— И куда же мне валить? — поинтересовался Гош.
— Куда угодно.
— Слушайте, мужики… — начал было Гош, но его перебили.
— Ты нам не нужен, — сказали ему. — Времени тебе до утра. Потом застрелим.
«Как же они меня боятся… — подумал Гош. — Боятся, что захочу власти и перехвачу лидерство. Дурачье. Во-первых, я уже успокоился. А во-вторых — поздно. У них тут все схвачено, только они сами еще этого не понимают…».
— Хорошо, — сказал он. — Добились своего. К полудню меня не будет.
Глава делегации посмотрел на часы и весь сморщился.
— К двенадцати ноль-ноль, — объяснил Гош. — К двенадцати завтрашнего дня.
— Нет. Когда солнце встанет. И учти — мы проверим.
— Зря это вы, — от души ляпнул Гош. Пожалел, но уже не смог остановиться. — Вам надо водоснабжение наладить. Кто сообразит, как? Рации в машины поставить слабо? То-то же. Карту местности склеить не можете, а там военные склады обозначены. Топливо, оружие, боеприпасы… Кто их найдет? У вас половина девчонок с брюхом. Кто роды принимать будет? Ты, что ли?
— А что, ты?
— Я хотя бы представляю, как это делается.
— Я тебя щас замочу! — рассвирепел главарь. — Исчезни, понял?!
— Понял, — хмуро сказал Гош. — Когда встанет солнце.
— И радуйся, что не убили, — посоветовали ему на прощанье.
— Я весь в слезах, — ответил Гош, убрал оружие и захлопнул дверь.
Когда взошло солнце, он погрузил в «Лендровер» свои нехитрые пожитки и выехал за город, так и не решив еще, куда держать путь. В принципе, он рассчитывал найти приют в одном из окрестных сел. Деревенские уже почуяли, что от городских добра не жди, и могли бы пригреть беглеца хотя бы в знак протеста. Но все расставила по полочкам засада. Тула решила закрыть проблему раз и навсегда и все-таки убить неудобного парня, который поначалу вел себя, как крутой, а потом отчего-то расхотел быть как все.
Машину ему сначала превратили в дуршлаг, а потом окончательно разнесли из гранатомета. Если бы не лес, начинавшийся прямо у дороги, Гош вряд ли ушел бы живым. Проклиная тупых идиотов, он удрал в чащобу и долго плутал, думая, а не расплакаться ли ему. Но вместо этого замерз, обозлился и за считанные часы полностью утратил с большим трудом восстановленное за прошедшие месяцы человеческое обличье.
Дни и ночи он старательно вытравливал из себя агрессию. Применяя немудреные психотехники, учился быть человеком. Оказалось — зря. Как он «проснулся» таким же волчонком, что и все остальные, так он им и стал опять. Немного холода и голода, много опасности для жизни, и очень горькая обида. Идеальные условия, чтобы действительно стать как все.
К вечеру Гош выбрался на окраину города. Тула что-то шумно праздновала, может быть даже избавление от него, любимого. По улицам носились машины, поэтому Гош не рискнул идти дальше, а заночевал в какой-то развалюхе. Слава Богу, внезапно наступила оттепель, и он не совсем закоченел. Утром проверил оружие и двинулся восстанавливать справедливость, как он ее теперь понимал. Точнее — не теперь, а снова, но особой разницы по результатам эти понятия не имели. Просто в начале пути Гош отмечал, какие вокруг славные лица, и как они не вяжутся с кошмарным внутренним содержанием, точнее — полным его отсутствием. Отмечал даже когда в эти лица стрелял. Тула его от желания вникать в тонкости вылечила.
Еще, наверное, дело было в том, что когда-то в прошлой жизни Гош уже бывал в этих местах, и они ему активно не понравились. С верхнего этажа редакционного комплекса, единственного двенадцатиэтажного здания в округе, Гош тогда увидел распластанный по земле городишко под тяжелым осенним свинцовым небом. Впечатление осталось жуткое. Его не исправила даже великолепная коллекция «голландцев» в музее. А удивительный оптимизм и жизнелюбие местного населения только усиливали боль от понимания того, что так жить нельзя. Какого черта Гош делал в Туле, память не сообщала. Она хранила только музейную живопись, обрывки разговоров и тяжкое ощущение того, что места эти прокляты. Дальше на северо-запад лежал отравленный Новомосковск, город большой химии, где каждый пятый ребенок был от рождения болен, а каждый третий заболевал потом…
Гош помотал головой, плотнее ухватил оружие и в два прыжка оказался на другой стороне улицы. Воспоминание могло и подождать. Оно все равно ничего не проясняло в том, кто он был, чем занимался, и как его звали. А вот насущная проблема кормления, моторизации и рекогносцировки отлагательства не терпела.
В неприметном гараже он отпер бронированный «Тахо». Завел двигатель, врубил на полную отопитель, вывел машину во двор от греха подальше, чтобы не угореть. Слопал банку тушенки и блаженно прикорнул чуток. Потом умылся снегом и поехал на войну.
Он терроризировал город, пока не пришли в негодность жесткие вставки в простреленных колесах. А так как по колесам ему в первый раз попали очень нескоро, то успел он оттянуться всласть. Налетал, стрелял, и тут же обратно. Снова налетал, снова бил на поражение, и опять скрывался. Вогнал обидчиков в трепет, потом в ужас, потом в настоящую панику. Распустились почки, запели птицы, пробивалась трава. А Гош все отводил душу. Даже сам с собой заключил пари, отгонят его от города до конца весны, или нет. И вдруг почувствовал, что устал. Жизнь научила Гоша стрелять и запугивать, но это точно было не его. Он всего лишь хотел, чтобы к нему никто не приставал. А в реальности сам превратился в ходячую проблему для окружающих.
Наступил май, неожиданно жаркий и сухой.
— Что-то я не то делаю, — сказал Гош, выводя напильником очередную метку на прикладе.
Пересел в трофейный «Рейндж Ровер», лихо пронесся через город, стреляя направо и налево, чтобы не рискнули догонять, и вывел машину на узкую и раздолбанную местную дорогу. Обходной маневр, а то еще догадаются, что на самом деле он скоро повернет к Москве, и придумают какую-нибудь пакость на трассе. Волей-неволей Гош добился прогресса на тульской земле. В захваченной им машине уже стояла рация. К сожалению, разбитая.
Или к счастью. Потому что если бы Гош смог контролировать эфир, он не попался бы в лапы к объездчикам, которых Тула чуть ли не со слезами умоляла сделать что-нибудь с проклятым умником, окончательно сошедшим с ума.
* * *
— Регуляторы, в седло! — крикнул Цыган. И захохотал.
— Кто такие регуляторы? — спросил тихонько Сан Сеич. — Мальчишки теперь себя по-другому и не называют… Что за заразную историю ты им подбросил?
— Долго объяснять, — лукаво улыбнулся Гош. — А если в двух словах — Дикий Запад.
Сан Сеич проводил взглядом удаляющееся стадо.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});