и на востоке до самого Петербурга вводится военное положение [Graf 1974: 390]. Другие важные порты, такие как Архангельск и Владивосток, также переходили под управление военных [Graf 1972:10]. Хотя царь определенно видел себя в роли Верховного главнокомандующего, его в итоге убедили остаться в Петербурге, а новый пост отдать своему двоюродному брату, великому князю Николаю Николаевичу. Ставке Верховного главнокомандующего понадобилось две недели, чтобы наладить дело. В это время гражданские власти должны были подчиняться командующим военных округов, а не главам своих министерств [Graf 1972: 11-14].
Даже после того как Ставка начала действовать в штатном режиме, иерархия подчинения не вполне прояснилась. Великий князь и начальник его штаба генерал Янушкевич руководили всей деятельностью, однако явно уделяли основное внимание военным операциям, а не вопросам гражданского управления. В сентябре 1914 года Николай Николаевич в итоге решился назначить князя Н. Л. Оболенского ответственным за гражданское управление, создав затем в октябре соответствующую Канцелярию. Оболенский, два других чиновника, военный канцелярист и двое посыльных стали пытаться управлять гражданской жизнью на территории, превосходящей по размерам Германию [Graf 1972: 30].
Разумеется, гражданское управление не заканчивалась за дверями Ставки. В первую очередь предполагалось, что сотрудники гражданских ведомств останутся на своих местах и продолжат выполнять прежние обязанности, как делали это до войны. Как мы увидим далее, эти ожидания оправдывались не всегда, но все же достаточное количество людей продолжало работать, обеспечивая некоторую стабильность. Кроме того, большое количество военных офицеров теперь получили право осуществлять управление территориями, где разместились их войска. Командующие фронтами, армиями, корпусами и дивизиями имели право издавать указы, как и начальники управлений снабжения и командиры крепостей. На вражеской территории, занятой русскими войсками, начальники складов пользовались теми же правами. Военные обеспечивали безопасность в зонах своей ответственности, что давало им право объявлять комендантский час, проводить обыски в домах и местах коммерческой деятельности и высылать недовольных. Они старались брать под контроль экономику, устанавливая фиксированные цены, запрещая торговлю определенными товарами и мобилизуя местных жителей на обязательные работы. Они предпринимали попытки подавить политическую жизнь, учреждая цензуру, смещая местных чиновников и от случая к случаю доставляя неприятности гражданским службам помощи пострадавшим. Все это совершалось согласно указам, без права протеста со стороны затронутых ими гражданских лиц или разъяренных штатских чиновников [Graf 1972: 22-37]. Результатом стала неразбериха вплоть до анархии. Порядок подчиненности казался достаточно четким, поскольку все военные существовали в иерархической системе во главе с великим князем, который, в свою очередь, отчитывался только перед царем. Но в действительности эта гражданская администрация была в лучшем случае посредственно продумана: порядок осуществления коммуникация между службами, полномочия и обязанности в военное время были неясны. Чрезвычайные обстоятельства – и неразрывно сопутствующее им бесправие – были единственными общими чертами политической жизни в прифронтовых зонах. Ни одно другое действие не способствовало созданию условий для всеобъемлющего краха государства на окраинах империи так, как закон военного времени.
Это стремительное ослабление властных полномочий и дееспособности совпало с масштабным разрушением связей – плодом современных войн. Как мы видели, армии на Восточном фронте были достаточно мобильны. Во время наступлений они часто продвигались более чем на 50 километров, попутно занимая города и деревни в Восточной Пруссии, Польше и Галиции. Даже вне крупных наступлений каждая армия высылала патрули в тыл расположения противника и даже на целые недели занимала прифронтовые города, такие как Калиш и Ченстохов, причем очень скромными силами. Немцы даже временно брали города в большом удалении от границы, к примеру Прушков, а кавалерийские разъезды и вылазки судов речного флота вниз по Висле случались регулярно и неожиданно (см. карту 4). Таким образом, устойчивое ощущение физической незащищенности определяло гражданскую жизнь в приграничных областях Восточного фронта с первых дней войны. И военным, и штатским было одинаково известно, что окопы, которые они постоянно рыли, были уязвимы, часто переполнены и не давали никакой гарантии безопасности тем, кто прятался в них или за ними.
Неожиданным следствием этой незащищенности стало оживление общественной жизни в регионе. Как бы то ни было, царь ввел военное положение отчасти для того, чтобы помешать гражданской активности любого рода. Военные власти рассчитывали, что гражданское население сохранит покорность и привычку к полному повиновению, пока военные будут занимать их города, селения и деревни. Но войска были в конечном итоге не подготовлены к активному управлению подконтрольными им зонами. На оккупированной вражеской территории немецкой Польши и Восточной Пруссии у них не было никакого действующего плана, и на деле им ничего не оставалось, как просить гражданскую полицию выполнять свои функции[39].
Как мы видели ранее, оккупация территории Германии была кратковременной. В Галиции же военные и гражданские власти контролировали новые территории по нескольку месяцев. Победа в сентябре 1914 года над Австро-Венгрией означала, что новые люди должны руководить этнически разнообразным и взрывным с точки зрения политики регионом. Тон этнической политики в Галиции военного времени задавали Габсбурги, запустившие масштабную кампанию против подозреваемых в русофильстве в первый месяц войны. Австрийские власти арестовали десятки тысяч украинцев, причем подавляющее большинство было далеко от политики, и отправили в концентрационные лагеря (в том числе пользовавшийся печальной славой Талергоф), где они томились и массово гибли в годы войны[40]. Неожиданная победа русских заставила опасаться, что этнический расклад изменится и что в оккупированной зоне будут терпеть только тех из местных действующих лиц, кто сочувствует Петрограду. Многие чиновники и сочувствующие австрийцам бежали вместе с отступающими армиями Габсбургов.
Сперва армейское командование было заинтересовано главным образом в поддержании спокойствия. Первыми декретами вводился комендантский час, объявлялись конфискация оружия и строгое наказание за любое нарушение порядка и звучали призывы к «городскому и сельскому населению провинции вернуться к спокойной жизни и мирному труду, полностью поддерживая общественный порядок»[41]. Генерал А. А. Брусилов, командующий 8-й армией, назначил комендантом Львова одного из своих полковников, «которому была дана инструкция требовать лишь одного – соблюдения полного спокойствия и выполнения всех требований военного начальства – и предписывалось сохранить возможно большую нормальность жизни города». Он велел жителям «сидеть спокойно на месте, выполнять все требования военного начальства и жить возможно более мирно и спокойно».
В обмен он обещал платить за товары и услуги и объявил, что для него «в данное время все национальности, религии и политические убеждения каждого обывателя безразличны» [Брусилов 1929: 82].
Управление, однако, оказалось делом нелегким. Тут же возникли экономические затруднения. Инфляция – проблема, измучившая власти в ходе войны, – требовала незамедлительных действий от российского руководства. Государственный канцлер Чарторыйский еще 26 августа (8