критически, дед привстал:
–Только одежка у вас не подходящая, надо малость переодеться,– и двинулся в сторону комнаты, выходящей окнами во двор. Пока он там копался, хлопнула входная дверь и в комнату вошла Матвеевна в сопровождении сухонькой немолодой женщины с пронзительными, острыми глазами. Поздоровавшись с нами, она перекрестилась на иконы и присела на лавку, внимательно осматривая нас, переводя взгляд с меня на Эдварда и обратно. Её взгляд был пронизывающим, словно она пыталась залезть глубоко в душу и узнать все тайны нашего бытия. Естественно, автоматически сработала защитная реакция, и на нее пошел ответный поток моей энергии, который заставил ее отшатнуться и с уважением посмотреть на меня. После обмена такими «визитными карточками» она расслабилась и попросила меня рассказать, что случилось с нами. Узнав нашу историю, она покачала головой.
–Значит, вы были там. И видели все это. Не каждому смертному дается такая возможность. А те, которые попадают туда, или не возвращаются, или возвращаются в таком состоянии, что их назвать людьми нельзя. Это очень сильное место, и на разных людей оно влияет по – разному. Я сейчас поговорю с Колей и посмотрю, что можно будет сделать.
Она подхватилась со скамейки и пошла в комнату, где лежал Николай. Пока она возилась там с ним, пришел дед, держа в руках пропитанную специфическим воздухом железной дороги одежду. Положив ее перед нами, он произнес:
–Одевайтесь, должно подойти. Что надо, берите с собою в мешок, но не набирайте очень много.
Мы последовали его совету и переоделись. Естественно, одежда преобразила и мой внешний вид, и Эдварда. Только лица выдавали нас, как представителей другой профессии, но только не железнодорожной.
–Ничего, – сказал дед. – Наденете картузы пониже, вымажете лицо сажей, и никто вас не узнает. Мать, собери нам поесть,– крикнул он в комнату, где две женщины кудахтали над парнем.
Я сел с краю на лавке и стал осматривать комнату. Случайно мой взгляд остановился на зеркале рукомойника, в котором отражалось все то, что делала Ивановна в соседней комнате. Она сидела у изголовья Николая, держа его за левую руку, и что-то расспрашивала. Затем встала и с помощью Матвеевны установила на комоде два зеркала лицом друг к другу, а посередине поставила зажженную свечку. Сначала цвет зеркал был блестящим, но потом по их поверхности пошли волны, она потемнела, и постепенно стали проявляться какие-то черты и образы. Нагнувшись поближе, я успел разглядеть знакомые очертания той овальной комнаты с книгой судьбы, в которой мы не так давно оказались. Затем промелькнули силуэты ребят, и зеркала сфокусировались на Николае, который сидел на каменном кресле без признаков жизни. Картина вырисовывалась так, словно кто-то невидимый разворачивал зеркала таким образом, чтобы обеспечить лучший вид. Однако, как Ивановна ни старалась приблизиться к заветной странице «Книги судеб», которая лежала раскрытой на столе, у нее ничего не получалось: или картинка уходила в сторону, или страница покрывалась рябью. Вскоре она закончила свои наблюдения, затушила свечу, а зеркала обрызгала водой из принесенной бутылочки и вытерла подолом своего платья.
Минут через пять после этого Матвеевна выскочила из комнаты, спустилась в погреб и поставила на стол крынку молока, вареную картошку, хлеб, соленые огурцы и кусок аппетитного сала. Дед первым сел за стол, пригласив нас садиться рядом, и, перекрестившись, начал завтракать. Мы последовали его примеру. Матвеевна, скромно сев в уголок, тихонечко сказала:
–Ничего не говорит, только что-то бредит непонятое.
–И ничего не скажет, – вступила в разговор вышедшая из комнаты Ивановна.
–То, что он прочел, предназначено только для него. Ведь это была книга судеб, а судьба у нас у каждого своя, и каждый несет свой крест, как может. Вот захотел знать свое – и получил свое. А какое оно «свое», теперь ведомо только ему. Он знает и чего-то боится. Страшно, конечно, жить, когда известно, что с тобой случится. И от этого становится еще страшней, потому что ты знаешь: несмотря ни на что это случится. И его нельзя ни отодвинуть, не перенести, ни оставить на потом. И это все постоянно ходит с тобой и за тобой. У любого тут будут нервы не в порядке. Но что-то придумаем, поможем парню. Поставим его на ноги. Это ему еще повезло, что вы его вытащили оттуда, потому что многие остаются там навсегда. Это твоя энергия спасла его и всех вас, – и она кивнула на меня. – В тебе много силы, и тебя ведет сам Всевышний, который помогает тебе. Ты ведь не простой, я это чувствую. С таким я встречаюсь впервые. И дело ты делаешь большое, и препятствует тебе чудище огромное, не от мира сего, которое постоянно ищет тебя, потому что ты для него угроза. Но ты победишь, не сразу и не легко, но победа будет за тобою. И друг твой тебе поможет в этом, он тебе не просто так дан. Придет его время помогать тебе в полную силу. И те знания, которые он накопил в заморских странах, помогут вам обоим.
Выдав все это нам, она повернулась к деду.
–А ты, Матвеич, помоги им. Большое и доброе дело они делают, и грех не помочь им в этом.
Затем она, вскочив на ноги, перекрестилась перед иконами, поклонилась нам и, обратившись к Матвеевне, сказала:
–Пускай сегодня полежит, оклемается, а завтра на утренней зорьке и начнем его на ноги ставить. Кажись, все, – и, повернувшись, вышла во двор, сопровождаемая хозяйкой.
Матвеич молча посмотрел на нас, затем встал, вытер усы большим ситцевым платком и сказал:
–Пора и нам в дорожку, а то пока доберемся, глядишь, и время подойдет. И надев картуз, вышел во двор. Мы тоже вскочили и, посмотрев на себя в небольшое зеркальце, висевшее над умывальником, пошли за ним.
И снова в путь
Тайными тропками и закоулками Матвеич через час вывел нас на железнодорожную станцию. В депо мы зашли с обратной стороны. Здесь царил полумрак, пыхтели паровозы, слышался стук ремонтных бригад. Оставив нас в уголке, дед смотался куда-то, переговорил то с одним, то с другим рабочим и призывно махнул нам рукой, показывая на паровоз, стоящий на выезде из депо. Он первым залез в него, скинул тужурку и надел рабочую куртку.
–Так, ребятки, это паровоз. В ваши обязанности будет входить – и он подробно рассказал, чем мы будем заниматься, демонстрируя это наглядно. Затем мы повторили его приемы, и вроде бы у нас получилось. После этого он дал нам замасленные куртки, а мешки приказал закопать в уголь,