и незаметнее было прийти с любым нечётным количеством лилий. Второй: почему он не замкнул сейф, а оставил его открытым, если у него был ключ? Ведь тогда кражу обнаружили бы намного позднее, если бы узнали о ней вообще, учитывая, что вдова не знала, что там хранилось. И третий: зачем он вновь оставил нам красную розу?
— Первый вопрос — загадка для меня. А что касается второго и третьего, то преступник, сунув розу в сейф, мог услышать чьи-то шаги, запаниковать и скрыться, оставив открытую дверцу. Да и замок мог сразу не поддаться.
— Этот вариант нельзя сбрасывать со счетов, но хорошо бы поискать и другие возможные ответы.
— Вот и займитесь этим, мистер Ардашев. А мне пора возвращаться на службу. У меня ведь в производстве два десятка дел. И каждое из них надобно расследовать. Что касается проникновения в сейф, то у меня, как я уже говорил, нет никаких оснований для составления рапорта относительно кражи. По крайней мере, пока. Конечно, если вдова вдруг вспомнит, что в сейфе лежал «Великий Могол» в 800 карат, — криво улыбнувшись, изрёк инспектор, — то в таком разе, уж поверьте, весь Скотланд-Ярд вместе комиссаром полиции и тринадцатью тысячами лондонских полицейских бросится на его поиски. Но вторую розу я приобщу к материалам дела об смертоубийстве под Темзой… Кто знает, как дальше сложится расследование? И ещё. Я ведь не говорил вам, что мистер Пирсон был убит американским ножом, но вы это выяснили сами. Хвалю. Подумайте, может быть поиск преступников и есть ваша будущая профессия?
Ардашев улыбнулся, ответив:
— Нет, моё призвание — иностранные языки и восточные в особенности. Факультет правоведения мне уже наскучил. А сейчас я лишь стремлюсь выполнить последнюю волю профессора. Со злодеем у меня есть и личные счёты. По его вине я провёл сутки в английской тюрьме.
Инспектор бросил в урну окурок и, натянув перчатки, спросил:
— Признайтесь, вы собрались в Ливерпуль?
— Именно.
— Зря потратите время. Это ничего не даст, кроме вашего знакомства с городом моряков, торгашей и проституток.
— Возможно.
— Ладно. Удачи вам. Надеюсь, увидимся.
— Всего доброго, мистер Джебб.
Не успела полицейская карета скрыться за углом, как к дому подкатил экипаж, из которого выпрыгнул Роберт.
— Как дела, дружище? — обратился к нему Ардашев.
— Ничего особенного. Одиннадцать раз отбил колокол кладбищенской церкви, отгоняя злых духов и возвещая, что хоронят женатого мужчину, потом была молитва, произнесли прощальные слова, опустили в могилу гроб, бросили на него веточки розмарина и бедного профессора закопали. — Аткинсон помолчал немного и добавил грустно: — Вот так ходишь по земле ходишь, а потом опустят тебя на глубину семь футов и всё. Погост огромен. Целый город мертвецов. Страшно представить.
— Что за уныние, старина? Нам с вами некогда умирать. Завтра мы должны купить два билета в Ливерпуль на боут-трейн. Поезд отходит в девять. Вставать придётся с первыми лучами солнца.
— Подозреваю, что вы хотите проверить, куда собирался отправиться профессор?
— Вы удивительно прозорливы, — съязвил Клим. — Это можно сделать только в Ливерпуле. Пора расходиться.
— А может по кружке эля? Помянем профессора по-человечески.
— Не возражаю, но чур не усердствовать. Обещаете не мешать пиво с виски?
— «Клянусь Аполлоном-врачом, Асклепием, Гигиеей и Панакеей и всеми богами и богинями, беря их в свидетели, исполнять честно, соответственно моим силам и моему разумению, следующую присягу и письменное обязательство»: ни капли виски сегодня!
— Сдаётся мне, что начало вашей тирады взято из клятвы Гиппократа, а уж потом вы присовокупили «ни капли виски».
— Вы удивительно прозорливы! — в свою очередь съехидничал Роберт. — Однако я знаю одно местечко, где варят пиво уже не одно столетие. Это паб «Джордж Инн» («The George Inn»). Наш литературный гений Чарльз Диккенс упоминал его в романе «Крошка Доррит».
— Отлично! Тогда поднять паруса!
— Слушаюсь, капитан!
…Клим вернулся на баржу к полуночи. Хозяйка встретила постояльца с опечаленным лицом.
— Что случилось, Агнесса?
— Муж воротился из плаванья.
— Какая жалость! Значит, сегодня я проведу ночь в одиночестве, — с печальным вздохом выговорил Ардашев, мысленно обрадовавшись, что наконец-то он хорошенько выспится.
— Ничего подобного! Он пьян в стельку. И храпит так, что по стенам вот-вот побегут трещины. Рядом с твоей комнатой освободилась соседняя. Если он заметит моё отсутствие, я скажу ему, что, спасаясь от его храпа, ушла спать туда. По крайней мере, у нас с тобой точно есть пол часика. Я без ума от тебя, малыш.
— Ты толкаешь меня на форменное преступление. Это же прелюбодеяние!
— Хватит шутить. Пойдём скорее, милый, — потянув Клима за руку, прошептала она.
Агнесса угомонилась лишь под утро. Ардашев спал всего два часа.
Глава 5
Ливерпуль
Встретившись в условленном месте, Клим и Роберт спустились в подземку. Поезд довёз их до станции Гауэр-стрит, расположенной на углу улиц Юстон-роуд и Гауэр-стрит района Кэмден, известного тем, что именно на его территории находятся Лондонский университет и Британский музей. Отсюда до Юстонского вокзала они добрались пешком всего за пять минут.
Войдя в железные ворота Юстонской арки, украшенной грандиозными дорическими пропилеями высотой более семидесяти пяти футов[32] и портиком с надписью «Юстон», друзья оказались в просторном внутреннем дворе перед зданием вокзала, построенном в римско-ионическом стиле. Пять внешних дверей вели в вестибюль, а следующие пять открывали взору большую залу с рядом прямоугольных окон под антаблементом.[33] Наверх вела лестница из двух сторон окружности, переходящая затем в один широкий проход, который заканчивался площадкой, украшенной четырьмя колоннами (такие же высились в противоположной стороне залы) цвета тёмно-красного гранита, которые стояли на белых каменных основаниях. Центр помещения занимала мраморная статуя Джорджа Стефенсона — одного из основателей британских железных дорог. Сбоку на полу высился красный почтовый ящик и виднелись надписи телеграфа и справочного бюро. Поодаль — меняльная контора, книжные и газетные киоски. Ардашев остановился около одного из них и, отдав десять пенсов, купил «Азбуку железных дорог» («ABC Railway Guide») и целую кипу газет, чем несказанно удивил Аткинсона, удовлетворившегося лишь свежим номером «Таймс» («The Times»).
Из большой залы через стеклянные двери вояжёры направились к кассовым залам. Таковых было два: восточный и западный. Первый обслуживал основные направления, в том числе и Ливерпульское, а второй — сообщение между Лондоном и Йорком. Заплатив по восемнадцать шиллингов за каждый билет в вагон второго класса для курящих, спутники получили две картонки пурпурного цвета с цифрой два, каждая размером со спичечную коробку. До отправления боут-трейна, того самого, на который планировал сесть покойный профессор, оставалось ещё полчаса. Этого времени было достаточно, чтобы успеть перекусить в вокзальном