С жутким хрустом и скрежетом проламываемой и раздираемой стали шпирон "Корейца" вошел в борт "Асамы" почти на полтора метра. Как ни странно, удар даже немного спрямил тонущий корабль, уменьшив крен. Но ненадолго: как только будет подожжен запал, через пять минут "Кореец" сослужит последнюю службу Русскому флоту за свои честные шестнадцать лет, приведя вражеский броненосный крейсер в практически неремонтопригодное состояние по меркам спецов в области кораблестроения и судоремонта любой страны. Хотя кто знает, японцы люди упорные. Если уж они смогли отремонтировать "Микасу" после взрыва погребов главного калибра...
У команды "Корейца" оставалось примерно пять минут на эвакуацию. Ожидаемая Беляевым попытка японцев организоваться для абордажа наткнулась на пачечную пальбу мосинок, которой командовал лейтенант Бойсман. Но больше всего самураям досталось от вошедших в раж комендоров канонерки, продолжавших стрелять по врагу в упор из револьверных 37-миллиметровок. Офицерам приходилось силой отрывать их от орудий и гнать в шлюпки.
Катер под командованием Берлинга, доставивший мину к борту "Асамы" в начале боя, подошел к корме "Корейца" и стал быстро принимать раненых. Когда он отвалил, с японского крейсера на время прекратился даже спорадический винтовочный огонь: с неповрежденного борта пытались спустить шлюпки. Похоже, что до кого-то из уцелевших офицеров, наконец, дошло, что корабль обречен и пора позаботиться хотя бы о спасении обученной команды. Поднять "Асаму" на этом мелководье есть все шансы максимум за полгода, а вот подготовка новых моряков займет побольше.
Но даже в этой трагической ситуации упускать последний шанс хоть как-то поквитаться с моряками "Корейца" японцы не собирались. С "Асамы" вновь засвистели пули арисак. Ружейная перестрелка разгоралась вновь. Неожиданно к Беляеву, укрывшемуся от пуль за рубкой и наблюдавшему оттуда за окончательной эвакуацией с корабля, подлетел матросик из расчета кормовой шестидюймовки.
- Ваше благородие, люк в машинное от удара заклинило! Духи наши вылезти не могут! Что делать?
Черт подери, это же больше двадцати человек, с ними же не взорвешься! А как оттуда еще можно вылезти, через кочегарки? Носовая заполнена паром, а кормовая?
- А что с кормовой кочегаркой? - уже на бегу в сторону кормы спросил Беляев.
- Паропроводы полопались, наверное, котел от удара сошел с фундамента. Там сейчас баня, все мехи в машинном...
Когда, не обращая внимания на посвистывающие вокруг пули, Беляев добежал до места событий, он увидел, что столпившиеся вокруг люка палубные матросы вместе с несколькими комендорами безуспешно пытаются ломами поддеть заклинившую крышку. Тучи пара, вырывающегося из дефлекторов и пробоин в палубе котельных, пока не позволяли японцам вести по ним прицельную стрельбу, но это было слабым утешением: десятимиллиметровая броневая сталь не желала поддаваться совокупным усилиям дюжины человек...
И тут снизу раздались гулкие удары металла о металл. Причем каждый сопровождался каким-то диким, звериным ревом. После пятого удара петли крышки вырвало "с мясом". Люк, наконец, распахнулся, и тут же из него начали по одному вылетать подброшенные неведомой силой механики и кочегары! Их успевали подхватывать на руки, а наиболее пострадавших сразу относили к шлюпкам и катеру. Последним на палубу неторопливо выбрался Франк, ВЫКИНУВШИЙ перед этим наверх не способных ходить членов машинной команды, коих набралось восемь человек.
В левой руке богатырь держал пудовую кувалду. Ту самую, которой вынес с пяти ударов бронированную крышку люка. Железяку эту он категорически отказался бросить, пообещав, что повесит дома над камином, рядом с семейной коллекцией холодного оружия. Ибо "сия болванка нынче спасла жизнь мне и еще паре дюжин народу, так что теперь и я ее, родимую, обязан от утопления уберечь".
Едва отдышавшись от нечеловеческой нагрузки, Франк вновь обрел свою обычную балагуристость и веселый нрав. Но спасенные кочегары потом рассказывали, что этот звероподобный рев напугал их даже больше, чем перспектива пойти на дно замурованными в машинном отделении или взорваться вместе с кораблем... Загадочная русская душа в исполнении потомка французских эмигрантов...
Через четыре минуты (как известно, "пятиминутные пороховые замедлители обеспечивают задержку взрыва ровно на три минуты") погреба "Корейца" взлетели на воздух, полностью уничтожив канонерскую лодку и обеспечив "Асаме" дополнительные полгода ремонта в сухом доке. Если, конечно, то, что еще час назад было грозным броненосным крейсером, удастся до него дотащить. Взрывной волной была уничтожена одна из шлюпок с остатками команды "Корейца", троих уцелевших успели подобрать на катер. Увы, но среди спасенных с нее не оказалось отважного мичмана Бутлерова, как выяснилось, в момент эвакуации вторично раненого. На этот раз пулей. В спину...
Перекличка, проведенная позже на берегу боцманом Сафроновым, показала, что из ста двадцати членов экипажа, вышедших сегодня на неравный бой, выжило восемьдесят два. Из них осколочные и огнестрельные ранения, переломы и ожоги различной тяжести получили более сорока. Позднее удалось найти для погребения в братской могиле на берегу двадцать пять тел, над остальными навсегда сомкнулись волны Желтого моря...
Японский флагман лег на борт через десять минут после взрыва "Корейца", и от полного опрокидывания его спасла только незначительная глубина. Две высокие трубы "Асамы" оказались в почти горизонтальном положении и вскоре сначала одна, потом и другая, надломившись, исчезли в волнах. Открытые паропроводы и надёжно сработавшие предохранительные клапана уберегли от худшего опрокинутые на бок и сдёрнутые с фундаментов тяжёлые цилиндрические котлы, - они не взорвались.
Но на этом неприятности крейсера не закончились. Если на повреждённом борту топки довольно быстро были залиты водой, заполнившей кочегарки через поврежденные переборки и отвалившиеся трубы, то котлы уцелевшего борта ждала другая судьба. При опрокидывании на их трубные доски забросило уголь, всего-то ничего - по несколько килограммов. Но этого хватило для полного их пережога...
Итак, две фигуры с доски были сняты. Теперь рвавшемуся в открытое море одинокому "Варягу" противостояли четыре неповрежденных крейсера: "Нийтака", "Нанива", "Такачихо", "Акаси" и, пытавшийся отползти с поля боя пятый с заклиненным рулем и затопленным румпельным отделением, но с почти целой артиллерией - "Чиода". Да еще где-то там, впереди за островками, прятались с полдюжины миноносцев.
А над холодными, пенистыми волнами летело раскатистое "Ура!"... Варяжцы прощались с "Корейцем" и его героическими моряками. И нельзя ведь застопорить машины, спустить шлюпки, взять на борт, спасти... Закон морского боя неумолим: остановишься - погибнешь! Удастся ли им еще свидеться? Где? Когда?..
***
На мостике русского крейсера, после взрывов первых пристрелочных снарядов с "Нийтаки" и "Нанивы", Руднев, к изумлению команды и офицеров, отдал приказ "Дробь!" Огонь был прекращен не сразу, но вскоре вбитая в комендоров дисциплина взяла свое.
- Чудо-богатыри, комендоры! Подносчики, братцы! Никогда в жизни я не видел такой быстрой стрельбы! Всем после боя столько чарок, сколько влезет! Но лучше, чтоб больше пяти не влезало!
Ответом стал неуставной хохот и оптимистичное: "Рады стараться, Вашвысокобродь", дружно рявкнутое хором из десятков глоток.
- Теперь, наводчики! Сукины дети, банник вам в шестидюймовые задницы! И провернуть два раза!!! Вы расстреляли почти сотню снарядов по неподвижному, огромному крейсеру, и что? Я заметил одно, максимум два попадания. Если вы так и дальше будете рыб пугать, то нас япошки засмеют, а потом потопят, ей-богу потопят!
Господа артиллерийские офицеры, вспомните, наконец, чему вас учили! Определите расстояние пристрелкой, а потом уже открывайте массированный огонь на поражение, и при отсутствии накрытий немедленно его прекращайте и пристреливайтесь заново! Погреба у нас не бездонные. Цель - "Нанива", стрелять по "Чиоде" разрешаю только тем орудиям, для которых "Нанива" и "Нийтака" будут вне секторов обстрела! "Асаму" можно оставить в покое. Снаряды после пристрелки использовать те, что привезли с "Корейца". Ну, с Богом, ребята, огонь, и запевай!
- Наверх вы, товарищи...
Неожиданный выстрел из 47-мм пушки, установленной на грот-марсе, прозвучавший после рева шестидюймовок как-то неубедительно, прервал командира. Однако песня уже продолжала жить своей жизнью.
Какого хрена, что за детский сад! Сказал же: "Не посылать людей к мелкашкам, пока не будет атаки миноносцев", чья это кретинская самодеятельность, лейтенанта Зарубаева? Нет, стоит, удивленно задрав голову к небесам, вернее, к марсу...