Читать интересную книгу За пригоршню баксов - Владимир Гриньков

– Налетчиков-то взяли?

– Нет, они успели исчезнуть до приезда милиции.

– Вот мне интересно, – сказал Марецкий. – Ты ведь их держал под дулом пистолета. И если бы дождался приезда милиции…

– Это исключено. Прежде всего я обязан эвакуировать вас из опасной зоны. Это моя задача. У милиции своя работа, у меня – своя.

– И что? Тебе наплевать на то, что после твоего ухода те ребята могли продолжить свои бесчинства?

– Пускай с ними разбирается милиция! – упрямо повторил Китайгородцев.

– Цинично, конечно, – признал Марецкий. – Но как к профессионалу к тебе претензий нет. Знаешь, я стал уважать тебя после того случая.

– А прежде? – усмехнулся Китайгородцев.

– Не могу сказать, что ты был мне несимпатичен. Но твое присутствие рядом сковывало и ограничивало мою свободу.

– Потому что вы не сами принимали решение нанять телохранителя?

Это было так неожиданно, что у Марецкого вытянулось лицо. Он молчал так долго, что казалось – онемел навсегда.

– Что еще тебе известно о моей жизни? – спросил он после долгой паузы.

– Я встречался с вашей сестрой, – признался Китайгородцев. – И после той встречи возникла необходимость разговора с вами. Сейчас в нашем охранном агентстве разрабатываются мероприятия по усилению вашей защиты.

Марецкий сделал протестующее движение рукой, как будто хотел остановить собеседника, но Китайгородцев твердо сказал:

– Игорь Александрович! На эти меры придется пойти. Степень опасности лично вы недооцениваете.

– Что тебе наговорила эта истеричка?

Так, все-таки у них действительно неважнецкие отношения. Не любит Марецкий свою сестру. Следовательно, все, что от нее исходит, будет принимать в штыки. Значит, нужно четко отделить информацию, полученную от Инны Марецкой, от комплекса мер, прорабатываемых в «Барбакане». Мухи отдельно, а пирожки отдельно. Начнем, пожалуй, с мух.

– Инна Александровна сообщила о своих сомнениях. Я говорю о генеалогическим древе, о той схеме, которую вы мне показывали.

Марецкий стремительно темнел лицом.

– Есть, по крайней мере, один настораживающий факт, – сказал Китайгородцев. – Смерть человека, составлявшего эту схему.

Марецкому это, казалось, было неинтересно. Так бывает, когда у человека есть собственная версия происходящих событий.

– Ты знаешь, почему сестра интригует против меня? – сказал Марецкий. – Знаешь, чем ей эта схема не нравится?

Ткнул в бумагу пальцем.

– По ней получается, что граф – это я. Наследник рода Тишковых по отцу. А она – никто. У нас общая мать, но Инна не имеет права на графский титул.

– А для нее это важно?

– Это просто каприз. Понимаешь? Такой вид зависти. Инна – очень властная. Она деловая женщина. Такая русская бизнес-вумен. Кстати, знаешь, чем наши деловые женщины превосходят западных? Да, у наших знаний зачастую не хватает, с этикетом проблемы и с культурой, но зато есть хватка, наглость и выносливость. И вот ее, которая и Крым, и Рим уже прошла, вдруг ставят перед фактом: а братец-то ваш, извиняемся, знатного графского рода. Как? Почему? По какому такому праву? Я тут убиваюсь на своей работе, магазин содержу, все своим горбом, а он, видишь ли, музыкант, на роялях польку-бабочку изображает – и ему, получается, графский титул, а мне ничего?

– А вы лично верите в правдивость этой схемы? – спросил Китайгородцев.

– А как же! – с готовностью отозвался Марецкий. – Только с небольшими поправками, разумеется.

Взял карандаш и уверенно перечеркнул квадрат, в который было вписано имя его сестры.

– В остальном все правильно, – сказал он. – Никаких сомнений.

Так, с мухами они разобрались, кажется. Теперь другая тема.

– Мой шеф обеспокоен, – сообщил Китайгородцев.

Именно так. Не сестра Марецкого, а шеф Китайгородцева. Когда вовремя переведешь стрелки, сохраняется вероятность того, что разговор пойдет по нужному пути.

– Вся эта история ему очень не нравится.

Еще недавно Китайгородцев не собирался посвящать Марецкого в тонкости происходящего. Но после разговора с Инной пришлось. Один только Марецкий мог рассказать о том, каким событиям был свидетелем в последнее время, чему он, возможно, не придал значения и уж тем более не поделился со своей сестрой.

– Нам потребуется ваша помощь, Игорь Александрович. Мой шеф попросил меня поговорить с вами.

И опять – «мой шеф». Упоминания об Инне Марецкой Китайгородцев старательно избегал.

– В вашей жизни в последнее время не происходило ничего такого, что выбивалось бы из общего ряда?

– Нет.

– Какие-то встречи… Новые интересные предложения… Кем-то проявляемый интерес…

– Нет.

– А человек, который принес вам доказательства вашей принадлежности к знатному роду, – он не показался вам подозрительным?

– Чем же он подозрителен?

– Какие-то изыскания… Схемы… Вы вдруг стали графом… Вам не показалось, что он хочет на вас заработать?

– Конечно, показалось, – пожал плечами Марецкий. – Лично для него смысл его работы в том и заключался, чтобы на ком-то заработать. Но я лично не вижу в этом ничего зазорного. Я, например, ради денег пишу музыку. Вы ради денег меня охраняете. Все мы зарабатываем друг на друге.

– Я не о том. Вам не показалось, что в его действиях заключено какое-то жульничество, что-то такое нехорошее, что заставляло насторожиться?

– Ничего, – сказал Марецкий. – Совершенно безобидный старикан. Нашел себе кормушку. Разве можно его за это осуждать? Кто-то привозит на рынок картошку и продает ее. Кто-то саженцами торгует. А этот предлагал купить целое дерево. Генеалогическое. Беспроигрышный вариант. Знаешь, почему?

– Почему? – спросил Китайгородцев.

– Потому что его товар будет куплен всенепременно. Это очень здорово – быть графом, ты пойми. Бывают ситуации, когда без графского титула – никуда.

* * *

– Так ты, говоришь, людям денег задолжал? – осведомился парень, явно приглашая Юшкина к разговору.

Обычно он вел себя отстраненно, держал с Юшкиным дистанцию. Но то ли заскучал от долгого сидения на этой даче и ему понадобился собеседник, то ли теперь, когда все раскрылось, что никакой он Юшкину не друг и не собутыльник, можно было не таиться.

– Ты не смотри, что я такой, – сказал ему Юшкин. – На бомжа похожий и пьющий, как лошадь. Это жизнь такая. Она ведь то вверх, то вниз. Сейчас вот вниз. Я работал инженером на заводе. Сто шестьдесят в месяц еще теми, советскими деньгами. Премий почти не было. Ну цех такой у нас. Вечно в отстающих. А потом перестройка, демократия и гласность. Не забыл еще? Или ты тогда в пионерах был и это времечко мимо тебя прошло? Я вот в нужное время в нужном месте оказался. Все, что раньше было общим, умные люди стали прибирать к рукам. Знаешь, как тогда делали? Надо, допустим, разворовать завод. Учреждали при заводе какой-нибудь кооператив или малое предприятие, туда оборудование самое ценное переводили, все заказы, а на заводе оставались только люди без зарплаты и огромные долги. Сам директор завода не мог сидеть на двух стульях сразу. Он на это малое предприятие поставил своего человека. Вот так я пошел вверх. В основном, конечно, для него деньги зарабатывал, но и самому перепадало. И зажил я хорошо.

– Директором был? – спросил парень.

– Ну! Квартиру купил, машину хорошую…

– Какую? – заинтересовался парень.

– Ну какая может быть машина хорошая? «Мерседес», ясное дело.

– Хорошо жил.

– А я тебе о чем говорю! А залетел на жадности. Решил завести свое дело. Чтоб самому, значит, быть хозяином. А мне что? Я работу знал, клиенты у меня все были вот где, – Юшкин сжал руку в кулак и продемонстрировал собеседнику. – Короче, отделились мы. А дальше пошла такая фигня… – затосковал Юшкин. – Деньги-то у нас зарабатывает только тот, кому разрешают это делать. Все схвачено. Понимаешь? А я прежнему хозяину стал вроде как конкурентом, но у него-то и связи, и прикрытие. Ну и начались у меня неприятности. То налоговая заявится, выпотрошит, как бройлерную курицу, то за поставки не заплатят, а я денег выбить не могу. В общем, почти полмиллиона задолжал. Квартиру им отдал, машину, оборудование, сырье, и все равно не хватило. Специально меня разоряли, ясное дело. Хотели бы только свое вернуть, так помогли бы, не топили. Знаешь, как бывает: человек кому-то задолжал, но видно, что отдаст, надо только потерпеть немного, подождать. И ему дают время отработать долг. Да, пашет он, получается, на дядю, но раз должен – плати. Я бы заплатил, если бы меня не разорили. Все отняли, – сказал Юшкин, заметно ожесточаясь, – а потом говорят, что убьем, мол, если не заплатишь.

– На-ка, выпей, – придвинул ему парень стакан с водкой.

Деморализованный Юшкин выпил.

– Холодно мне что-то, – сказал он.

Его действительно знобило.

– Это нервы, – подсказал парень. – Психанул ты, братец.

– Налей-ка мне еще, – попросил Юшкин.