— Может, выпьем?
Выпили.
И Саше вдруг сделалось наплевать на всё — и на то, что Владимирцев её заботы не ценил, и на то, что где-то там на Остоженке бесновался Гордеев, жаждущей её погибели, и на Сергея, забывшего про неё, и на пугающую неопределённость дальнейшего будущего. Плевать! Это всё вдруг куда-то ушло, уступив место небывалому теплу, словно рядом зажгли камин, но никакого камина в палате Владимирцева отродясь не бывало. Саше захотелось лечь и расслабиться, но на постель Владимира Петровича ведь не ляжешь, уж тем более в его присутствии! Поэтому она, вытянув ноги, поудобнее устроилась на своём жёстком стуле, и, скрестив руки на животе, прикрыла глаза.
Она не видела, с каким нескрываемым восторгом Владимирцев смотрит на неё. Но, всё же, чувствовала его взгляд, пробежавший с густых волос, по чистому высокому лбу, нежным девичьим щёчкам, вздёрнутому носику, чётко отчерченным пухлым губам, мягкому подбородку, затем по тонкой шейке вниз, к высокой груди… Тут Володе стало трудно дышать, и он невольно ослабил ворот рубашки. И, не придумав ничего лучше, вновь наполнил бокалы.
— Хотите курить? — Спросила Саша, не открывая глаз. Владимирцев не отказался. Она с неохотой встала, вручила ему пачку сигарет, и, прежде чем он успел воспротивиться, сама подкатила его инвалидное кресло к окну. Раньше он никому не позволял себя возить, считая это слабостью, но ныне и спорить-то не хотелось! Характер характером, но почему-то именно её забота была Володе приятна.
Саша раскрыла окно, с благодарностью прикурила от спички, протянутой Владимиром, и вместе они на пару стали глядеть на сгущающиеся сумерки над рекой. Запоздало она подумала, что возвращаться в Марьину рощу по такой темноте будет страшно. Лихих людей и без гордеевских головорезов в Москве имелось предостаточно! Но, взглянув на Владимира, улыбающегося каким-то своим воспоминаниям, Саша вдруг подумала, что оно того стоило.
Может — и, скорее всего! — её общество для бедного офицера теперь последняя радость. Вряд ли какая-то другая девушка согласится проводить с ним время вот так, просто за одними разговорами, а подарка в виде любимой книги уж точно ни одна не догадается сделать! Он же инвалид. Зачем он им такой нужен?
«Красивый он, всё же!», подумала Саша, невольно любуясь им. Правда, облик Владимирцева казался ей каким-то расплывчатым, особенно после выкуренной папиросы, но она постаралась этого не замечать, как и то, что комната начала покачиваться из стороны в сторону.
Зато Володину улыбку, когда Сашенька вновь подкатила его к столу, улыбку — она заметила. И сама улыбнулась в ответ, взявшись за уже наполненный бокал.
— Давайте выпьем за мудрость, Владимир Петрович! — Предложила она иронично. — Нам с вами её, похоже, обоим не хватает одинаково!
Выпили. И за мудрость выпили, и за справедливость, и за красивые Сашины глаза. Это Владимирцев предложил, дойдя до изрядной степени опьянения, когда уже не стесняешься говорить вслух то, о чём думаешь.
— Так что… с вашим решением…? — С трудом подбирая слова, спросила его Саша. До последнего она оставалась верной себе, не забывала о том, ради чего вообще затеяла всё это безобразие.
— С каким? — Осведомился Владимирцев. То ли и впрямь уже запамятовал, то ли умело притворялся. Впрочем, последнее в его состоянии казалось сомнительным.
— Я про операцию, — пояснила Саша, искренне недоумевая, почему комната так и норовит накрениться влево. Склонив голову вправо, она умудрилась добиться хоть какого-то равновесия, и поглядела на Володю пытливо.
— Про операцию, — повторил Владимирцев, увы, всё ещё отчётливо помнивший о своей беде и упрямо не желавший с нею мириться. А что сказать?! Что он боится получить надежду, а потом её потерять? Это сказать?! Смерти он не боялся, вовсе нет. А вот страх перед этим отчаянием — как в тот день, когда ему объявили, что он никогда не встанет на ноги — вот этот страх был. А с некоторых пор к нему примешивался другой страх: эта девушка может пострадать из-за него. Она искренне хочет помочь, словно не понимая, чем ей самой грозит неудача!
Поэтому он вздохнул, и вновь наполнил бокалы.
— По-моему, с меня достаточно, — заплетающимся языком проговорила Саша. Она в жизни никогда столько не пила, и искренне недоумевала по поводу этого головокружения и полнейшей неспособности контролировать своё тело. Как же так получилось?
— Ещё по одной, и всё, — заверил её Владимирцев. Так всегда бывает: если человек отказывается пить, то его прямо-таки жизненно необходимо заставить! И он заставил. Всего одну. А потом ещё.
И ещё.
Так что, к тому моменту, как пришёл Мишель, пустая бутылка уже стояла на столе, что разделял обмякшего в своём кресле Владимирцева, и вытянувшуюся на жёстком стуле Александру. Оба были изрядно пьяны, причём последняя особенно, и Мишель в изумлении замер на пороге, не веря своим глазам.
Кажется, не далее, как позавчера, Владимирцев упрямо поднимал подбородок и топорщил усы, заявляя, что не желает и рядом находиться с этой вульгарной медсестрой! «Сделай что хочешь, Мишель, используй всё своё влияние, Мишель, убери её от меня, Мишель!» И вот этот самый Владимирцев смотрел теперь на Сашу с улыбкой блаженного идиота, при этом отчаянно стараясь собрать в кучку разбегающиеся глаза.
— О-о, Мишель! — Провозгласил он, наконец-то заметив вставшего в дверях Волконского. — Ты здесь… ик! Какими… ик! судьбами?!
— Володя, чёрт бы тебя побрал, что здесь у вас происходит?! — Вне себя от праведного гнева спросил Волконский, переступая порог. И, на всякий случай, плотнее закрыл дверь за собой, чтобы у тёти Клавы не возникло соблазна подслушать, когда она пойдёт мимо.
Саша, тем временем, услышав родной голос, открыла глаза и с недоумением принялась искать князя среди кромешной тьмы и пелены нарастающего забвения. И почему всё так кружится?!
— Ваше… величество? — Неуверенно прошептала она, оглядываясь, но веки налились свинцовой тяжестью, и она закрыла глаза, так его и не увидев.
— Го-осподи, боже! — Простонал Мишель, гневно уставившись на Володю. — Владимирцев, потрудись объяснить!
— Ох, Миша, не кричи… Чего объяснять, тебе что-то непонятно? Как видишь, мы тут с Сашенькой… немного… усугубили…
— С Сашенькой, значит? — Ещё более недовольно спросил Волконский, сдвинув брови на переносице.
— М-м, кажется, мы и вправду увлеклись! — Виновато произнёс Владимир, будто только теперь увидел пустую бутылку на столе.
— Увлеклись?! Да ты посмотри на неё! Чёрт возьми, Володя, я был о тебе лучшего мнения! И как не стыдно! Додумался! Девушку споить! Девушку! По-моему, ниже чем ты, пасть уже невозможно. — Заключил Волконский, ничуть не боясь обидеть своего товарища. Гневу его не было предела в тот момент.