Читать интересную книгу Вне игры - Алексей Зубов

«Сергей… Сибирь, стройка… Командировка?»

…Яков Михайлович Тропинин явился точно в назначенное время. Капитан сегодня ночью дежурил, но полковник решил все же потревожить его.

В плане действий, намеченных полковником, на долю Тропинина выпала одна из едва ли не самых трудных задач: найти снаряжение разведчика Рубина, двадцать пять лет назад зарытое им в земле.

— Дело сложное, Яков Михайлович. Четверть века… Хочется верить, что Рубин действительно заинтересован в розыске… Если, конечно… — Бутов задумался было, потом продолжил уже решительно: — Все рассказанное Рубиным еще не следует расценивать как факты абсолютно достоверные. Варианты могут быть разные и притом неожиданные. В поездке вам следует быть и психологом и аналитиком. Что скажете?

— Ясно…

— Однако же… — улыбнулся Бутов. — Сегодня вы, кажется, превзошли себя.

— В чем?

— В лаконизме. Иногда это свидетельствует об отсутствии мыслей, — все с той же улыбкой заметил Бутов. — Нет-нет, к вам это не относится. Не обижайтесь, пожалуйста. Я предпочитаю немногословных. Не забываю народной мудрости: громче всех пустая бочка гремит.

Тропинин покраснел, стал ерзать на стуле, хотел что-то объяснить, но, увы, его хватило лишь на три слова.

— Все будет сделано…

— Вот и отлично. Подберите двух помощников из оперативных сотрудников, договоритесь с командованием спецчасти о группе солдат и через несколько дней вместе с Рубиным отправляйтесь в район приземления. Прошу обратить особое внимание на психологическую сторону дела, на то, как Рубин будет вести себя в процессе поиска. Ни пуха, ни пера вам, товарищ молчальник.

Проводив Тропинина, Бутов бегло просмотрел почту вчерашнего дня, оперсводку событий за минувшие сутки, запер бумаги в сейфе, вышел из кабинета и спустился тремя этажами ниже. Здесь — царство машин, электронных аппаратов — вычислительный центр. На помощь разведчикам, контрразведчикам пришел спокойный, неторопливый, деловитый, весьма уверенный в себе «товарищ ЭВМ» — электронно-вычислительная машина. Она способна запомнить, сопоставить и проанализировать самые запутанные комбинации людских отношений, переведенные на язык перфолент. И вот теперь Бутов запрашивает у «товарища ЭВМ»: есть ли какие-нибудь материалы на Зенерлиха, Брайткопфа, Квальмана, а если да, то номера архивных дел, номера дел с материалами о разведшколе, в которой готовили к отправке в СССР военврача Рубина; дела бывших военнопленных Андрея Воронцова, Захара Рубина. Не очень рассчитывая на успех, Бутов передает исходные данные и на Глебова, Сергея — а вдруг ответит! И еще один вопрос — происшествия с нашими туристами за рубежом, ну, хотя бы за последние десять лет.

Инженер внимательно рассматривает заявку Бутова и делает в своем блокноте какие-то пометки.

— У вас все, товарищ полковник? Или еще что?

— Спасибо, но аппетит приходит во время еды, Степан Петрович.

…В восемнадцать ноль-ноль на стол Бутова легли анкеты с фотографиями иностранных туристов, улетевших сегодня из Москвы в первой половине дня. Ивена среди них не оказалось.

Полковник глянул на часы. Почему не звонит доктор? Условились на шесть, а теперь уже шесть тридцать. Покровский сообщил, что доктор, вернувшись домой, на улицу не выходил.

Бутов набрал номер телефона доктора.

…К телефону подошел Рубин. Не ожидая вопроса, стал объясняться…

— Тысячу извинений. Виноват. Я вам рассказывал о семейных неприятностях. Только сейчас междугородняя соединила. Спасибо, Ирина чувствует себя уже прилично. А у меня сердце прихватило. Нет, нет, ради бога, что вы. Если нужно, то я готов… О, вы очень любезны. Рад буду видеть вас у себя… Тысячу извинений…

НА ОДНОМ ПЕРЕКРЕСТКЕ

Доктор встретил Бутова с извинениями. Он один в квартире, у него сердечный приступ, а ухаживать за ним некому, и если что случится…

Доктор пригласил гостя в кабинет и снова извинился:

— Я вас оставлю на несколько минут в одиночестве, приведу себя в порядок.

— Не беспокойтесь, Захар Романович… Я же не дама…

— О нет… Я сию минуту вернусь.

Виктор Павлович не настаивал, и Рубин удалился. Бутов стал разглядывать большой сумрачный кабинет, напоминавший комиссионный магазин: тут соседствовали ранняя итальянская бронза и старинные русские канделябры, инкрустированный столик и резной шкаф с потертыми дверцами. И картинная галерея: русская классика, французы-импрессионисты. Вещи, окружавшие Рубина, были подобраны так, словно хозяин старался подчеркнуть: «Вот каков я! Полюбуйтесь!» Все здесь было напоказ — и книги, и фарфор, и какие-то металлические древности, и чеканный кувшин работы дагестанских мастеров. И, конечно, иконы.

Наконец появился Захар Романович и принес на подносе кофе, коньяк, лимон. Уселся в кресло у журнального столика и принялся философствовать о старости, об отцах и детях, преимуществах и недостатках отдельной квартиры, когда тебе за шестьдесят и ты болен, а дети…

— Я вам рассказывал о наших отношениях с Ириной. Как весенняя погода — то дождь, то солнце. Все очень сложно. Нет, нет, что вы, я не жалуюсь….

Виктор Павлович сочувственно кивает головой.

— Простите, после смерти жены вы сами захотели остаться один или же?..

— Так получилось… Первый год казалось, что нет таких, как она, а потом… Время исцеляет… Были увлечения, были, но в мои годы трудно заново начинать семейную жизнь. К чему связывать себя? Ведь есть свои прелести и в этаком свободном образе жизни. В моем доме часто бывают гости. Интересные люди. И все же порой охватывает тоска. — И на лицо доктора наползает приличествующая случаю печаль. — Часто вспоминаю Елену. Я вам рассказывал о ней…

Доктор потянулся за лежащими на столе четками. Бутов уже давно обратил на них внимание, так же, как и на прекрасное немецкое издание путеводителей по Анкаре и Стамбулу, красовавшихся за стеклом книжной полки.

— Вы жили на Кавказе?

— Нет. Почему вы так решили? А, четки? У турок тоже принято…

— Вы бывали в Турции?

— В качестве туриста. Я, кажется, уже говорил вам об этом. Четки купил там, хотел их подарить близкому другу, он из Азербайджана. Но мы предполагаем, а бог располагает. Вернулся в Москву и узнал о его смерти.

— Вы любите путешествовать?

— Путешествовать, вероятно, любят все. Но в моем возрасте это особенно приятно.

— Вы остались довольны круизом? Интересно было?

— Да, очень… Одесса — Пирей — Афины — Александрия — Каир… Калейдоскоп впечатлений.

— Из Одессы прямо в Пирей?

— Нет, конечно. — Доктор смутился и торопливо стал уточнять маршрут: — Из Одессы — в Варну, Констанцу. Потом в Стамбул…

— Вам понравился этот город?

— Когда-то это была огромная мастерская роскоши — я выражаюсь языком гида… И бесчисленное количество легенд.

— Вы были в храме Софии? Чудо из чудес… Не правда ли? Мраморный пол, словно ковер, и купол… А восточный базар… Вам довелось бродить по улицам этого города в городе?

Рубин неохотно ответил:

— Да, но недолго…

И после небольшой паузы добавил:

— И без особого удовольствия. Очень шумно и очень многолюдно. Толпы народа. Можно отстать от группы…

И перевел разговор на происшествие с Ириной. В рассказе Захара Романовича не было ничего нового, и Бутов, терпеливо выслушав жалобы отчима, счел наконец возможным перейти к делу.

С лица Захара Романовича мгновенно исчезло предупредительно-благодушное выражение, с которым он по долгу хозяина дома вел светскую беседу. Теперь на лице его появилась настороженность.

— Что прикажете?

— Прежде всего сядьте и не волнуйтесь. Считайте, что наш интересный разговор о легендах Востока продолжается, хотя мы сейчас с вами займемся былью. Прошу вас…

Виктор Павлович достал из портфеля пакет с фотографиями и разложил их на большом письменном столе красного дерева: из этого дома модерн, кажется, был изгнан начисто. На обороте каждой фотографии стоял номер, соответствующий номеру в списке туристов. Рубин сразу же ткнул пальцем в фото под номером 27. Бутов заглянул в список — Егенс.

— Но это не Ивен, Захар Романович. Прошу вас, посмотрите еще раз.

— Он, никаких сомнений… Это он. А насчет фамилии… Мог и ослышаться…

Они выпили по рюмке коньяку, закусили лимоном, недолго поговорили на любимую доктором тему — о неблагодарных детях — и распрощались.

Итак, иностранец, напомнивший доктору Рубину о его давних обязательствах перед германской разведкой, сегодня действительно отбыл из Москвы. Один из вопросительных знаков можно перечеркнуть. Но, увы, нет еще у полковника уверенности в том, что на Рубина он может положиться.

ВОПРОСИТЕЛЬНЫЕ ЗНАКИ

Как и было условлено, Захар Романович пришел к Бутову в комитет на следующий день утром. Он выглядел еще более усталым. Доктор молча протянул полковнику папку, в которой лежали двадцать страниц, исписанных убористым почерком, — заявление в КГБ. Так же молча он подписал протокол опознания. Подписал и положил ладони рук на колени — знакомая Бутову поза: так обычно делают люди, лишенные свободы и уже смирившиеся с этим прискорбным обстоятельством. Доктор робко посмотрел на полковника, затем на Тропинина, оформлявшего протокол, как бы спрашивая их: «Ну, а дальше что? Что теперь ждет меня? Кто я — подсудимый, подследственный?» И Бутов, перехватив этот вопрошающий взгляд, мысленно повторил тот же вопрос: «Кто он?»