экономической деятельности. «Лейбористская традиция, – пишет Гласман, – неотделима от христианства в признании того, что человечность человека не определяется исключительно его ценой»[251]. По мнению Милбанка, все дисциплины, все человеческие знания «должны обрамляться теологической перспективой; в противном случае эти дисциплины будут устанавливать зону, отделенную от Бога и основанную буквально на ничто»[252]. В качестве примера Милбанк и Пабст приводят христианскую концепцию «личности», противостоящую либеральному понятию индивида. Личность не является отдельной или атомизированной, как индивид, она укоренена в сети отношений с другими людьми и негосударственными институтами, является частью сообщества, имеющего общие цели и ценности[253]. Пабст призывает «возобновить сопротивление безличным силам либерализма, оторвавшим экономику от общества», уйти от узкого индивидуализма и стремиться к «взаимному процветанию»[254].
Вопреки образу «Синих лейбористов» как движения, придерживающегося лозунга «семья, вера и флаг», больше внимания Пабст уделяет критике неолиберальной концепции свободного рынка, чем критике прогрессивизма левых либералов. Капитализм, особенно после того, как Тэтчер и Рональд Рейган реанимировали идеи Фридриха фон Хайека и Милтона Фридмана, стал аморальной системой, которая приводит к имморальным результатам. Вопреки надеждам на изменение принципов функционирования рынка после рецессии 2007–2009 годов, многие по-прежнему трудятся на низкооплачиваемых, опасных, низкоквалифицированных работах; стоимость жизни продолжает расти быстрее заработной платы; эти факторы продолжают вести к хронической задолженности; «сверхбогатые» могут участвовать в рискованных экономических авантюрах, расходы за которые возлагаются на большинство населения; программа приватизации, начатая Тэтчер и продолженная «Новыми лейбористами», привела к росту неравенства и социальной поляризации[255]. Великобритания присоединилась к глобальной «гонке на понижение» – к сокращению зарплат для самых бедных и налогов для самых богатых – и теперь сталкивается с «парадоксом богатой экономики с бедными людьми». Мировая капиталистическая система «сочетает неприкрытую погоню немногих за властью и богатством с законной лицензией на объективно преступное, аморальное поведение, вредящее многим»[256].
Альтернативой этому, по мнению Пабста, служит «гражданская экономика», которая «соединяет экономическую прибыль с этическими и социальными целями»[257]. При такой экономике государство принимает законы и правила, которые связывают экономическую деятельность с общим благом, например создает финансовое и предпринимательское законодательство, которое вознаграждает те компании, которые получают прибыль, содействуя при этом благополучию общества, или выдает лицензии только тем компаниям, которые официально включают в свою деятельность «социальные цели и разделение прибыли». Вместо того чтобы компании и отдельные лица получали вознаграждение за рискованные предприятия, не приносящие обществу никакой пользы, можно поощрять и стимулировать этичное поведение, направленное на общее благо. На смену индивидуалистическому стремлению к постоянному увеличению богатства придет «реляционное стремление как к частной прибыли, так и к общественному благу ради взаимного процветания»[258]. Это представление опирается на католическое социальное учение, идеи сообщества и общего блага, взятые из англиканства и британского нонконформизма (наряду с другими религиями), а также на лейбористскую традицию, основанную на консервативных (в широком смысле) концепциях органического общества и укорененности в сообществе, которые были обесценены как левыми лейбористами, в последнее время представляемыми Джереми Корбином, так и – несмотря на их коммунитаристскую риторику – правыми «Новыми лейбористами», точку зрения которых выражает Тони Блэр[259].
От типичной социал-демократической экономики гражданская экономика Пабста отличается в двух ключевых аспектах. Во-первых, цель гражданской экономики – инкорпорировать в рынок моральные принципы, а не просто ограничить и зарегулировать его, позволив ему функционировать в соответствии с принципами аморальными. Социальная экономика требует «новой культуры добродетели и этики», которая должна быть достигнута «путем связывания прибыли с более широкими социальными и гражданскими целями»[260]. Во-вторых, заниматься этим должно не только государство: подобно тому, к чему призывал Тоуни, Пабст предлагает создать профессиональные ассоциации и гильдии, которые будут регулировать экономическую деятельность и, что еще важнее, развивать социально-ориентированный этос[261]. Этика профессионализма и заботы о сообществе, прививаемая этими организациями, должна стать главной преградой перед стремлением свободного рынка к получению прибыли путем сокращения производственных издержек, снижения заработной платы и продажи по неоправданно высоким ценам. Критики могут утверждать, что подобная модель морально ответственной рыночной экономики, в такой степени полагающейся на саморегулирование ее ключевых участников, нереалистична. Пабст отвечает им, что основанная на «благородном поведении» экономика «утопична только с точки зрения нынешней капиталистической логики и либеральной идеологии»[262]. В конечном счете «чем моральнее рынок, тем он подлинно свободнее»[263].
Заключение
Как и лейбористское движение в целом, левое христианство расколото вокруг вопроса о своих целях. Некоторые из тех, кто принадлежит к организации «Христиане слева», а также такие группы, как Jubilee и Ekklesia, присоединяются к традиционно более левой политике, которую пропагандируют Джереми Корбин и мелкие левые партии вроде Зеленых. Другие, как движение «Синих лейбористов», соединяют оппозицию прогрессивному социальному либерализму с представлением о новой этизированной экономике, которая станет альтернативой как эгоистическому индивидуализму тэтчеризма, который воспроизводят «Новые лейбористы», так и традиционному социал-демократическому подходу, подразумевающему государственный контроль и управление средствами производства. Поражение Лейбористской партии на довыборах в округе Хейтлпул в мае 2021 года, увенчавшее потерю мест традиционными лейбористами на всеобщих выборах декабря 2019 года, говорит о кризисе лейбористского движения. После Брекзита поддержка лейбористов со стороны христиан ослабевает: выборы 2019 года стали первыми в истории, на которых католики голосовали за консерваторов охотнее, чем средний избиратель по стране[264]. Левому христианству предстоит сыграть важную роль в ответе на эти вызовы.
Глава 3
Враждебное окружение: религиозный социализм в Европе
На территории континентальной Европы, в отличие от Великобритании, христианский социализм никогда не представлял собой значительного движения. Если с середины XIX века Церковь Англии, как мы видели, постепенно – на самом деле даже весьма охотно – стала принимать социализм, а нонконформисты занялись радикальной политикой, то в Европе для отношений между Церковью и левыми чаще была характерна взаимная неприязнь. Отдельные духовные лица и миряне могли принимать идеи демократии и коллективизма, но иерархи Римской католической церкви были непоколебимы в своем враждебном к ним отношении. Так, к примеру, в 1849 году в Париже на праздник христианских социалистов собрались 33 священника, поднявших тост за «Иисуса из Назарета, отца социализма», и все они были лишены сана своими епископами[265]. Одним из главных критиков социализма был папа римский Пий IX, занимавший престол в 1846–1878 годах; через три года после своего избрания он выпустил энциклику «Nostis et nobiscum», в которой осудил тех членов Церкви, кто собирался «подтолкнуть людей к тому, чтобы низвергнуть весь порядок дел человеческих и привлечь их к нечестивым теориям социализма и коммунизма в ложной вере, будто собственность других можно забирать и делить либо уступать в пользование каждому каким-то другим образом»