Чиуауа.
Дон Хуан опять не пил, я выпил очень мало, буквально несколько капель, остальные наливали по полной кружке. Бутылка обошла третий круг и опустела.
– Принеси остальные, Лусио, – сказал дон Хуан.
Лусио замер в нерешительности, а дон Хуан с простодушным видом похвастался, что я привез для Лусио не одну, а целых четыре бутылки баканоры.
Бениньо, молодой человек примерно одних лет с Лусио, взглянув на портфель, который я как бы невзначай поставил позади себя, спросил, не продавец ли я баканоры. Дон Хуан ответил, что нет, что я приехал в Сонору на самом деле для того, чтобы повидаться с ним.
– Карлос изучает Мескалито, и я учу его, – сказал дон Хуан.
Все посмотрели на меня и вежливо улыбнулись. Бахеа, дровосек, – маленький худой человек с резкими чертами лица – пристально взглянул на меня и сказал, что лавочник утверждает, будто я – шпион американской компании, которая собирается открыть в Сонорской пустыне на землях яки какие-то рудники. Все дружно возмутились по поводу такого подозрения в мой адрес. Кроме того, они недолюбливали лавочника, который был мексиканцем – «йори», как говорят индейцы.
Лусио сходил в другую комнату и принес еще одну бутылку. Открыв ее, он налил себе до краев, выпил, а потом передал бутылку дальше. Разговор вертелся вокруг вероятности того, что американцы откроют в Соноре свои рудники. Рассуждали, чем это чревато для индейцев яки. Бутылка вернулась к Лусио. Он приподнял ее и посмотрел на свет, много ли осталось.
– Успокой его, – прошептал мне дон Хуан. – Скажи, что в следующий раз привезешь больше.
Я наклонился к Лусио и шепотом заверил, что в следующий мой приезд он получит никак не меньше полудюжины бутылок.
В конце концов наступил момент, когда все темы были исчерпаны.
Тогда, обращаясь ко мне, дон Хуан громко сказал:
– Почему бы тебе не рассказать о своих встречах с Мескалито? По-моему, это будет намного интереснее, чем нудная болтовня про американцев и рудники в Соноре.
– Мескалито – это что, пейот? Да, дед? – с любопытством спросил Лусио.
– Некоторые называют его так, – сухо ответил дон Хуан. – Я предпочитаю говорить «Мескалито».
– Эта дьявольская штука сводит с ума, – сказал Хенаро, высокий угловатый человек средних лет.
– Я думаю, глупо утверждать, что Мескалито сводит с ума, – мягко произнес дон Хуан. – Если бы это было так, вряд ли бы Карлос был сейчас здесь. Скорее всего, он сидел бы где-нибудь в смирительной рубашке, ведь ему доводилось встречаться с Мескалито. И вообще, Карлос – молодец.
Бахеа улыбнулся и скромно заметил:
– Кто знает?
Все засмеялись.
– Ну хорошо, тогда возьмем меня, – сказал дон Хуан. – Я знаком с Мескалито почти всю жизнь, и ни разу он не причинил мне вреда.
Никто не смеялся, но было видно, что они не принимают это всерьез.
– С другой стороны, – продолжал дон Хуан, – он действительно сводит людей с ума, тут вы правы, но только тех, которые приходят к нему, не ведая, что творят.
Эскере, старик, по виду примерно ровесник дона Хуана, покачал головой и негромко хмыкнул.
– Что ты имеешь в виду под этим «не ведают, что творят», Хуан? – спросил он. – В прошлый раз я слышал от тебя то же самое.
– Люди в самом деле дуреют, когда нажрутся этого пейотного зелья, – снова вмешался Хенаро. – Однажды я видел, как индейцы-хиколо жрали его. Как будто с ними белая горячка приключилась. Они харкали, рыгали и ссали где попало. Если есть эту дрянь, то можно заработать эпилепсию. Это мне как-то говорил сеньор Салас, инженер. А ведь эпилепсия – на всю жизнь, сам знаешь.
– Да, это значит – быть хуже скотины, – грустно добавил Бахеа.
– В случае с теми хиколо ты видел только то, что хотел видеть, Хенаро, – сказал дон Хуан. – Ты же не спросил у них самих, что это такое – встреча с Мескалито. Насколько я знаю, он еще никого не сделал эпилептиком. Что касается твоего инженера, так ведь он – «йори». Я не думаю, чтобы ему что-то было известно о Мескалито. Или, может, ты и вправду думаешь, что все те тысячи людей, которые с ним знакомы, – психи?
– Ну, если не психи, то где-то около того. Надо быть психом, чтобы заниматься такими вещами.
– Хорошо, но если бы все эти люди были психами, кто бы за них работал? Как бы они умудрялись прожить? – спросил дон Хуан.
– Макарио, ну, тот, который «оттуда» – из Штатов, говорит, что каждый, кто хоть раз принимал эту штуку, отмечен на всю жизнь, – сказал Эскере.
– Макарио врет, – отрезал дон Хуан. – Я уверен: он понятия обо всем этом не имеет.
– Вообще-то Макарио – изрядное трепло, этого у него не отнимешь… – сказал Бениньо.
– Макарио – это кто? – поинтересовался я.
– Один индеец-яки. Живет здесь, – сказал Лусио. – Он говорит, что родом из Аризоны и что во время войны был в Европе. Большой любитель потрепаться.
– Хвастается, что был полковником, – вставил Бениньо.
Все засмеялись. Некоторое время обсуждали невероятные россказни Макарио. Но дон Хуан вернул разговор к теме Мескалито:
– Если всем известно, что Макарио – трепло, то с какой стати вы верите его болтовне о Мескалито?
– Это пейот, что ли, да, дед? – спросил Лусио с таким видом, будто бы с отчаянными усилиями продирался сквозь терминологические дебри.
– Вот черт! Да, – грубо и резко ответил дон Хуан.
Лусио непроизвольно выпрямился, и на мгновение я ощутил, что все они не на шутку испугались. Но дон Хуан широко улыбнулся и продолжал мягко и спокойно:
– Неужели непонятно, что Макарио сам не знает, что плетет? Ведь это же очевидно – чтобы говорить о Мескалито, нужно знать.
– Снова ты за свое, – сказал Эскере. – Ты, между прочим, еще похлеще Макарио. У него хоть что на уме – то и на языке, неважно, знает он это или нет. А от тебя годами я только и слышу – нужно знать, нужно знать… Что знать, скажи на милость?
– Дон Хуан говорит, что в пейоте есть дух, – сказал Бениньо.
– Я видел пейот – он растет в поле, – но ни духов, ни чего-нибудь похожего не встречал никогда, – сказал Бахеа.
– Пожалуй, Мескалито и правда похож на духа, – объяснил дон Хуан. – Тем не менее ясности в этом вопросе не бывает, пока не узнаешь его сам. Эскере жалуется, что я годами твержу одно и то же. Он прав. Но разве моя вина в том, что вы не хотите понять? Бахеа говорит, что тот, кто принимает зелье, становится похожим на скотину. Мне так не кажется. Но зато я думаю, что те, кто считает себя выше животных, на самом деле – хуже них. Вот мой внук. Он же вкалывает без отдыха. Я бы даже сказал, что он живет лишь затем, чтобы пахать, как мул. Из того, на что не способны животные, он