Читать интересную книгу Введение в общую теорию языковых моделей - Алексей Федорович Лосев

цепочка классов, содержащая классы B(x1), B(x2) … B(xn), состоящая из такого же разбиения на классы, что и фраза A, то B будет структурой фразы A. Мы видим, что здесь имеется в виду обычное разделение предложения на его члены, но только разделение это выражено здесь структурно и модельно, поскольку структура B(A) и будет моделью множества фраз с такой же структурой.

Коснемся еще некоторых основных грамматических категорий, которые тоже являются принципами соответствующих грамматических моделей. Таковы категории окрестности и семейства.

Определим категорию окрестности. Окрестность есть один из видов разбиения множества слов. Именно окрестность – это система форм словоизменения одного и того же слова. Так, напр., все падежи данного существительного образуют собою известного рода окрестность. Все падежи обоих чисел данного существительного или данного прилагательного или вообще какого-нибудь имени тоже есть окрестность. Спряжение глагола во всех временах также необходимо считать определенной окрестностью. Но если мы ограничимся такого рода примерами, то термин «окрестность» не получит у нас ни модельного, ни вообще структурного значения. Тут понадобится совсем другая терминология. Поэтому термин «окрестность» надо понимать не в обывательском смысле, но в точном, структурном. Имея в виду, что «внутрь одной окрестности попадают те и только те формы, объединенные общей лексической морфемой, которые входят в одну парадигму склонения или в одну парадигму спряжения», мы можем иметь не только окрестность единственного, множественного или обоих чисел, но также окрестность единственного числа того или другого рода (муж., сред., жен.), или то же самое во множественном числе, в обоих числах и при разной комбинации грамматических родов. Такие же многочисленные окрестности можно установить и в спряжении глаголов, исходя из того или иного принципа окрестности. Понятие окрестности можно расширить, вводя в качестве ее принципа общую основу слова в соединении с наиболее продуктивными суффиксами и флексиями или даже без этого соединения. Так, напр., в окрестность глагольных форм могут попасть причастия, деепричастия, nomina agentis и nomina actionis. Смотря по точке зрения, «делатель» или «делание» может попасть в одну окрестность с формами глагола «делать». Н.С. Трубецкой и И.И. Ревзин говорят, что в некоторых славянских языках, напр., в чешском и словацком, от каждого имени, обозначающего одушевленное существо, можно образовать притяжательное прилагательное, которое при расширенном понимании окрестности будет относиться к той же окрестности, что и данное одушевленное имя. Нетрудно заметить, что здесь возможна самая разнообразная структура окрестности, как она возможна и в фонологии при установлении разных классов фонем.

Определим понятие семейства. Семейство тоже есть один из видов разбиения множества слов. Именно, семейство есть множество слов, которые между собой эквивалентны. А эквивалентны те слова, которые являются взаимозаменимыми в любой произвольно взятой фразе, куда входит одно из них. Например, взяв две фразы «Я пишу книгу» и «я пишу хорошо», мы с первого взгляда как будто бы можем заменить «книгу» на «хорошо», потому что грамматическая правильность фразы от такой замены не нарушается. Однако это только случайность, потому что фраза «Я прыгаю книгу» уже невозможна. Следовательно, для эквивалентности необходимо подчеркивать взаимозаменимость элементов не в каких-нибудь двух или трех случайно взятых фразах, но именно в любой фразе. Поэтому, если бы мы захотели говорить, например, о семействе слов, связанных с дательным падежом, то отнюдь не все слова в дательном падеже образовали бы собою одно единственное семейство. Например, «столу», «окну», «слону» есть одно семейство с точки зрения дательного падежа, если мы при этом не будем обращать внимания на категорию рода и на категорию одушевленности. Но взаимная замена этих слов во всех возможных фразах отнюдь невозможна или возможна только грамматически формально. Напротив того, если взять слова «окно» и «слона», то, хотя оба эти слова стоят в вин. падеже, они относятся к разным семействам, т.к. здесь играет роль категория одушевленности: можно сказать «я вижу окно», но нельзя сказать «я вижу слон». Также можно сказать «большое окно», но нельзя сказать «большое слон». Следовательно, эквивалентность, а значит, и семейство возможны только в условиях безусловной и универсальной взаимозаменимости соответствующих слов.

Можно дать и другое определение семейства, которое в своей основе ничем не отличается от приведенного только что здесь определения. Именно, если всякий физический предмет можно очертить, скользя по его периферии, то тот же самый предмет можно определить и скользя соответствующим образом по тому фону, который его окружает. Две фразы можно считать эквивалентными относительно какого-нибудь слова, если обе они имеют место в данном языке, т.е., как говорят, являются отмеченными. Так, например, эквивалентны фразы «… кипит» и «кошка пьет …» относительно слова «молоко», поскольку в русском языке имеются фразы «кипит молоко» и «кошка пьет молоко». Но те же две фразы не будут эквивалентными относительно слова «вода», поскольку можно сказать «кипит вода», но нельзя сказать «кошка пьет вода». Таким образом, с этой точки зрения, семейством надо называть множество таких слов, относительно которых эквивалентна каждая фраза из определенного множества отмеченных фраз.

6. Вопрос о практическом значении теории языковых моделей

Пластика речи и языка

Основное значение теории языковых моделей заключается прежде всего, не столько в использовании каких-нибудь новых методов для разыскания фактов речи и языка, сколько в повышенной культуре самого понимания (а в дальнейшем и соответствующего изучения) этих фактов. Всем известно, что в течение последних ста лет языкознание ставило своей задачей по преимуществу накопление все новых и новых фактов, причем никакая классификация и никакая языковедческая методология не могла угнаться за неимоверным количеством этих фактов и их достаточно глубоким освоением. После первой мировой войны в языкознании зарождаются и укрепляются скорее именно способы понимания фактов, чем способы их изыскания и накопления. Структурная лингвистика ставит как раз именно задачи понимания, а уже потом задачи накопления фактов.

При обыкновенном общении людей между собою, а также и в традиционной научной лингвистике больше всего обращается внимание на непосредственную звуковую или грамматическую картину речи и языка, хотя фактически никогда нельзя было обойтись без усвоения самой картины речевого звучания и грамматического строя. В настоящее время, под влиянием структурной лингвистики ощущается глубокая потребность дать именно картину речевого потока в ее относительной самостоятельности, а также соответственно и грамматики. Структурная лингвистика сразу же началась с незакономерного увлечения, что было, конечно, болезнью роста, не преодоленной еще и до настоящего времени. Думали и думают, что язык можно изучать вне всяких проблем смысла или значения. К языкознанию применяют методы математической логики, тоже стремящейся максимально оторваться от мыслимого содержания и