деньги, связали и ушли, — и глазками так, хлоп-хлоп.
— Вот, Альбус, вот до чего доводит ваше попустительство и всепрощение! — вскипел Снейп.
— Директор Дамблдор, я настаиваю, вынести этот вопрос на рассмотрение попечительского совета. Кража и избиение наследника Рода. К тому же, Уизли являются нашими кровниками.
— Я наложил вето на кровную месть, — мгновенно отреагировал Дамблдор.
— Вы, как председатель Визенгамота, можете наложить вето, но это не отменяет тот факт, что молодые люди грабители и причинили вред здоровью моего Наследника.
— Давайте обсудим это у меня в кабинете, — напряженно произнес директор.
Процессия двинулась на выход из больничного крыла. А я все думал, что будет дальше. С одной стороны, Люциусу это на руку, отомстить Уизли. Кровная месть уже была произведена, но никто не знает. Абраксас Малфой и ввязался в Волдемордовскую шайку, что бы спокойно отомстить и свалить все на других. Отец Артура Уизли сгинул в застенках Малфой-Мэнора, но ведь об этом никто не знает! Предки — интриганы еще те.
Я не заметил как уснул. Разбудил меня довольно грубый толчок в плечо. Открыл глаза и был вынужден видеть рожу Люциуса.
— Совсем мозгов нет? — зло спросил недовольный предок.
— А при чем здесь я?
— Что ты там наплел про их дочку?
— Ничего. Я рассказал, кто такие «предатели крови», пригрозил, что если начнут лезть, пойду поговорю с Джинни.
— А они напели…
— В красках рассказали, в какой позе и куда я ее?
— Примерно, — уже спокойней сказал Люциус.
— Что будет?
— Штраф на работе для Артура, закрытая дорога для Перси Уизли. Палочки близнецам выдаются только на время урока. Если бы не влезли гоблины, то я смог бы добиться их отчисления.
— Что с Чернышем?
— Хорошо все с твоей собакой, — усмехнулся Люциус, — жрет, гадит, спит, гавкает, убегает из ванной. Что у тебя с Лавгуд?
— И ты туда же.
— Паркинсоны в истерике, Гринграссы тоже. Ты знаешь, что Гринграсс хочет одну из дочек выдать за тебя?
— Нет. А Лавгуд… У нее отец держит журнал, — ну не признаваться же мне!
— Довольно… посредственный надо сказать.
— А что нам мешает сделать его не посредственым, а значимым?
— Поясни.
— Сейчас в журнале выходят странные статьи. Почему бы нам не печатать статьи про путешествия и другие страны, достопримечательности, животных и растения и чуть-чуть о политике в этих странах и то, как в них подается жизнь англичан, — я перевел дух.
— Ты предлагаешь сделать конкурента «Пророку»?
— Зачем? Пророк рубит с плеча, а мы будем действовать тонко. Тем более, первые статьи у нас уже есть.
— Какие?
— Черныш. Он же за границей, вот пусть и пишет.
— Несмотря на все, я доволен тобой.
— До Рождества мне домой никак?
— Нет.
— Эх-х-х, — вздохнул я, — скажи маме, что я ее люблю.
— Я скажу, — лицо Малфоя вновь стало непроницаемой маской.
***
В больничном крыле я провалялся еще сутки. Ко мне зашли Крэбб и Гойл с виноватыми лицами. Флинт, Дафна Гринграсс и Луна. В Гриффиндоре Уизли — герои. Остальные факультеты смотрят с осуждением.
До каникул оставалось меньше двух недель. После моего возвращения, Слизерин смотрел сочувственно. Разборки между Львами и Змеями стали частыми. Баллы осыпались, как листья в ноябре. Таким темпом мы рискуем оказаться в конкретном минусе.
На очередном ЗОТИ проходили красных колпаков. Я откровенно спал. Меня раздражал этот оборотень. Тряпка. Вместо того, что бы хотя бы попытаться наладить контакт со своим внутренним «Я», найти методики, он просто сложил лапки кверху. Но, под лежачий камень вода не течет.
— Мистер Малфой, — раздался надо мной голос, — раскажите нам, как бороться с красными колпаками.
— Обитают там, где пролилась кровь. Есть в запретном лесу. Опасны для одиноких магов, могут забить дубинками насмерть. Отгоняются любым огненным заклинанием, — пробубнил я.
— Видимо, мистеру Малфою скучно…
— Конечно скучно! Лучше бы про оборотней рассказали. Про то, что у них в человеческом обличии сохраняется острый нюх и глаз. Они хорошо слышат. Рассказали бы как с ними бороться, — я смотрел в упор на Люпина.
— Да, мистер Малфой, — мужчина сделал шаг назад, — эту тему мы будем проходить после рождества.
— Только не забудьте.
На обеде, Нотт спросил меня насчет Люпина:
— Зачем ты поднял эту тему? Не просто так же…
— Теодор, не будь идиотом. Посмотри, когда у нас ЗОТИ замещал Снейп и сравни с лунным календарем.
Вокруг меня стало тихо.
— А вы до сих пор не догадались?
— Ты хочешь сказать… — начала Дафна.
— Я ничего не хочу сказать, просто проверьте информацию, — за столом стало очень тихо.
Первыми сорвались сестры Гринграсс, следом Крэбб, за ним Блейз. Да, вот такая я скотина.
К вечеру Хогвартс бурлил. Все обсуждали странное совпадение. Профессор зельеварения замещал Ремуса Люпина за сутки до и трое суток после полнолуния. А по всем признакам, профессор ЗОТИ, подходит под определение — оборотень. В углах шептались школьники. Райвенкловцы выдумывали особо хитрые способы выведения на чистую воду. Хаффлпафцы тихо обсуждали, стоит ли ходить на ЗОТИ. Слизерин уже разослал письма родителям. А храбрые Гриффиндорцы кричали, что это вранье и все мы змеи. Все как обычно.
Развязка наступила на следующий день после обеда, когда в большой зал заявился попечительский совет во главе с Корнелиусом Фаджем. Рядом семенила блондинка с блокнотом. Замыкали процессию два человека в красных мантиях. Директор любезно пригласил всех в свой кабинет. Школа гудела. Профессор Люпин, с чемоданом, покинул Хогвартс еще до окончания беседы директора с властями.
В подземельях меня и моих вассалов встретило «золотое трио».
— Это ты виноват! — начал Уизли.
— В том, что небо синее или в том, что ты рыжий?
— Ты… из-за тебя он ушел!
— Кто?
— Люпин!
— Мне казалось, что он ушел из-за того, что пришел попечительский совет и авроры, не?
— Это правда, что он оборотень? — спросил Поттер.
— Да, правда.
— Но он не виноват!
— Скажи это людям, которых он может убить во время превращения.
— Он никого не убивал! — горячо воскликнула Грейнджер.
— Откуда такая уверенность? Ты знала где он шлялся все эти годы? Или, может, Поттер знает? Он ведь лучший друг его отца. Скажи-ка Поттер, Люпин сидел безвылазно с тобой и ты можешь подтвердить, что он никого не убил? — Поттер молчал. — Нет? Ну вот и разобрались.
— Он хороший!