Читать интересную книгу Умный выстрел - Михаил Нестеров

Эта была трогательная сцена, и автором ее являлся Гутман. Я увидел его, когда во второй раз повернулся к залу для очередного снимка. Он был к конце зала, кивнул мне, как бы говоря: «Все правильно, так и должно быть».

А дальше… Дальше мы пили шампанское и перебрасывались шутками. Я не состоял на службе, потому мне вручили медаль без изображения мечей. Виталию Аннинскому — с мечами. Но скоро я бросил измываться над святынями. Мне была дорога эта награда, и я заслужил ее. Преисполняясь гордостью после второго бокала шампанского, я жалел только об одном: что рядом со мной нет моего единственного друга…

Глава 7

Перекресток Сошиной

Этот пятничный октябрьский день выдался прохладным. Листок перекидного календаря подрагивал, как от сквозняка. Я надел лучший костюм с чистошерстяной тканью верха. Сегодня джемпер нейтрального бежевого цвета показался мне исподним, и я отказался от этой теплой кофты. Я редко надевал плащ, еще реже — в сочетании с классической шляпой, хотя мне нравился такой образ, соответствующий моей профессии. Мне казалось, люди глазели на меня и рыскали в поисках скрытой видеокамеры. В общем, я отказался от образа Перри Мейсона и выбрал для этого холодного дня легкое однобортное пальто с тремя пуговицами. Обувь — для меня это особая тема. Я не мог позволить себе очень дорогую, и выбор мой был стандартным: цена — качество. Следить за состоянием обуви меня научила армия, и мои ботинки всегда были в безупречном состоянии.

Поездка по запруженным улицам столицы утомляла и раздражала меня, и я пользовался автомобилем, только когда это было оправданно и необходимо. На мотоцикле, понятно, я к судье приехать не мог. На станции метро «Новогиреево» я направился к западному выходу, где был эскалатор, работающий только на подъем. Обычная, ничем не примечательная станция, колонны которой отделаны мрамором и украшены разноцветным фризом, скрытые в ребристом потолке светильники, гранитный пол. К такому скромному оформлению нетрудно привыкнуть даже гостям столицы, которые в основном внимание обращают на информационные табло: переход на другую станцию, выход к станциям и улицам. И вот передо мной шестиэтажное здание суда.

Оглядевшись в холле, я подошел к стойке дежурного, лет двадцати пяти прыщавого парня:

— У вас есть внутренний телефон?

— Да, только телефон для внутреннего пользования, — автоматически поправил он меня и пододвинул мне список телефонов судей, их помощников, работников канцелярии. — Телефон напротив.

Трубка телефонного аппарата была порядком засалена, и мне пришлось пожертвовать носовым платком, протерев трубку и повертев им в отверстиях диска. Я стал брезгливым только сейчас, когда начал вживаться в роль важного человека. А буквально неделю назад я лежал на заплеванном полу, делал снимки и записывал стоны оплаченного секса. И я подумал о той скорости, с которой способен меняться человек. Если бы меня вчера официально включили в состав президентской команды, я бы попросил сюда помощника председателя суда с его личным носовым платком. Но слава богу, чуда не произошло, и я только играл роль важного человека.

Переговоры с секретарем Сошиной заняли несколько секунд. Несколько минут ушло на оформление пропуска, и вот я вначале слышу голос спешащего куда-то секретаря, представившего меня на скорую руку: «К вам Баженов Павел Ильич», потом — впервые вижу кусок нервов, завернутый в мантию. Этот сверток осталось бросить на весы и продать какому-нибудь гурману-каннибалу. Мои глаза выразили легкую иронию, и эта мимика не укрылась от Сошиной.

— Чему вы улыбаетесь?

Я не стал утаивать своих мыслей:

— Представил вас без мантии. Добрый день.

Опустив приветствие, она вопросительно и совсем необязательно приподняла бровь.

— Ваша фамилия Баженов?

— Точно.

И только сейчас решила поздороваться со мной:

— Здравствуйте, Павел Ильич.

— Называйте меня по имени — Пашей, — предложил я.

— Паша Баженов? — попробовала судья и того и другого и тоном скороговорки про Сашу, шоссе и сушку. — Вы не такой, каким я вас себе представляла.

— Разочарованы?

— Присаживайтесь.

Я принял предложение и не без интереса рассмотрел, чем питаются судьи во время перерыва между заседаниями. Это «большой» (литровый) фруктовый йогурт с кусочками ананаса и глазурованная булка размером с батон. И только теперь я пришел к выводу, что какой-то специальный режим питания — не для Сошиной. Если ее посадить на диету, она потеряет привлекательный румянец, ее симпатичные пухлые щеки обвиснут, изо рта потечет голодная слюна, и она начнет бросаться на каждого. В общем, легкая и совершенно здоровая полнота была ей к лицу. И чем-то она мне напомнила британскую певицу Адель с ее пышными формами и неповторимым голосом.

Видимо, я подпортил судье аппетит: она выпила всего пол-литра йогурта и съела полбатона. Так и сбросит в весе, если мы часто будем встречаться, подумалось мне.

— Чем могу вам помочь?

— Нам, — акцентировал я, пытаясь довести ее воображение до кремлевской роскоши.

— Я и сказала — вам. Мне что, нужно было выпрыгнуть из штанов, чтобы подчеркнуть множественное число?

— Знаете, я не богат, чего не скажешь о моем воображении.

Меня так и подмывало «расшифровать» этот мой тонкий комментарий: «Было бы любопытно взглянуть, как вы выпрыгиваете из штанов и при этом что-то акцентируете».

— Давайте останемся друзьями, — предложил я голосом такой высоты, которым собираются сообщить о разводе. — Если вы заняты, если у вас есть другие причины отложить разговор, давайте отложим его до лучших времен. Насколько мне известно, такие времена вступят в силу завтра, когда кремлевские куранты пробьют двенадцать. Вот мой номер телефона, позвоните нам.

Я вручил ей визитку, на которой были только мои фамилия, имя, отчество и номер сотового телефона. Белые символы на черном фоне. Этакий аналог спецномера на служебной машине. Черная метка.

Я считал, что повел себя правильно. Моя задача — наладить с судьей отношения, которые вписались бы в шаблон под названием «Укрощение строптивой». Я — это я, команда — это команда. Команда, согласно моей теории, — безмозгла и черства, а я наделен разумом и чувствами. И даже способен на компромисс. Я дал ей пищу для ума. А по правде говоря, моя миссия держалась на одном телефонном звонке. Но если переименовать миссию в аферу, то все вставало на свои места. У судьи много дел (и это прозвучало в моей голове как каламбур), но ее мысли часто будут обращаться ко мне. У меня же только одно дело, и я буду думать только о судье. И пусть она обвыкается.

Сошина сама позвонила мне в половине восьмого вечера. К этому времени я успел собрать достаточную информацию для работы с ней. Там не было ее привычек, но отмечались ее профессиональные навыки. Этот пакет контрольной информации, включавший в себя ее семейное положение (она была не замужем), позволил мне составить более или менее полное представление об этой тридцатилетней женщине и вести с ней равный, с небольшим креном в мою сторону, диалог. «Завтра в десять тридцать вас устроит?» — «Да», — ответил я. «До встречи», — попрощалась она со мной. Снова отметив время, я отказался выкинуть шутку и явиться к ней через три часа — в десять тридцать вечера, набрав на пульте домофона номер ее квартиры.

Я был в предвкушении встречи с судьей — не бог весть какое событие, но оно могло стать ключевым в моем частном расследовании. Но до того мне необходимо было повидаться с Пронырой. Кажется, он нашел для меня кое-какую информацию.

Так и оказалось. На столе перед Пронырой лежала стопка писчей бумаги. И он, демонстративно перебрав листы большим пальцем, словно намекая на шелест бумажных купюр, с места в карьер заявил:

— Вот что я нарыл для тебя. Единственный человек по фамилии Перевозчиков, так или иначе привязанный к ключевым словам — дебаркадер, лодочная станция, баркас — был убит на набережной в Самаре, спуск Осипенко, в 1996 году.

Я присвистнул:

— Ты глубоко копнул… Убийцу нашли?

— Одного нашли. Их было двое.

— Версия убийства?

— Передел в предпринимательской среде. По неофициальным данным — он отказался от протекции местной преступной группировки. 90-е — они хоть и лихие, но за отказ от крыши из автомата не расстреливают.

— Его расстреляли из автомата?

— Да. И вот как это было.

Скудноватые сведения Проныры в моем небедном воображении обросли деталями… Поздний вечер. Волны плещутся в песчаный берег. Яркие огни набережной, разноцветные палатки-кафе. Из колонок льется хит Вадима Казаченко «Туман над рекой». Другая палатка радовала хитом шведской группы «Ace of Base»: «All That She Wants» («Все, чего она хочет»). Праздная публика вдыхает суррогат свободы, запивает его забугорными сортами пива, забывая о родном «Жигулевском». Молодой еще, но уже грузный Перевозчиков смотрит вдаль, облокотившись о гранитный парапет. Он видит огни лодочной станции — ярко освещены каюты и палуба, по краям бонов горят габаритные огни. Но больше всего его манят ходовые огни баркаса. Судно успело преодолеть половину пути и вот сейчас сбавило ход, пропуская сухогруз. Вот он закрыл баркас своей темной, 100-метровой массой и как будто остановился… Перевозчиков дождался, когда баркас «выглянет» из-за грузового судна, и направился к широким ступеням, ведущим на пляж. Здесь не было причала, но по вечерам патрулирование навигационной инспекцией не осуществлялось, так что к песчаному берегу подходили катера и лодки. Баркас мягко ткнулся в песок. Матрос сбросил вниз трап, закрепив его верхний конец фалом. Собственно, это были сходни — широкая доска с поперечинами. По ним-то, ловко балансируя руками, стал подниматься этот грузноватый человек. Матрос наверху протянул ему руку. В этот момент завелся мотор «Казанки», стоящей на якоре в десяти метрах от берега; столько же его отделяло от баркаса. У нее не было номеров и габаритных огней. Находившийся на корме молодой человек, одетый в шорты и гавайку, поднял со стланей готовый к работе автомат и вскинул его для выстрела. Стрелок дождался момента, когда Перевозчиков посмотрит в его сторону, и придавил спусковой крючок. «Калашников» дернулся в его руках от двух коротких форсированных очередей. Нелепо взмахнув руками, Перевозчиков повалился было назад, но самоотверженный матрос сумел удержать его за руку. Через несколько мгновений, когда тяжело раненный Перевозчиков перетянул было матроса на себя и они вместе могли бы рухнуть в воду, стрелок дал поверх головы матроса короткую очередь, заставив того разжать пальцы. Перевозчиков упал спиной на трап и сполз по нему головой вниз. Он был еще жив, когда катер, лихо развернувшись в пяти-шести метрах от берега, на секунду сбавил обороты. Автоматчик отстрелял в голову своей жертве и убрал оружие. Рулевой, дав двигателю полные обороты, взял курс вниз по течению. Свежий ветер трепал кудри стрелка, избавившегося от автомата в районе Полевого спуска: он бросил его в воду. А зря. Рулевой обернулся и, оторвав одну руку от штурвала, быстрым движением выхватил из кармана пистолет. Автоматчик охнул, вдохнув напоследок большой глоток чистого речного воздуха. Его напарник выстрелил в него еще дважды и, потянув на себя рукоятку газа, другой рукояткой перевел двигатель на холостые обороты. Сбросив труп киллера в воду и избавившись от пистолета, он взял прежний курс. Что стало с той моторкой, никто не знает. Никто об угоне в милицию не заявлял. Может быть, она с пробитым дном догнивает на дне Волги… Труп киллера нашли через двое суток. Его прибило к берегу в районе дамбы, в нескольких десятках метров от того места, где он расстрелял свою жертву… Им оказался ранее несудимый, нигде не работающий молодой человек из благополучной семьи, всего полгода назад отслуживший срочную. В роте спецназа внутренних войск он был первым среди равных. Но свернул не на ту дорожку, по которой, как казалось ему, ходят только «правильные» киллеры — они не убивают случайных людей. Вот и он пощадил простого матроса. И эта игра, в которую его мастерски втянули, для него закончилась сокрушительным поражением.