Только зачем же лить воду за шиворот? Разве нельзя было просто побрызгать в лицо?
— Хорошо, — сказала Нина, — в следующий раз.
Она надо мной издевалась.
— А теперь, ребята, я вам сообщу новость, — снова торжественно начала Нина. — Совет дружины назначил одного из вас вожатым в первый класс «А». — Она повернулась ко мне и объявила: — Бориса Збандуто.
И тут почему-то поднялся невообразимый шум. Все начали смеяться, а больше всех — мой друг Сашка. Каждый острил как мог, нарочно перевирая мою фамилию.
— Донато! Ха-ха-ха! — закричал Сашка. — Он научит их получать двойки.
— Бандито! Плакали деревья в школьном дворе!
— Надувато! Научи их лупить девчонок!
— Бить окна!..
— Играть в расшибалочку!..
Все ребята хохотали, и я тоже не отставал от них. Действительно, какой из меня вожатый!
— Ну хватит. Посмеялись — и хватит! — серьезно сказала Нина. — Согласен, Збандуто?
— Нет, — ответил я. — У меня профессиональная негодность. Я от волнения заи… заи… заикаюсь.
Ребята снова засмеялись.
— То ты икаешь, — сказала Нина, — то ты заикаешься. Довольно валять дурака. Говори, согласен или нет?
— А что я буду с ними делать? — спросил я.
— Подготовишь в октябрята, — ответила Нина.
— Будешь их сажать на горшки и вытирать носы! — выкрикнул Сашка и посмотрел в спину Насти.
Он явно хотел ей угодить. И тут она оглянулась и сказала те самые слова, которые и втянули меня в эту историю. Потом-то оказалось, что она просто пошутила.
— Что здесь смешного? — сказала она. — Это ведь серьезное дело.
На секунду наши глаза встретились, и я вдруг, к своему величайшему удивлению, услышал собственный голос, который произнес:
— Я согласен.
— Несчастный Надувато, мне тебя жаль! — Сашка корчился от смеха.
— Может, помолчишь? — спросил я. — А?
— Ну вот и хорошо, Збандуто, — сказала Нина. — Мы знаем твои слабости, но доверяем. А ты должен оправдать это доверие.
— Можете на меня положиться, — громко ответил я и победно оглядел притихший класс.
— Подумай, о чем ты будешь говорить с ними на первом сборе. Для этого нужна какая-то находка, — предупредила Нина.
По дороге домой я думал о первоклассниках. Мы с ними понаделаем дел. Можно, к примеру, перейти на ускоренное обучение: за год — три класса. Вот будет пожар! Все обалдеют. Может быть, моим методом сможет воспользоваться наша школа или даже вся страна! А можно еще организовать для них учение во время сна. Они будут ночью спать и учиться, а днем гулять. Чем не жизнь?.. Идеи так и роились в моей голове.
Пусть теперь Н. Монахова скажет, что я ничем не увлекаюсь. Воспитать современного человека, подготовить его для жизни в двадцать первом веке — это поважнее, чем пищать на флейте.
И тут меня осенило: надо для первой встречи произнести речь. Это будет та самая «находка», о которой говорила Нина.
Я вытащил на ходу из портфеля тетрадь и, остановившись, быстро написал: «Дорогие ребята, пионерская организация…» Дальше у меня почему-то не пошло, хотя сама находка показалась мне блестящей. И, не в силах сдержать радость, я побежал домой, чтобы рассказать обо всем маме.
* * *
Дверь мне открыла Полина Харитоньевна. С тех пор как я ее спас от неминуемой смерти, она зачастила к нам: пьет с нами чай или обедает. Ей нравилось, что из наших окон хорошо видно, кто куда пошел, кто что понес, кто как одет. Мама ее жалела и говорила, что в ней, в Полине Харитоньевне, сильны пережитки прошлого, что она из буржуазной среды. Конечно, ей ведь восемьдесят лет.
Вид у Полины Харитоньевны был испуганный, особенно в этом странном салопе, который она натянула на себя. А в тот момент, когда она открыла дверь, меня как раз снова посетило вдохновение, и я выпалил ей прямо в лицо продолжение своей речи.
— «Дорогие ребята! — крикнул я торжественно-торжественно. Я теперь начинал понимать Нину. — Пионерская организация, известная своим благородством…»
— Что-нибудь случилось? — спросила Полина Харитоньевна, отступая.
— Случилось, — ответил я.
— Что? — Полина Харитоньевна всего боялась.
— Меня назначили вожатым! — крикнул я и пролетел мимо нее в комнату, чтобы записать продолжение речи.
Она вошла следом за мной:
— Вожатым? Тебя?
Я вырвал листок из тетради и быстро стал записывать речь.
— В первый класс «А», — ответил я.
— Ну что ж, Бока, теперь ты должен будешь показывать пример другим.
— Не называйте меня больше Бокой, — попросил я, — я уже не маленький.
— Хорошо, — согласилась Полина Харитоньевна. — Может быть, пообедаешь?
— Нет, — твердо ответил я, — я буду сочинять речь… и развивать силу воли. Волевой человек может добиться чего угодно.
Я склонился к столу, потому что почувствовал, что меня опять осенило.
В это время хлопнула входная дверь. Пришла мама. Я выскочил ей навстречу.
— Мама! — закричал я. — У меня хорошая новость!
— Тише, тише, не кричи так, — попросила она.
— Меня назначили вожатым в первый класс, — с ходу перешел я на шепот.
Мама скептически поджала губы. До чего же все-таки взрослые скучный народ! Я думал, она закачается или хотя бы улыбнется. Ну ничего, когда она узнает, какие я задумал дела, поверит в меня.
— Только не называй меня больше Бокой, — предупредил я и удалился в свою комнату.
Речь была написана, и теперь, нежно разглаживая эту драгоценную бумагу, я учил ее наизусть.
— «Дорогие ребята! Пионерская организация, известная своими славными делами, прислала меня к вам, нашим младшим товарищам…»
Я перестал читать, подкрался к двери и приложил ухо к замочной скважине, чтобы послушать, что обо мне говорят мама и Полина Харитоньевна.
— Неужели исправится? — долетел до меня голос мамы. — Неужели возьмется за ум?
— А что вы думаете, — ответила Полина Харитоньевна. — Обещал развивать силу воли.
— Боже мой! — вздохнула мама. — Чего он только не обещал развивать: и силу воли, и память, и внимательность, и не лгать, и не драться, и, наконец, помогать мне!
Я решил напомнить о себе и прокричал в замочную скважину:
— «Чтобы я закалил вас и подготовил нам достойную смену…» — На слове «смена» у меня сорвался голос, и получилось не очень красиво.
Тем не менее я прильнул глазом к скважине: Полина Харитоньевна и мама были передо мной как на ладони. Представьте, они с аппетитом обедали, пока я страдал на благо общества. Я с возмущением открыл дверь.
— А, Бока, — сказала мама. — Может быть, все же пообедаешь?
— Опять «Бока»! — возмутился я. — Это, наконец, надоело.
Но за стол я сел. От этой речи я здорово проголодался.
После обеда я вновь вернулся к своей работе. Пробежал речь глазами и остался доволен. Вот только нет в ней упоминания о мужестве. Вставил в нескольких местах слово