Читать интересную книгу Семь ангелов - Николай Усков

– Брат – это только слово.

– Ошибаешься, это вопрос крови, – в глазах ее мелькнуло высокомерие, сменившееся снисхождением. «Тебе никогда меня не понять, ты ведь тоже не климовский», – прочел Алехин. На самом деле то, что Кен принял за снисхождение, было совсем другим чувством. Лиза, обессиленная и не готовая спорить, просто вяло отбивалась, а тут внезапно заметила пронзительно голубые глаза своего друга. Он сидел напротив света, и глаза, казавшиеся обычно серыми, светились так, будто были нарисованы на компьютере. Она хотела сказать ему об этом, но осеклась, потому что Кен встал, достал сигарету и закурил. На свое волшебное место он не вернулся.

– Ну, конечно, Лиза, это вопрос крови, – раздраженно продолжил он, – вашей бело-сине-красной крови. Увы, во мне тоже нет ее ни капли.

– Я не об этом, глупый. Папа особенный, Иван был совсем на него не похож.

– Полина тоже не похожа. И тем не менее она, судя по всему, получит все.

– Отнюдь, милый, согласно папиному завещанию основное состояние получу я. За мамой, Светланой Петровной, Леной и Полиной закреплены внушительные суммы на их содержание. Долю Ивана, вероятно, получит Светлана Петровна.

– Интересно, а ты уверена, что Федор Алексеевич не изменил завещания? Ведь Полина ждет мальчика.

– Папа ничего об этом не говорил, хотя он никогда не ставил никого в известность о своих действиях. – Она посмотрела в потолок, вероятно, пытаясь что-то представить про своего отца. – Он не испытывал сомнений, ему не нужно было знать, что думают другие. Его мозг работал как компьютер, перебирая за доли секунды все возможные сценарии и останавливаясь на единственно верном. Он никогда не обременял себя объяснениями для других. Он просто повторял: «Я так решил. В этой фразе главный член предложения – местоимение «я».

– Представим на секунду, что за событиями последних дней стоят именно деньги. В вашей семье все заинтересованы в сохранении status quo, кроме Полины и Ивана. Ивану были очень нужны деньги. Настолько нужны, что, не получив их, он покончил с собой. Остается Полина, – Кен замялся.

– Она, конечно, сука, но чего ради Полине убивать папу. Она ждала наследника. Ей, наоборот, нужно было сдувать пылинки с мужа, превратившего ее из лягушки в царевну, – в глазах Лизы появились озорные искорки. – Правда она на лягушку похожа?

– Неправда, – сухо ответил Кен. – Лиза, если другого завещания нет и ты действительно являешься главной наследницей, тебе стоит подумать о надежной охране. По-моему, Полина тебя не очень жалует, а сейчас ты для нее – кость в горле.

– Мой дорогой, это взаимно. Впрочем, спасибо за беспокойство. Неужели я и для тебя теперь представляю повышенный интерес? – в Лизе начала оживать фурия.

– Конечно, жениться на миллиардерше – мечта моего детства. Особенно радует, что миллиардерша такая аппетитная, – Алехин вернулся на кровать, и солнце вновь выхватило пронзительно голубой цвет в его глазах. Лиза пересела и обняла его. Вскоре они забыли и о духовной Климента, и о царевне-лягушке.

Авиньон, госпиталь святой Терезы

С того момента, как начальник охраны Климова Игорь Петрович сообщил об исчезновении хозяина, прошло всего три дня. Теперь Игорь Петрович лежал в отдельной палате, тщательно охраняемой полицией. Комиссар Комндом, занимавшийся расследованием, навещал его дважды, но всякий раз уходил ни с чем. Карие глаза Игоря Петровича, некогда цепкие и наблюдательные, были широко распахнуты и, казалось, лишены даже отблеска мысли. Большую часть дня он смотрел в одну точку на стерильно белом потолке. Одет он был в смирительную рубашку.

Когда к дому Климова прибыла полиция, Игорь Петрович еще немного напоминал собранного и четкого начальника охраны. По-офицерски ясно изложил комиссару обстановку, которую застал в кабинете босса. Странности начались в тот момент, когда комиссар, говоривший с начальником охраны по-английски, прошел в дом. Комндом стукнулся головой о низкий свод лестницы, ведущей на второй этаж, и помянул отца всякой лжи.

– Дьявол! – сказал он негромко, но искренне. И тут Игорь Петрович прозрел.

– Конечно, комиссар! Как я раньше не догадался! Именно! Вот дурак! – Комндом с интересом посмотрел на начальника охраны. Глаза русского светились бешеным огнем.

– Вы о чем-то вспомнили? – спросил полицейский.

– Тут и вспоминать нечего, – Игорь Петрович истерически захихикал, – конечно, дьявол! Это он! Хвостище во-о-о! – Начальник охраны перешел на русский и сделал характерный жест руками, которым бывалые рыбаки описывают размеры своей добычи.

– Простите? – забеспокоился Комндом.

– Я лично все проверил, запер. Мышь не проскочит. Тишина была такая тихая! – нес околесицу Игорь Петрович.

– И что же?

– Как что?! Тут вечером раздался стон, страшный такой, нутряной.

– Вы слышали, как стонал раненый Климов?

– Да какой там Климов. Это был нечеловеческий стон, где-то глубоко. Это он, чертяга, стонал, – безумец опять перешел на русский.

– Успокойтесь, пожалуйста, – комиссар отечески похлопал Игоря Петровича по плечу, они все еще стояли на лестнице. – Давайте пройдем в комнату, и вы мне все подробно расскажете.

Мужчины поднялись. Начальник охраны гулко топал и сопел за спиной так, что Комндому стало немного страшно. «Надо было пропустить его вперед», – подумал он.

Они сели на стулья в еще не обставленной комнате, загроможденной большими коробками с маркировкой Christie’s. Игорь Петрович сдвинул колени как школьник, положил на них свои огромные руки и стал слегка раскачиваться, смотря куда-то поверх Комндома. Выглядело это странно. Немолодой стриженный бобриком мужчина в майке-алкоголичке, обнажавшей монументальные плечи и буханки бицепсов, был явно не в себе.

– Итак, вы слышали стон?

– Да! – Игорь Петрович стал истово креститься и бормотать по-русски: «Изыди, сатана».

– А потом что?

– Потом стало тихо, я поднялся к боссу, постучал, а он мне так со смехом отвечает: «Ты что, выпил, что ли?»

– Вы видели Климова?

– Никак нет, мы через дверь разговаривали.

– Вы уверены, что это был голос Климова?

– На все сто. Я двадцать лет с ним бок о бок. Такое вместе пережили.

– А почему вы все-таки решили, что тут побывал дьявол?

– А кто же еще сквозь стены толстенные пройти сможет? Человек не сможет. Однозначно! Вспомнил! – почти закричал Игорь Петрович. – Из-под двери, когда я подошел, красный свет исходил. Как из преисподней.

– Свет? Это очень интересно.

Комиссар осторожно достал трубку телефона и по-французски приказал вызвать «Скорую». Но он опоздал. Начальник охраны вскочил и побежал вниз, выкрикивая по-русски: «Черти, черти, святой водой надо окропить! Это за грехи наши!»

Игоря Петровича госпитализировали силой. В результате операции у одного полицейского была сломана челюсть, под глазом другого красовался здоровый фингал. И все-таки Комндом проверил насчет «красного света». Ничего похожего на следы возгорания в кабинете Климова обнаружено не было. Камин давно не топили, дымовых шашек не зажигали. «Русский явно сошел с ума», – констатировал комиссар.

Теперь, после уколов успокоительного, Игорь Петрович вроде бы унялся, хотя врачи благоразумно решили держать пациента в зафиксированном состоянии. Начальник охраны раз за разом прокручивал в голове тот день. Он хорошо помнил, как они с боссом садились в Лионе в «Майбах». За границей Климов позволял себе ездить на сверхдорогих лимузинах, которые никогда не использовал в России, чтобы не злить вертикаль. Все было как обычно. Климов молчал, читал журнал «Джентльмен», даже процитировал несколько понравившихся ему мест:

– «Одряхлев, восклицательный знак становится вопросительным». Классно сказано. Или вот еще: «Если вы прожили год и видели смену времен – зимы, весны, лета, осени, – то вы уже все видели! Ничего нового вы уже не увидите».

Потом они приехали в Авиньон. Никаких распоряжений Климов не оставил, только сказал, что сегодня же может отправиться в Лондон. Игорь Петрович попытался припомнить, не сделал ли он чего лишнего или неосторожного, но все было, как обычно, тип-топ.

Неаполь, лето Господне 1345, месяца ноября 5-й день

Долго не писал сюда, чему были свои причины. К удивлению моему, госпожа Иоанна не только не наказала Людовика за совершенное преступление, но даже никого из его людей, хотя, по правде сказать, мудро было бы предать этих злодеев жестокой казни. Зрелищем этим уняла бы кровавую жажду толпы и отвлекла ее внимание от собственной персоны. Будто не нашла бы она другого любовника взамен ничтожного Людовика. Но этого не случилось. Воистину глупость сильных мира сего – большая помощница в наших замыслах.

Народу объявили, что короля убили неизвестные лица. Никто, конечно, этому не поверил. В тот же день на рынке поймали бродягу, который возмущал народ слухами, будто сама госпожа Иоанна кромсала ножом несчастного своего мужа, пока Людовик со товарищи держал его. Бродягу следовало бросить в тюрьму, но госпожа Иоанна повелела лишить его языка, а потом высечь. Для народа другого доказательства ее вины уже было не нужно. На следующий день весь Неаполь был охвачен слухами. Некоторые же вполне почтенные граждане стали собираться в группы и требовать справедливого суда над убийцами. Стражники попытались было задержать кого-то из смутьянов, но народ их отбил и с ликованием носил на руках по улицам, словно героев. Как часто случается, кто-то сочинил песню о добром короле Андрее, прекрасном, как Антиной, кротком, как агнец, и мудром, как Соломон, что от начала и до конца было вздором. Покойник был уродлив, заносчив и глуп, но кого теперь интересовала правда. Песню пел весь город по тавернам и рынкам. Люди ведь любят творить себе кумиров, особенно из тех, которых, как они считают, несправедливо умертвили. Одной якобы парализованной старухе было видение явиться на могилу короля Андрея. Ее принесли, положили на каменную плиту, и она, полностью излечившись, пошла восвояси на собственных ногах. Вскоре туда устремились все косые, бесплодные и хромые в пустой надежде на помощь и заступничество.