словно коршун, нападает на дома. Оттого и царит на острове крайне бедственное положение», — писал Эйро. В это же время достигли высшей точки его собственные затруднения. Он запер свое имущество в крепкую будку, которую сам же и сколотил из привезенных досок, однако еще до того большую часть его пожитков украл местный покровитель миссионера, Торомети, и сберечь оставшееся было чрезвычайно трудно. В этой связи у Эйро (там же, с. 133) можно найти интересные для данного труда замечания:
«Наступило время Матавери, и на острове стало замечаться некоторое беспокойство. Торомети вел себя все более подозрительно. Он предложил, чтобы я отдал ему остальное свое имущество — надо спрятать, говорил он, а то они собираются нас обокрасть. Поскольку эти люди никогда не доверяют друг другу, и не без основания, они постоянно думают о том, как отстоять и спрятать свое скудное имущество. Тайников же тут бездна. Весь остров пронизан глубокими пещерами, одни природные, другие искусственные, и с поверхностью они сообщаются лишь узким ходом. Нескольких камней достаточно, чтобы закрыть и замаскировать такой вход. Все население острова может мгновенно исчезнуть, укрывшись в этих подземных убежищах. Вот в такой тайник Торомети непременно хотел перенести для сохранности остатки моих вещей».
Эйро отказался, но Торомети с помощью своих родичей силой добыл ключи к его будке, и все, что можно было унести, поместил в пещеру, о которой не знали ни Эйро, ни соплеменники Торомети. Перед нами первое очевидное подтверждение существования подземных тайников, о которых догадывались еще испанцы сто лет назад.
Ограбленный Эйро искал спасения в другой части острова, но его быстро поймали и, в подлинном смысле слова, отнесли обратно. Заодно он лишился последней одежды и обуви; некоторые пасхальцы попытались даже украсить свои одеяния из лубяной материи листами из привезенных им религиозных писаний.
Проведя на острове девять месяцев и лишившись всех своих пожитков, Эйро в конце концов смог бежать на случайной шхуне. Но у него хватило мужества вернуться в марте 1866 года на Пасху; на этот раз его сопровождали отец Ипполит Руссел и трое уроженцев Мангаревы. С этой поры и возникло на острове постоянное европейское поселение; правда, пасхальцы еще раз изгнали миссионеров. Вскоре после вторичного приезда Эйро прибыли также отец Гаспар Зумбом и брат Феодул Эсколап. Пасхальцев убедили покинуть камышовые хижины и подземные убежища, и разбросанные по всему острову жители были собраны в двух селениях; большинство — в Хангароа. остальные — в Ваиху. Появились первые дома европейского типа, а также две небольшие церквушки. Эйро скончался на острове в 1868 году; незадолго до того было завершено крещение пасхальцев.
В 1866 году миссионеры привезли с собой овец, свиней, лошадей, коров, ослов, кошек, кроликов и голубей. Все эти животные произвели сильнейшее впечатление на жителей острова, где из млекопитающих водилась только крыса, а из домашних животных— лишь курица.
Эйро и его коллеги отнеслись к первобытному искусству без всякого интереса; не исключено, что языческие идолы и прочие изделия вызывали у них отвращение. Правда, Эйро сообщил своим принципалам, что во всех жилищах можно увидеть разные статуэтки и дощечки с иероглифическими письменами, по дальше на этот счет в письмах четырех миссионеров не говорится ни слова. Естественно, языческое наследие, которое Эйро видел в хижинах в 1864 году, не могло быть открыто перенесено в новые деревянные дома крещеных пасхальцев. Несомненно, часть дощечек и деревянных фигурок погибла в огне при введении христианства. Некоторые обожженные фрагменты нестандартных фигурок, хранящиеся в Музее Бишоп в Гонолулу, возможно, олицетворяют результаты разрушительной деятельности (фото 135 b, с). Полинезийский спутник патера Зумбома гордо доносил епископу Таити, что пасхальцы теперь топят кухонные очаги древними дощечками ронго-ронго (Jaussen, 1893, р. 12). Сами же пасхальцы рассказали У. Дж. Томсону (1889, с. 514): «Миссионеры велели сжечь все, что только удалось найти, они стремились уничтожить древние записи и искоренить все, что могло бы напоминать островитянам о язычестве и помешать их полному обращению в христианство». Нетерпимое отношение миссионеров к языческим изделиям искусства, столь дорогим сердцу владельцев, было для пасхальцев совершенно неожиданным и непонятным. Сотни лет все проявления местного искусства были тесно связаны с исконными верованиями и традиционными ритуалами. Глубокая вера в магию и ману вместе с обожествлением предков укоренилась в местном обществе не менее прочно, чем в любой иной части Полинезии или на ближайшем материке; однако нигде, как на Пасхе, природа не позаботилась о надежных тайниках, которые из поколения в поколение оставались неизвестными для других родов общины. Попытки первых миссионеров разом порвать все узы, связывавшие пасхальцев с миром сверхъестественного и с почившими родственниками, были обречены на неуспех на острове, пронизанном родовыми тайпиками и убежищами; недаром эти узы сохранялись еще и в нашем веке. Более того, подавление исконных верований могло лишь усилить интерес к подземным тайникам людей, стремящихся спасти наследие предков. Возможно, оно же побудило тех, кто еще знал магические предметы, увековечивать их в камне — ведь дерево могло и не сохраниться под землей. К тому же вера, которую привезли с собой иноземцы, оказалась непрочной — миссионеров изгнали с острова.
Так или иначе, если бы не мудрое вмешательство епископа Таити, Тепано Жоссана, возможно, последующие поколения вообще никогда не узнали бы, что на Пасхе существовали дощечки с письменами. По чистой случайности епископ получил гравированную дощечку от одного из четырех миссионеров, когда тот на время отправился с острова в Чили. Вот что писал епископ: «Патер Гаспар Зумбом, направляясь через Таити в Вальпараисо, откуда он намеревался возвратиться на остров Пасхи, преподнес мне жгуты волос, намотанные на плоскую деревянную дощечку размером 30 на 15 сантиметров. Концы дощечки были обломаны и повреждены. Внимательно осмотрев ее, я обнаружил с обеих сторон ряды искусно выполненных изображений. Тогда это зрелище не напомнило мне про сообщения святого брата (речь идет об упомянутом выше письме Эйро), а удивление его друга, патера Гаспара Зумбома, свидетельствует, что брат Эжен Эйро ни разу не показывал таких дощечек другим миссионерам на острове Пасхи, где он кончался 20 августа 1868 года. При первой же возможности я попросил патера Руссела собрать для меня все дощечки, какие удастся найти, поскольку они теперь островитянам ни к чему» (Jaussen, 1893, р. 12–17).