очутилась в наполненной водой кастрюле, стоявшей в раковине, я не поняла. То ли Вася взмахнувшей от неловкости рукой задел, то ли я сама оказалась неуклюжей, но факт остаётся фактом – яркий буклет влетел, как реактивный самолёт, в мутную воду и погрузился на дно прямо на наших глазах! И опять мы одновременно поспешили на спасение утопающего, потеряв драгоценные секунды на излишне суетливые движения.
Когда программка была извлечена на свет, никаких пометок на ней уже не оказалось. Растворились в мыльной воде, как будто ничего и не было. А может быть, и в самом деле не было?
– Ну что? – Василий переводил растерянный взгляд с размокшего листка на меня. Лицо у него было виноватым.
– Кажется, что-то ещё можно прочесть. Или нет… Посмотри, Вась!
– Ну… – он повертел буклет в разные стороны. – Если быть честным, то ни одного слова про Анну Требко я не увидел.
– Вот досада!
– Но ты ведь легко можешь это уточнить у… того человека, который слушал оперу вместе с тобой!
– Это исключено.
– Тогда… Хочешь, я Светке позвоню, и она что-нибудь придумает? Есть у неё одна подруга, любительница театра, уж та наверняка в курсе, пела сегодня твоя Требко в Арбузове или нет!
– Нет, Вася, не надо! – Я аккуратно встряхнула программку над раковиной и посмотрела ему в глаза. – Что-то мне подсказывает, что больше копать нельзя. Я и так уже дальше дозволенного пролезла, и кто знает, к чему моя упрямая настырность может привести? А если я вред нанесу себе или… кому-нибудь ещё, то никогда этого себе не прощу! Всё, на этом мы ставим точку. Отбой, Вася!
– Тебе видней, Изольда, – беспрекословно согласился он, ничуть даже, кажется, не удивившись моему решению.
Скорее всего такое спокойствие связано с отстранённостью от малоизвестного тебе человека. Ну да, ведь так и есть, мы знакомы-то всего два дня, а через пару недель и вовсе расстанемся навсегда. Так что всё правильно и вполне разумно.
– Вась, рыба была чудесная, спасибо тебе! И я иду спать!
– Доброй ночи, Ида!
– Как ты меня назвал? – ахнула я.
– Ида, – растерялся он. – Я что-то не то сказал?
– Ну… – я помолчала задумчиво. – А впрочем… Можешь называть. Разрешаю.
– Спасибо…
– До завтра, Вася! Не забудь пригласить свою Лику!
– Вот я балбес, совсем из головы выскочило! Сейчас ей позвоню…
Глава 8
Только тогда я поняла, что он не придёт, когда тени изменили своё направление, а пальцы, тосковавшие по нежным касаниям, окончательно превратились в ледышки. Весь день я проторчала в этом дворе! Закончив первый рисунок, я, покрутившись немного, начала и второй, а там и третий оказался на подходе. Но Матвея всё не было, и меня всё сильнее окутывала тоска, горькая и отчаянная. Привкус этой горечи сдавливал горло, мешал дышать, и даже привычные действия художника не спасали, не могли отвлечь.
Больше тянуть было невозможно. Я не могла подвести Васю, которому обещала быть дома не позже семи.
Огрызок альбомного листа, на котором ледяными пальцами был выведен номер моего телефона, я оставила на скамейке, для верности придавив камушком…
– Что случилось, Ида? У тебя такие глаза…
– Замёрзла, просто замёрзла… Ну, показывай свою Лику!
Моё пальто было бережно повешено на вешалку, заботливо подставлены тапки прямо к моим ногам, и улыбкой чуть растоплено остывшее сердце. Совсем чуть-чуть, но этого хватило, чтобы сделать глубокий вздох. Кажется, первый за сегодня…
Лидия оказалась совершенством. Длинные прямые волосы идеального пшеничного оттенка, – именно такие, о которых я мечтала всю жизнь! – гибкая стройная фигурка, сочная там, где надо быть сочной; правильное, будто кукольное, лицо с поражающими размером светлыми глазами и маленьким точёным ртом. Были ли какие-нибудь недостатки у этой девушки? Я не заметила, хотя разглядывала, признаюсь, изо всех сил. Мне поставили задачу, и я твёрдо шла к её исполнению. Ладно, посмотрим, какая ты внутри, Лика-Лидия…
– Добрый вечер, Изольда! – мягко растягивая гласные, произнесла она. – Вы пунктуальны!
Как будто мы на деловую встречу собрались! Впрочем, если исходить из мотивов её возникновения…
– Здравствуйте, Лидия! Я старалась.
Если произнесённое имя и доставило его обладательнице неудовольствие, то она это очень умело скрыла. Похвальное самообладание. В семейной жизни пригодится.
– А мы с Ликой фотографии рассматривали! – Вася явно чувствовал себя неловко, излишне суетился. – Семейные. У нас со Светкой несколько альбомов…
– Обожаю старые фотографии! – обрадовалась я. – Мне кажется, люди на них такие естественные, живые!
– Я тоже об этом говорил! Правда, солнышко?
Он повернулся к своей возлюбленной и даже слегка коснулся её руки.
– Да, дорогой! – она по-хозяйски подхватила Васю под руку. – У вас просто чудесные фотки, чудесные! И ты такой милый малыш, на Колю Баскова похож.
– На кого? – озадачился Василий.
– На Баскова! Ну, помнишь, я тебе песню ставила?
И она пропела несколько строчек – вполне, признаться, милым голоском – из какой-то песенки, которую я слышала впервые. От современной эстрады я не испытываю особого удовольствия. Но слух у девушки есть, и это не может не радовать. Хотя к чему в семейной жизни хороший музыкальный слух?
– Ах, да-да! – пробормотал Вася, но что-то мне подсказывало, что ни о Баскове, ни о песенке он не вспомнил. – Конечно, помню! Девочки, вы пока поболтайте, а я с едой разберусь, ладно?
И он метнулся на кухню, только пятки засверкали. Мы с Ликой переглянулись.
– Стеснительный он у меня, – сказала она, мягко улыбнувшись.
– Я заметила, – улыбнулась я в ответ. – Ну что, последуем его совету, Лидия?
– Изольда, я прошу вас, не называйте меня этим именем! – наконец, не сдержалась она. – Терпеть его ненавижу!
Впрочем, это было сказано таким обворожительным тоном, что никакого протеста у меня не вызвало. Я очень хорошо её понимала, сама всю жизнь страдала из-за излишней напыщенности своего имени.
– Правда? Извините, Лика, хотя знаете, а мне оно по душе! Мне кажется, есть в вашем имени некая надёжность и сила, и, в то же время, утончённость. К тому же не так уж часто в наше время девочек называют Лидиями…
– И слава богу! Ничего хорошего в этом крестьянском имени я не вижу! – жёстко отрезала она, но тут же сбавила тон. – Ну вот, стоит только упомянуть эту тему, завожусь с пол-оборота! Простите меня, Изольда! Давайте присядем?
Она расположилась на диване, мне же решительно указала на кресло, стоящее напротив. Страшно не люблю давления, но сейчас постаралась сдержаться и опустилась в кресло с таким видом, как будто сбылась моя давняя мечта – сидеть именно на этом месте…
– Итак, вы художница!..
Она потянулась