Опять Серый!..
Да сколько можно его вспоминать!
Он же бросил меня, даже не попрощавшись!
Оставлять записки — это… это… это… банально!
Естественно, я буду счастлив!..
Если смогу.
К вечеру они въехали в лес.
Тот самый, в котором они познакомились целую вечность назад с Волком, снова подумалось Ивану.
Ну, и что.
Ну, и пускай.
Не очень-то я по нему и скучаю.
И — да, да, да!!!! — я буду счастлив!
Даже если только назло ему.
И он яростно щелкнул мокрым кнутом над головой задремавших и остановившихся было усталых коней.
На разных существ неожиданное пробуждение от грез оказывает различное воздействие.
Некоторые, робкие, смущаются и краснеют. Некоторые, самоуверенные, делают вид, что ничего и не произошло. Некоторые, поагрессивнее, набрасываются на пробудившего с обвинениями и криками.
А некоторые просто пугаются.
Такие, как кони, например.
Вздрогнув всем телом и безумно пряднув ушами, четверка встала на дыбы, заржала и понесла.
И напрасно Иванушка натягивал вожжи, кричал страшным голосом «тпру» и «стой» и клялся, что выбросит кнут — но все зря.
Непонятно, откуда и бралась сила у измученных многодневной распутицей коней, чтобы с такой быстротой тащить по жидкой грязи тяжелую карету, но они мчались, казалось, все быстрее и быстрее…
На повороте карета подпрыгнула на невидимой кочке, которая, по всем теориям вероятности, должна была бы давно раствориться под непрекращающимся натиском воды. Сундуки и коробки посыпались с крыши карты как перезревшие яблоки с яблони, а ничего не успевший понять Иванушка слетел в корявые придорожные кусты с мокрых козел, сжимая обрывок вожжей в замерзших, сведенных судорогой кулаках.
Карета с привязанным к ней златогривым конем, взывающей о спасении Еленой и верещащей панически птицей, увлекаемая четверкой сдуревших вмиг лошадей, пронеслась дальше.
Едва придя в себя, Иванушка вскочил на ноги, выдрался из кустов и бросился за ней, с ужасом ожидая каждую секунду увидеть перевернутую карету и горы недвижимых тел…
Почти задыхаясь от быстрого бега и вдохнутой в легкие воды, гадая каким-то дальним закоулком мозга, до которого еще не докатилась паника, может ли человек утонуть от пробежки по лесной дороге, он завернул за следующий поворот и чуть не налетел на серебряный круп, мерно помахивающий мокрым золотым хвостом.
Карета!..
…стояла на всех четырех колесах, как всем приличным каретам и полагается, и смирная четверка, не глядя друг другу в глаза, переминалась с ноги на ногу впереди. Если бы могли, Иванушка мог бы поклясться, они бы пожимали плечами и нервно откашливались.
Она остановилась!
Нет, кто-то остановил ее!
И этот кто-то…
Дверца кареты с другой стороны протяжно скрипнула, и знакомый до боли, до приступа ретроградной амнезии, голос вежливо поинтересовался в ее темные внутренности:
— Эй, есть тут кто живой?..
Изнутри раздался сдавленный клекот и женский стон.
— Елена!.. Елена!..
Иванушку как подбросило — он дернул на себя дверцу со своей стороны, но она не поддалась, и он, метнувшись вправо-влево, заполошно выбрал самый длинный обходной путь — вокруг коней.
— Эй, боярышня, что с вами? — забеспокоился неведомый остановщик взбесившихся карет, спрыгнул со своего коня и осторожно извлек из дебрей картонок, чемоданов и корзин полубесчувственную от пережитого страха Елену.
— Елена!.. Ты жива!.. — подлетел к такому знакомому незнакомцу Иванушка, но он не обратил на него никакого внимания.
Его горящие глаза были прикованы к бледному мокрому испуганному лицу стеллийки.
Она судорожно вздохнула, провела по лицу рукой, смахивая воду, и открыла глаза.
Взгляды их встретились…
— Елена!.. Елена!.. С тобой все в порядке?.. — леденящие кровь предчувствия нахлынули на царевича, как трехмесячная осенняя норма осадков Лукоморья, он схватил стеллийку за руку и сжал ее, чего не решался позволить себе ни разу за все время из знакомства, но было уже поздно, слишком поздно…
— Кто… ты… — не сводя завороженных глаз с лица своего спасителя, беззвучно прошептала Елена.
— Это?.. Это Василий, мой брат, познакомься, — не помня себя от ужаса возможной потери того, чего у него никогда и не было, затарахтел Иван, все еще наивно надеясь отвлечь Елену Прекрасную, заставить ее забыть, не смотреть, не осязать его, того, другого…
— Он мой старший брат… первый… Есть еще Дмитрий… средний… Они тоже были далеко… в чужих краях… За птицей… Искали тоже… Мы расстались недалеко отсюда… Вася, Вася, послушай, я так рад тебя видеть!.. Познакомься — моя жена Елена Прекрасная…
Но находись бедный Иванушка на другой планете или где-нибудь в параллельном мире, его слова могли произвести на спасителя и спасенную точно такой же эффект.
Никем не слышимый и не замечаемый, Иван разговаривал сам с собой еще несколько минут, пока холодный дождь не привел в чувство влюбленных и они не вернулись с седьмого, или на каком небе они там находились, на мокрую Землю.
— Иванко?! — бросил полный изумления взгляд Василий на мокрое грязное существо, покрытое листьями и сучками, прыгающее перед ним, бормочущее что-то нечленораздельное и размахивающее руками вот уже десять минут. — Ты?! Не верю очам своим!!! Иванко!!! Здесь!!! Живой!!!
И царевич Василий, бережно поставив Елену на траву, облапил Иванушку, обеими руками, прижал его к себе так, что кольчуга затрещала, и боднул любовно мокрым шеломом его в лоб.
— Иванко!!! Ай, да молодец!.. Ай, да брательник!.. Ай, да витязь вымахал!.. Это все твое добро, поди?
— Мое, — неестественно улыбнулся непослушными губами Иванушка. — Все мое. И жар-птица, и…
— Жар-птица?! — удивленно взмыли вверх брови Василия. — Как, и ты ее нашел?! Ха-ха-ха!!!.. Вот так история!.. Вот это да!.. То ни одной, а то…
— Что? — не понял Иван. — Что значит, «и ты тоже»? А кто еще?
— Иванко, сейчас я тебе расскажу историю — смеяться будешь, — хохотнул старший брат. — Еду я сегодня по дороге домой — тоже, чай, с того самого дня там не был, как мы расстались, и вдруг вижу — на перекрестке трех дорог шатер стоит. Дело к вечеру, думаю, погодка — врагу не пожелаешь, жилья человеческого еще дня два не увижу, дай-ка попрошусь переночевать. Авось, люди добрые не откажут. Заглядываю внутрь, глядь — а там наш Митенька перед костерком сушится, зайца на вертеле жарит, а в углу клетка стоит. Глянул я — и обомлел. С жар-птицей! Настоящей! А я-то думал, что я один ее разыскал и добыл!..
— Как, и ты тоже?.. — сердце Иванушки пропустило удар, и что-то тоскливое заворочалось под ложечкой.
Значит, его птица — не единственная?..
И, выходит, ничего такого особенного он не совершил?..
— Да, Ванятко, да!.. И я тоже!.. — весело продолжил, не замечая расстройства брата, Василий. — Почему мне смешно-то и кажется — не было за душой ни гроша, да вдруг алтын! Знать, домой царю-батюшке привезем не одну, а трех птиц, да всех в один день! Эк, удивится-то! И сам подумай-ка — поверит нам кто-нибудь, что мы не вместе ездили, да что не сговорились, а!.. Хотя нет. Это мы, деревенщины, все по одной привезем, а ты — двух. Вон, какую жар-птицу раздобыл в далеких краях-то, — и взгляд его нежно остановился на Елене. — Как звать-величать нашу боярышню дорогую?
— Это…
— Спасибо, Ион, я сама могу представиться воину Базилю. Меня зовут Елена Прекрасная. Я дочь стеллийского царя. И я хочу поблагодарить тебя за спасение мое от страшной смерти или увечья, — и вдруг, отбросив высокий штиль, Елена уткнулась в металлическое плечо Василия и разрыдалась.
— Я так испугалась… Так испугалась… Думала — не быть мне живой… Спасибо… Спасибо, царевич Базиль… Если бы не ты… Мне так страшно… Я думала — с ума сойду… Такой ужас…
— Ну, что ты, царевна, чего там, — осторожно погладил он громадной ручищей ее по мокрым растрепавшимся волосам. — Все ведь кончилось хорошо, все живы-здоровы… А звать меня не Базиль — это кошачье какое-то имя, не обессудь, царевна, а Ва-си-лий. Ва-ся. Ва-си-лек, можно.
— Ва-си-лий, — старательно-послушно повторила Елена Прекрасная по слогам чужое имя, не сводя влюбленных глаз с Иванова брата. — Ва-си-лек… Ва-ся…
— Ну, вот видишь… А ты у нас, стало быть, Еленушка. Леночка. Лена.
— Лена, — улыбнулась она и согласно кивнула.
Иванушка ради одной такой улыбки был готов убивать и быть убитым сто раз на дню.
И вот, дождался…
— Вася, ты не понял, это… — сделал он еще раз попытку прояснить гражданское состояние вещей, но снова неудачно.
— Да помолчи ты, Ванек, хоть минутку, — отмахнулся от него брат. — Мы тут с Еленой Прекрасной еще не договорили самого важного. Ты скажи мне, царевна, да если отказать захочешь — так лучше ничего не говори, еще подумай…