Адвокат, изнасилование… Вот оно что! А он-то, дурак, считал эту стерву невинной овечкой. А она никакая не овечка. Она расчетливая, беспринципная сука! Сейчас еще окажется, что не было никакой случайной встречи, что эта маленькая дрянь заранее все спланировала. Может, даже договорилась с Дашкой, с той станется…
— А если я откажусь платить? — Ему стало интересно, какие у нее планы.
— Если вы откажетесь платить, я пойду в милицию.
— И в милиции тебе вот так прямо возьмут и поверят! У тебя же нет никаких доказательств!
— У меня есть доказательства. — Девчонка сунула ему в руки какие-то бумажки. — Если возникнет острая необходимость, можно будет провести генетическую экспертизу. Необходимый… — Она запнулась. — Необходимый биологический материал я следствию предоставлю.
Вот даже как! Клим смял ксерокопии справок. Теперь совершенно ясно, что это точно не спонтанное решение смертельно оскорбленной девственницы. Это спланированная акция. Вот почему она так быстро слиняла — полетела к гинекологу, сдавать «биологический материал», запасаться справочками…
Клим считал себя уравновешенным человеком. Оказалось, он плохо себя знал. Оказалось, что ярость — это неотделимая часть его «Я».
— Значит, ты собираешься сообщить ментам, что я тебя изнасиловал? — спросил он.
— Да. — Она не расслышала угрозы в его голосе. Глупая, жадная сука…
— В таком случае мне все равно нечего терять. Одним разом больше, одним меньше…
Она отбивалась, кричала и царапалась, даже укусила его пару раз, но куда уж ей?! Она, конечно, хитрая и расчетливая, но она всего лишь женщина…
Это был самый ужасный секс в его жизни: ненужный, со скрипом песка на зубах, с горечью полыни, со стойким ощущением, что жизнь летит ко всем чертям…
Клим не стал смотреть, как она приводит себя в порядок, как торопливо, путаясь в рукавах, надевает свою ужасную джинсовку. Зашел по колено в реку, плеснул воды в пылающее лицо, сказал, не оборачиваясь;
— Я не дам тебе ни копейки, но я готов оплачивать твои услуги в розницу.
Девчонка долго молчала — он уже решил, что она ушла, — а потом заговорила срывающимся от ярости голосом:
— Я передумала. Десять тысяч… этого мало. Теперь ты заплатишь мне двадцать!
— Пошла к черту! — Он так и не обернулся. Незачем ему смотреть на эту маленькую дрянь. И не боится он встречаться с ней взглядом, просто не хочет.
— Двадцать тысяч в течение недели, или…
— Или что? — Все-таки он обернулся. Девчонка смотрела куда-то за линию горизонта. Наверное, прикидывала, как потратить его деньги. Стерва… — Может быть, ты не в курсе, но, как правило, секс между мужчиной и женщиной происходит по обоюдному желанию, и твои… — он брезгливо поморщился, — биологические материалы ничего не значат.
Она перевела взгляд на него, сказала жестко:
— Это не наш с тобой случай. Во-первых, об обоюдном желании речь не идет. — Она надолго замолчала, уставилась на песок у своих ног.
— А во-вторых? — не выдержал он.
— А во-вторых, я несовершеннолетняя. Думаю, суд примет во внимание этот факт.
Черт! Черт!! Черт!!! Как он об этом не подумал?! Это все осложняет…
— Я дам тебе неделю.
Если эта маленькая шантажистка и поняла, что он у нее на крючке, то виду не подала. По ее застывшему лицу вообще было непонятно, о чем она думает. Просто сфинкс египетский, а не женщина. Сердце кольнуло — а все-таки жаль, что у них все так получилось. Было бы интересно приручить сфинкса.
«Прекрати! — одернул он себя. — На такой прожженной бестии можно все зубы обломать. Ее невинность и неопытность — это всего лишь ловко состряпанная мистификация. И то, что она еще несовершеннолетняя, ничего не меняет».
— Через неделю я жду твоего ответа.
— Где мы встретимся? — Это был первый шаг к капитуляции, они оба это понимали.
Девчонка пожала плечами:
— Можно на этом же месте.
— Тебе понравилось? — Клим криво усмехнулся.
Она дернулась, точно от пощечины, сжала кулаки, а потом улыбнулась широко и безмятежно, словно он сделал ей комплимент.
— Мне понравилось чувствовать себя богаче на двадцать тысяч долларов.
— Уже чувствуешь? Не рано ли?
Ее улыбка стала еще шире. В этот момент Климу захотелось придушить или утопить эту девицу.
— В десять утра, ровно через неделю, я буду ждать тебя на этом же месте. С деньгами, — добавила она.
— Ты уверена, что у меня есть такие деньги? — спросил Клим.
— А ты уверен, что мне хотелось, чтобы ты меня насиловал? — парировала она. — Все, мне пора…
— Подожди! — Он поймал ее за рукав джинсовки. — Последний вопрос.
— Я тебя слушаю. — Она повела плечом, стряхивая его руку. — Только быстро, у меня мало времени.
— Это все Дашка?
— Что Дашка?
— Это она тебя надоумила?
Девчонка вдруг расхохоталась. Она хохотала так звонко и безудержно, словно он сказал что-то очень уморительное. Даже слезы на глаза навернулись; а отсмеявшись, посмотрела на Клима со смесью удивления и жалости:
— Эта глупая кукла здесь совершенно ни при чем. Ты сам меня надоумил, Клим Панкратов!
Он так ничего и не понял. Стоял и смотрел, как уходит девочка-сфинкс, мастерица загадывать загадки.
Алиса боролась со слезами до последнего — нужно было уйти красиво, с достоинством, чтобы этот негодяй ни о чем не догадался. Она дала себе волю только минут через десять: рухнула в колючую луговую траву, завыла в голос.
Взросление давалось нелегко. Взросление перекраивало душу, дробило кости, не позволяло вздохнуть полной грудью. Когда кончились слезы и голос охрип от крика, она переродилась — сбросила старую кожу, приняла условия другого мира. Теперь она стала его частью. Теперь она заставит остальных с собой считаться…
… — Красотуля, что так долго? — нетерпеливо спросила Зинон. Земля вокруг «жигуленка» была усыпана окурками. — Он согласился?
— Он согласится. Дай мне сигарету.
Ее самая первая в жизни сигарета была горькой как полынь, но Алиса докурила ее до конца, даже ни разу не закашлявшись. Она теперь — совсем другой человек. А через неделю они с Зинон станут богаче на двадцать тысяч долларов…
— …И теперь у меня только два выхода: либо отдать этой сучке деньги, либо послать ее ко всем чертям и загреметь на нары. Вот так. — Клим опрокинул в себя коньяк, страдальчески посмотрел на друга. С Виктором они уже полночи сидели в клубе, держали военный совет.
— Ну, предположим, на нары ты не загремишь. — Друг успокаивающе похлопал его по плечу. — Твои родители этого не допустят.