Читать интересную книгу Точки пересечения - Михаил Черненок

— Уверены в этом?

— Стопроцентно. Анжелика клянется, что мама нафантазировала на репетитора.

— У вас с Анжеликой приличная разница в возрасте…

Милосердов опустил голову:

— Это не имеет существенного значения.

— Позвольте нескромный вопрос. Почему вы, человек с высшим педагогическим образованием, работаете официантом?

Переставший было раскачиваться Милосердов вновь засверкал стеклами очков и, видимо, решил отделаться шуткой:

— Судьба играет человеком…

— Хотелось бы, Владимир Олегович, услышать от вас серьезный ответ, — сказал Бирюков.

Милосердов резко остановил кресло-качалку, уставился очками в пол. После некоторого раздумья заговорил:

— Свою педагогическую карьеру я испортил в зародыше, когда, закончив институт, вместо школы пошел работать переводчиком в «Интурист». Намерения были серьезные. Хотелось в совершенстве овладеть языком, так сказать, при постоянном живом разговоре с иностранцами. Не получилось. Друзья подвели. Одному хотелось иметь импортные джинсы, второму — свитер, третьему — пачку зарубежных сигарет. По легкомыслию молодости я старался всем друзьям угодить и… пришлось с «Интуристом» распрощаться. Работать в школе не рискнул — многое из педагогики забыл. А куда еще с педагогической специальностью устроишься?.. Случайно попалось объявление: «Тресту ресторанов требуются официанты». Рассчитывал поработать временно, чтобы иметь кусок хлеба, но в конце концов решил кормиться по принципу: лучше синица в руках, чем журавль в небе.

— И как эта «синица» кормит?

— Не жалуюсь, концы с концами свожу… — Милосердов чуть улыбнулся и вдруг сменил тему: — Если я правильно запомнил, ваша фамилия Бирюков?..

— Да, моя фамилия Бирюков, — подтвердил Антон.

— Вы родом не из Березовки?

В заставленной мебелью комнате было душно. Бирюков, чтобы вытереть вспотевший лоб, потянул из кармана пиджака носовой платок и услышал, как об пол стукнулась расческа. Нагнувшись за ней, Антон заметил под столом блеснувшую целлофановой оберткой коричневую книжицу. Вместе с выпавшей расческой поднял ее — это было водительское удостоверение Зоркальцева.

— Так… — хмуро проговорил Бирюков. — Объясните, каким образом этот документ оказался у вас?

Милосердов тревожно сверкнул стеклами очков.

— Наверное, у парня из кармана… — внезапно заволновался он. — Да, конечно же!.. Парень, когда выхватил пистолет, стоял на этом самом месте, возле стола. Честное слово. Не верите?..

— Верю, — сказал Антон, решив, что пора начинать разговор, ради которого пришел сюда. — Владимир Олегович, где находится дача Зоркальцева?

— Представления не имею! — торопливо выпалил Милосердов, видимо, не ожидавший столь быстрой смены разговора.

— О том, что дача сгорела, конечно, знаете?

— Следователь говорил. Даже выписанный мною счет показывал.

— Не вспомнили тех клиентов?

— Не вспомнил.

Очень быстрый ответ насторожил Бирюкова. Антон еще острее почувствовал раздражающее влияние поблескивающих зеркальных очков, сквозь которые совершенно не просматривались глаза собеседника, и спросил:

— Почему, Владимир Олегович, даже в комнате не снимаете темные очки? Здесь не так уж много света…

— Глаза болят. В деревне помогал родственнику строить гараж и так насмотрелся на электросварку, что врачи строго предупредили: без темных очков — ни шагу.

Милосердов крепко сжал сцепленные в пальцах руки. Внешне он выглядел спокойно, и это показалось Бирюкову неестественным.

По наблюдениям Антона, люди, подвергшиеся нападению вооруженных грабителей, как правило, очень долго не могли прийти в себя.

— Какие деньги требовал от вас парень? — опять задал вопрос Бирюков.

— Не знаю.

— Задолжали ему?

— Я совершенно незнаком с ним.

— Как он выглядел?

— Ростом — средний. Куртка нараспашку, джинсы, шляпа и… темные очки. Словом, типичный бандит. Цвет одежды, естественно, назвать не могу — у самого очки с темными стеклами…

Милосердов, видимо машинально, хотел показать Бирюкову цвет своих очков. На какой-то миг он приподнял очки, но, спохватившись, сразу водворил их на прежнее место. Однако Антон успел заметить, что на воспаленных веках Владимира Олеговича нет ресниц.

— Что с вашими глазами? — быстро спросил Бирюков.

— Говорю, электросварки нахватался.

— Так сильно, что даже ресницы сожгли?

— Это врачи так… лечили…

— Первый раз встречаюсь с таким лечением, — недоверчиво проговорил Бирюков, осененный внезапной догадкой: — Владимир Олегович, ведь это вы сожгли дачу Зоркальцева.

— Ошибаетесь, — очень-спокойно ответил Милосердов, но от взгляда Бирюкова не ускользнуло, как у того задрожали руки.

— В какой поликлинике лечили глаза? — пошел в наступление Антон.

Руки Милосердова задрожали сильнее:

— Какая разница?

— Сейчас позвоню, и врачи наверняка подтвердят, что у вас был ожог, — Антон протянул руку к телефону. — Так где лечились?

— Нигде не лечился, — вроде бы со злостью сказал Милосердов после долгого молчания. — А глаза на самом деле обжег… У костра, на рыбалке.

— Кто может подтвердить?

— Со мной никого не было. Разжигая костер, плеснул бензина…

— Зачем же об электросварке и врачах солгали?

— Неудобно было в собственной неловкости признаться.

Бирюков интуитивно почувствовал, что Милосердов изворачивается. Надо было действовать решительно. Антон молча набрал номер Шахматова. Услышав в телефонной трубке знакомый голос начальника отдела розыска, сказал:

— Виктор Федорович, звоню из квартиры Милосердова. Есть предположение, что около часа назад здесь побывал вооруженный грабитель. Приезжайте срочно со следователем и прокурором. Видимо, придется делать обыск…

— Не надо! Не позволю! — Милосердов внезапно вскочил с кресла-качалки и резко протянул руку к трубке, словно хотел вырвать ее у Бирюкова.

Антон отстранился:

— Почему не позволите? Дело очень серьезное, мы не самодеятельный спектакль разыгрываем.

— В моей квартире нечего искать! Ищите бандита, который хотел меня ограбить.

— Виктор Федорович, срочно приезжайте, — сухо сказал Антон и, положив трубку на аппарат, встретился взглядом с непроницаемыми очками Милосердова. — До приезда следственно-оперативной группы у вас есть время искренне рассказать всю правду. Поймите, что с вами не в бирюльки играют и что у юристов существует определение, называемое чистосердечным признанием…

Милосердов обмякше опустился в кресло. Какое-то время он в упор глядел на Антона. Затем его будто прорвало:

— Я действительно поджег дачу Зоркальцева. Из ревности поджег! Хочу жениться на Анжелике Харочкиной, а Зоркальцев роман с ней завел, увеселительные вечера стал на даче устраивать! У меня разум помутился, взял канистру с бензином… Когда поджигал, пламя опалило лицо. Я готов возместить Зоркальцеву причиненный ущерб. Все заплачу, все… — И заплакал по-детски, навзрыд.

Зрелище было не из приятных. Бирюков поморщился:

— Извините, не могу поверить в такую версию.

— П-почему?!

— Потому что вы не из тех людей, которые способны терять разум от ревности. Не тяните время. В чем истинная причина поджога?..

Милосердов уткнулся лицом в ладони, глотая слезы, обреченно выдавил:

— Таня Зоркальцева заплатила мне двести рублей. Она сильно ревновала Геннадия и попросила уничтожить дачу… Клянусь, это чистая правда.

«Удивительный тип. В погоне за деньгами ничем не брезгует», — подумал Антон и быстро спросил:

— Куда исчез Зоркальцев, знаете?

— Честное слово, не знаю. Последний раз он заезжал ко мне, не соврать бы… Одиннадцатого июня. Да, да! Одиннадцатого…

— Зачем?

— Чтобы купить… — Владимир Олегович показал рукой через плечо, — этот старинный гарнитур.

— Не сторговались?

Милосердов достал из кармана пижамы носовой платок и стал вытирать щеки под очками.

— Сторговались на семи тысячах. Геннадий утром свозил меня к нотариусу, чтобы заверить расписку в получении от него денег, потом привез деньги. Сказал, вечером пригонит за покупкой грузовик, но до сих пор не приезжает.

— В какое время он был у вас?

— К нотариусу мы ездили после девяти утра, а деньги Геннадий привез где-то… в двенадцатом часу.

— В машине с Зоркальцевым никого не было?

— Утром не было. А когда деньги привез, я машину не видел.

Бирюков обвел взглядом мебель:

— Не много ли семь тысяч за такое старье? Вы ведь сказали, будто за бесценок купили…

— Это же антикварные вещи! — Милосердов вроде бы оживился. — Семь тысяч — дешевизна. Вот Зоркальцев и уговорил меня уступить ему гарнитур. Он наверняка продал бы его в два раза дороже.