буфете. Сыр, ветчина, тосты, варёные яйца и две чашки ароматного кофе улучшили настроение молодым людям, и они прошли на платформу.
Чёрный с синим оттенком паровоз и вагоны, раскрашенные в пурпурный цвет — признак принадлежности состава к Северо-Западной железнодорожной компании (LNWR) — стояли у дебаркадера, ожидая пассажиров. Крыша перрона поддерживалась чугунными колонами. Пути Юстонского вокзала выходили дугой, чтобы потом вновь обрести прямое направление.
Важные кондукторы в темно-синих сюртуках и фуражками с гербом компании, носильщики с нагруженными багажом тележками, беспокойные дамы в шляпках, невозмутимые джентльмены, кричащие дети и спешащие к вагонам старушки образовывали такое вавилонское столпотворение, от которого хотелось поскорее избавиться и пройти в свое купе. Пахло угольной пылью, дёгтем и сыростью, которая чувствуется в Лондоне перед дождём или густым туманом.
Найти нужный вагон не составило труда. Шагнув с платформы внутрь, Ардашев осмотрелся. Оказалось, что британские вагоны были разделены поперечными купе с закрывающимися дверьми с двух сторон и не имели коридора, как в России. На дверях виднелась цифра 2 и нарисованная трубка (вагон для курящих второго класса). Диваны были обтянуты тёмно-синим тиком. Тусклым огнём мерцали две масляные лампы у самого потолка. Вскоре появилось ещё несколько джентльменов совершенно разного возраста, приветствующих друг друга лёгкими кивками головы.
Раздался сигнал станционного колокола и почти сразу кондукторы принялись захлопывать двери купе, запирая их вагонными ключами. Перрон опустел. После второго удара послышался свисток старшего кондуктора. Состав тронулся. Покинув Юстонскую станцию, поезд набрал ход. В вагон проник дневной свет, ранее скрытый вокзальным навесом. Клим принялся изучать железнодорожный справочник, а затем перешёл к чтению газет.
Попутчики потянулись за кисетами и портсигарами. Запах разных сортов табака смешался, и густое дымное облако повисло под потолком. Вентиляция с ним не справлялась, и Роберт поднял вверх окно. Попутчики разговорчивостью не отличались и тоже углубились в просмотр прессы. Один пожилой англичанин быстро задремал, издавая то ли храп, то ли бульканье. Все покорно терпели. Разбудить старика никто не решился.
Статья в ежедневной вечерней газете «Пэлл Мэлл Газет» («The Pall Маll Gazette») привлекла внимание Ардашева уже с первых строк. Один из наследственных лордов английского парламента делился своими опасениями в отношении отставания британской армии от французской. Речь о шла о французском изобретении — бездымном порохе «Poudre B» превосходившем обычный чёрный порох по своей силе в несколько раз. «Франция, — сетовал лорд, — уже заканчивает перевооружение винтовкой Лебеля под патрон с бездымным порохом, изобретённым на берегах Сены химиком Полем Вьелем. Этот патрон втрое мощнее обычного дымного и менее чувствителен к влаге. Он увеличил дальность стрельбы более чем на тысячу ярдов. В этом, безусловно, заслуга президента Франции Сади Карно. Несмотря на то, что «Poudre B» продаётся в охотничьих магазинах Лондона, британская армия всё ещё пользуется дымным порохом, который не только быстрее загрязняет винтовочные стволы, но и демаскирует солдат».
«Дейли Ньюс» («The Daily News») в колонке «Из заграничной жизни» писала следующее: «Как свидетельствуют парижские газеты, на прошлой неделе в маленьком французском городке Пембеф, в департаменте нижней Луары, давал публичные сеансы гипноза некий господин из Вены Герхард Байер, называвший себя «профессором гипнотизма» и заявлявший притязание на чтение чужих мыслей и обнаружение самых заветных тайн. В числе посетителей профессора был местный следственный судья, который до того был поражён виденными им чудесами, что попросил Байера оказать ему помощь в одном запутанном следственном расследовании. Дело заключалось в краже у сапожника и его работника 230 франков и 90 сантимов; несмотря на все усилия полиции и следователю не удавалось найти ни украденных денег, ни улик, доказывающих виновность обвиняемого. Байер согласился посодействовать правосудию, и явившись в камеру следственного судьи, завязал себе глаза, подробно допросил обвиняемого Пишеро, держа всё время его за руку, потом с повязкой на глазах вышел из камеры и отправился в сопровождении следственного судьи и многочисленной толпы через целый лабиринт узеньких улиц и переулков к старинной каменной стене одного городского предместья. Там он стал топать ногой по земле и приказал рыть яму; через несколько минут под небольшим камнем в мешке была найдена украденная сумма. Потерпевший заявил, что это его деньги, и правосудие ликовало. Однако адвокат обвиняемого внимательно изучил обнаруженные деньги и узрел среди сантимов медную австрийскую монету в пол крейцера. Видимо, «профессор гипнотизма» случайно приобщил её к другим деньгам из своего кошелька. В результате разгорелся скандал. Байер сбежал, а обвиняемый Пишеро судом присяжных был оправдан. Радостный адвокат тут же сообщил репортёрам, что метод австрийца сразу вызвал у него недоверие, поскольку псевдо-профессор не применял никаких способов внушения, а прибегнул скорее к спиритизму, чем к гипнозу».
Временами, отрываясь от чтения газет, Клим любовался панорамой сельской местности. Роскошные луга, парки, старинные замки и новые изящные коттеджи радовали глаз. Англичане имели привычку обустраивать каждый клочок земли, приводя его в совершенный вид.
Состав остановился на небольшой станции. Кондукторы пробежали по купе и собрали у пассажиров билеты, чтобы они не могли ими воспользоваться в следующий раз. Поезд вновь тронулся, но больше уже не разгонялся, а шёл со средней скоростью. Боут-трейн прибыл на вокзал Лайм-стрит в Ливерпуле ровно через четыре с половиной часа после отправления из Лондона, преодолев расстояние почти в 186 миль.
Кондукторы открыли левые двери. Пассажиры, точно бобы из рваного мешка, высыпались на платформу.
Вокзал впечатлял. Он казался огромным. Аткинсон нанял кэб до причала Принца, и Ардашев с удовольствием разглядывал город, разбросанный амфитеатром по береговым холмам. Мимо проезжали конные трамваи, кэбы и кареты.
Роберт решил поделиться со своим другом известными ему сведениями о Ливерпуле. Прокашлявшись, он начал вещать:
— Замечу, капитан, что в переводе с кимрского или уэльского языка Ливерпуль означает «морская лужа». Город вырос, и его население достигло полумиллиона. В начале прошлого столетия на его месте стояла крохотная деревушка, не обозначенная даже на карте. Говорят, что в 1709 году впервые небольшой корабль отплыл отсюда в Африку, где взял несколько десятков негров и перевёз их в американские колонии. К своему стыду должен признать, что выгоды той американской экспедиции были так велики, что торговля неграми сделалась главным делом Ливерпуля, и через пятьдесят лет город уже имел сотню кораблей, занимавшейся этой прибыльной, но бесчеловечной торговлей. Негров привозили точно так же, как скот на бойни. Это и было началом расцвета города. Выйдя из Ливерпуля с грузом английских товаров, купцы обменивали их на негров, которых везли в Америку, а там грузили на борт сахар и ром.
— Уничтожение рабства, как я вижу, не разорило город.
— Да, владельцы судов нашли