Читать интересную книгу Азенкур - Бернард Корнуэлл

Наступила долгая тишина. Пес, дремавший у дивана, заскулил, и чернобородый командующий наклонился потрепать его по голове.

— Спросите про Суассон, святой отец, — велел он.

— Я так и собирался, сэр Уильям.

— Значит, собирайтесь скорее, — холодно молвила дама.

— Ты объявлен вне закона? — вместо этого спросил священник и, не получив ответа, повторил вопрос громче. Хук по-прежнему молчал.

— Отвечай! — прикрикнул на него сэр Уильям.

— Очевидно, такое молчание красноречивее всякого ответа, — заметила дама. — Спросите его о Суассоне.

От ее властного тона священника передернуло, однако он повиновался.

— Расскажи, что произошло в Суассоне, — велел он, и Хук вновь описал, как французы вошли в город через южные ворота, как они насиловали и убивали, как сэр Роджер Паллейр предал английских лучников.

— И спасся лишь ты один? — ядовито осведомился священник.

— Мне помог святой Криспиниан.

— О! Сам святой Криспиниан? — повел бровью священник. — Как любезно с его стороны!

Кто-то из латников сдавленно хохотнул, остальные не скрывали неприязненных взглядов. Недоверие сгущалось вокруг коленопреклоненного стрелка так же плотно, как дым вокруг широкого камина. Еще один латник, не отрывая глаз от Мелисанды, что-то шепнул соседу, тот захихикал.

— А может, тебя отпустили французы? — резко бросил священник.

— Нет, — мотнул головой Хук.

— Тебя прислали намеренно?

— Нет!

— Чтобы счесть войско, хватит и простого лучника, и если наш государь соберет армию, французы захотят узнать ее численность.

— Нет! — повторил Хук.

— Значит, тебя отпустили, а в награду дали шлюху? — не отставал священник.

— Она не шлюха! — разозлился Хук под откровенными ухмылками латников.

Мелисанда, до сих пор не раскрывавшая рта из робости перед стражами в доспехах, перед спесивым священником и томной дамой, полулежащей на подушках, наконец обрела дар речи. Вряд ли она поняла слова священника, однако его тон не оставлял сомнений, и Мелисанда, выпрямившись, вдруг заговорила дерзко и решительно. В ее беглой французской речи Хук едва ли улавливал одно слово из сотни. Говорила она так страстно и возмущенно, что остальные, очевидно знающие французский, слушали не перебивая — ни командующий, ни священник даже не пытались ее остановить. Она явно рассказывала о падении Суассона, и когда ей на глаза навернулись слезы и потекли по щекам, она возвысила голос и теперь бросала слова в лицо священнику, словно желая пригвоздить его к месту. Вскоре она иссякла и, указав на Хука, опустила голову и разрыдалась.

На несколько мгновений повисла тишина. Какой-то человек в кольчуге шумно распахнул дверь зала, увидел внутри людей и так же шумно ушел. Сэр Уильям задумчиво посмотрел на Ника.

— Ты зарезал сэра Роджера Паллейра? — прямо спросил он.

— Да, я его убил.

— Для преступника, объявленного вне закона, это заслуга, — твердо вымолвила жена сэра Уильяма. — Если девушка говорит правду.

— Если, — встрял священник.

— Я ей верю, — бросила дама, поднимаясь с дивана.

Подхватив собачку одной рукой, она подошла к краю ковра и наклонилась поднять Мелисанду. Держа ее под локоть, она тихо заговорила с девушкой по-французски и повела в дальний конец зала, где виднелась скрытая драпировкой дверь.

Сэр Уильям дождался, пока жена уйдет, и встал.

— Полагаю, святой отец, лучник говорит правду, — решительно произнес он.

— Может, и так, — снизошел священник.

— Я уверен, что он не лжет, — настойчиво повторил сэр Уильям.

— Не проверить ли? — Святой отец чуть не потирал руки от предвкушения.

— Вы намерены его пытать? — потрясенно спросил его командующий.

Тот слегка поклонился.

— Истина священна, милорд. Et cognoscetis veritatem, et Veritas liberabit vos! — процитировал он по-латыни и, осенив себя крестом, перевел: — И познаете истину, и истина сделает вас свободными!

— Я и так свободен, — бросил чернобородый командующий. — Не наше дело исторгать истину из ничтожного лучника. Оставим это другим.

— Разумеется, милорд, — согласился священник, едва скрывая досаду.

— Значит, вам известно, куда его следует направить.

— Конечно, милорд.

— Так позаботьтесь об этом. — Обернувшись к Хуку, сэр Уильям велел ему встать. — Французов убивал?

— Многих, мой господин, — ответил Хук, припомнив стрелы, летевшие в полуосвещенную брешь.

— Похвально, — сухо отозвался командующий. — Однако смерть сэра Роджера Паллейра делает тебя либо героем, либо преступником.

— Я лучник, — решительно произнес Хук.

— Лучник, — сурово кивнул сэр Уильям, вручая ему серебряную монету. — Лучник, чей рассказ должны услышать за проливом. Из Суассона доносилась лишь молва, ты первый принес подтверждение.

— Если он там был, — злобно вставил священник.

— Вы слышали, что говорила девушка! — осадил его сэр Уильям и вновь обратился к Хуку: — Расскажи в Англии, что видел.

— Я объявлен вне закона, — неуверенно возразил Хук.

— Делай что велено, — оборвал его командующий. — Ты едешь в Англию.

Так Хук с Мелисандой оказались на корабле. Леди Бардольф, жена сэра Уильяма, одела Мелисанду в приличное платье, и их отправили вместе с гонцом, который вез письма в Лондон и располагал деньгами, чтобы платить за пиво и еду во время путешествия. У Мелисанды, которая ехала верхом на небольшой кобыле, вытребованной для нее гонцом в конюшнях Дуврской крепости, к приезду в Лондон с непривычки ломило все тело.

— Ждите здесь, — без дальнейших слов велел им гонец, когда они, переехав через мост, передали лошадей конюхам Тауэра.

На ночлег Хук с Мелисандой устроились в коровнике. Никто в огромной крепости толком не объяснил, зачем их сюда привезли.

— Вы не пленники, — обмолвился как-то винтенар — начальник над двадцаткой лучников.

— Нам нельзя отсюда выходить, — возразил Ник.

— Выходить нельзя, — согласился винтенар. — Но вы не пленники. Иначе кто б тебе дал миловаться с подружкой каждую ночь? — Он усмехнулся. — Где твой лук?

— Оставил во Франции.

— Тогда пойдем, выберешь новый.

Винтенара звали Венабелз, он сражался за старого короля еще при Шрусбери. Вражеская стрела, угодив ему в ногу, оставила его навсегда хромым. Он привел Хука в сводчатый подвал большой башни, где на широких деревянных настилах хранились сотни новых луков.

— Выбирай, — повел рукой винтенар.

В полутемном подвале луки — прямые, с ненатянутой тетивой, хотя уже с роговыми наконечниками на концах — лежали плотно друг к другу, каждый высотой с рослого человека. Хук, вынимая их по одному, проводил ладонью по толстому цевью. Луки были сделаны умело; порой мастер оставлял даже бугры и сучки, чтобы не ослаблять древесину. Поверхность одних луков слегка лоснилась от смеси жира и воска, которой покрывалось готовое оружие, другие пока оставались невощеными, и Ник их не трогал — дереву еще нужно было вылежаться.

— Луки в основном из Кента, — пояснил Венабелз, — хотя есть и лондонские. Лучников тут не делают, зато луки хороши.

— Точно, — согласился Ник, вытягивая самый длинный. К середине древко утолщалось, он обхватил его левой рукой, слегка выгнул верхнюю часть цевья и отошел к решетке, сквозь которую лился солнечный свет.

Лук был прекрасен. Тисовое дерево, из которого его сделали, росло в южной стране, где солнце сияет живее и ярче. На лук пустили цельный ствол тонковолокнистой древесины без единого сучка. Хук провел рукой по плавно расширяющемуся древку, ощущая пальцами тончайшие неровности, оставленные скобелем мастера. Лук был новым: заболонь, из которой делали внешнюю часть цевья, со временем примет медовый оттенок, а пока она оставалась белой, как грудь Мелисанды. Для внутренней же части бралась ядровая древесина цвета спелого желудя — как лицо Мелисанды, — и лук казался сделанным из точно подогнанных полос, белой и коричневой, хотя в действительности цевье было вырезано из цельного тисового ствола на стыке ядра и заболони.

«Господь сотворил лук, как сотворил мужчину и женщину», — сказал когда-то Нику пришлый священник в родной деревне. Господь сделал заболонь и ядро единой плотью, и такое слияние делало боевой лук воистину смертоносным. Темная жесткая сердцевина на внутренней части лука не поддавалась сжатию и при натяжении тетивы стремилась выпрямиться; светлая заболонь на внешней стороне свободно изгибалась дугой, зато, подобно сердцевине, норовила сразу же расправиться, и как только тетиву отпускали, заболонь упруго возвращала цевье в прежнее положение. Гибкий хребет тянуло разжаться, жесткая основа его подталкивала, и стрела неслась навстречу цели.

— Для какого ж силача это делали? — с сомнением произнес Венабелз. — Посох для Голиафа, а не лук! О чем только думал мастер?