себя с порошок, лишь бы оправдать его. Нельзя быть такой несправедливой к себе!
– О, Анри! А легко ли расстаться с надеждой?! Я не могу. Не могу расстаться с теплом этих синих глаз…
– Извини, Анна, позволь мне задать тебе один щепетильный вопрос?
– Ты меня пугаешь, Анри!
– О нет, тебе решать, отвечать или нет.
– Хорошо, спрашивай.
– Как в ту ночь он всё же справился с тобой? Как ты лишилась чувств?
– Для меня это загадка. Я никогда не падала в обморок, но, говорят, это происходит не настолько мгновенно. Он меня не бил. Насколько я помню, он только пытался удержать меня и приговаривал что-то вроде того, что мол не желает мне зла. Я его укусила… А потом вдруг всё оборвалось. Я пришла в себя уже у в замке в моей комнате, когда Марианна с силой хлопнула у меня перед глазами в ладоши.
– Странный способ будить. А у Виктора ты не спрашивала об этом?
– Спрашивала, конечно. Он только заверил, что никак не хотел задеть мои чувства и может поручиться за сохранность моей чести. Я же говорила, он упрямо избегает разговоров о том дне. Не знай я того, что знаю, можно было бы решить, что он вообще понятия о том не имеет. Когда я говорю, с интересом слушает, а как только начинаю спрашивать, он тут же находит повод прервать разговор. Иногда я даже думаю, что это его поведение было бы легче объяснить, предположив, что мы прежде вообще не были знакомы, того дня не было в его жизни, но в это поверить ещё сложнее.
– Да, здесь есть от чего голове пойти кругом… Тебе уже давно стоило поделиться со мной этими наблюдениями…
– Что ты хочешь сказать? – Анна невольно встревожилась.
– Только одно – всё сказанное тобой заслуживает внимания! Я тебе напомню, от рождения близнецов четверо. Так что… допустить мысль, что это не «Тот Виктор» не только возможно, но и…
– Нет! Что ты! Ведь это означало бы, что… Нет! Не знаю… Ты меня пугаешь! – всполошилась Анна.
– Ты удивительная! Тебе много легче допустить свою неправоту, лишь бы не обидеть другого, – Анри сокрушённо повёл головой, – Если ты склонна хорошо о нём думать, то правильнее было бы проявить к нему уважение и дать возможность объясниться?
Взгляд Анны остановился, и столько всего в нём отразилось в этот момент: и ужас, и страх, и возмущение, и удивление, и… надежда…
– Хочешь, вместе с ним поговорим? – Анри не мог не протянуть руку помощи, но такая перспектива только ещё больше испугала Анну.
– Анри, ты не понимаешь, что предлагаешь!
– Не надо так волноваться! Оно того не стоит! – Анри подался ближе, но Анна уже вскочила, в смятении заломила руки:
– О Боже! Что я тут наговорила!!! Мне очень жаль…
– Анна!
– Забудь, умоляю, забудь всё это! О, если бы это было возможно!!!
– Анна, клянусь, тебе не придётся об этом пожалеть!
– Не надо, не клянись, я уже жалею!!! – Анна даже сделала пару шагов к выходу, но тут же передумала и обратила к Анри глаза полные слёз:
– А сама поговорю с Виктором! Лучше пообещай, что оставишь это мне!
– Сама так сама, – Анри кивнул, – Это твоё право.
– И ты не станешь возводить на него напраслину! Обещай!
– Какую напраслину? Анна…
– Я и сама не очень-то доверяю своим наблюдениям. Очернить человека очень легко. Но если из-за меня разлад между близнецами превратится в пропасть, я себе это никогда не прощу! Анри, услышь меня! Это очень важно!
Анри горько поджал губы и очень неохотно кивнул. Это заметно успокоило Анну, она даже нашла силы благодарно улыбнуться:
– Я сама виновата в своей болтливости. Это моё дело, моя беда… Но я хочу, чтобы ты знал, что я очень ценю нашу с тобой дружбу. Ты необыкновенный человек, добрый, мудрый… надёжный, как собака. Только не обижайся! Это твои слова.
– Если уж быть точным, я сказал это о верности, – улыбнулся Анри.
– Разве верность и надежность это не про одно и то же? Забавно… Почему с тобой так легко, так просто? Мне порой кажется, что я знаю тебя уже целую вечность. Милый Анри, я всей душой желаю тебе счастья. Уверена, ты будешь везучее меня!
С этими словами Анна нежно коснулась руки Анри и уже в следующий миг выпорхнула из его комнаты, словно потревоженная голубка. «Быть везучее тебя? Это уже точно нет. Ох, любимая… Где же мне взять мудрость, чтобы исцелить твоё сердечко, показаться тебе не верным псом, а…» – Анри тяжело вздохнул и обратил взгляд к окну, – «И как же мне не нравятся все эти твои открытия! Почему же ты так долго молчала!?!»
Глава 37. Рискованные игры.
Герцог в десятый раз перечитал послание, начертанное на большом белоснежном листе бумаги. Текст уже дословно запечатлелся в его памяти, но смысл всё ещё ускользал. Мешало оцепенение, охватившее Его Светлость при обнаружении этого письма. Так что появление праиэров и Глена он воспринял как спасение – теперь есть на ком сорвать раздражение и злость:
– Надо объяснять от кого это? Да, снова Ровиньоль! Я нашёл это у себя на подушке! Вы поняли?! На моей подушке!!!
– Это невозможно!.. – ошеломлённо выдохнул Ламороу, а лицо его при этом стало прямо-таки пунцовым, – Ваша комната всё время под наблюдением, люди дежурят и у двери, и на крыше…
– …и дымоход уже давно забит, – в тон ему закончил это перечисление герцог и тут же сорвался на крик, – Тогда как же это понимать?!!
– Думаю, ему помогает кто-то, кто может свободно перемещаться по дому, – это Фил решился сделать предположение вслух.
Его спокойный сдержанный тон подействовал на Его Светлость, как хорошее успокоительное, заметно охладил его пыл.
– Но вы говорите, что дверь всегда под надзором! – напомнил герцог.
– Верно! Фил верно сказал! – тут же взбодрился Ламороу, – Ваша Светлость, но ведь прислуга сюда входит для уборки… Позвольте нам во всём разобраться!
– А когда я вам запрещал?! Не пора ли отвечать?! – невольно огрызнулся герцог.
– Мы сейчас же допросим тех, кто стоял у вашей двери! Если вы позволите это сделать, всё прояснится очень быстро! – и Ламороу, казалось, верил в то, что говорил.
Что ж, Его Светлость сжалился:
– У вас час!
С тем герцог смерил слуг презрительным взглядом и стремительно вышел прочь.
Он знал своих праиэров. Им хватило несколько минут, чтобы выловить в доме всех тех, кто подходил к комнате герцога в последние четыре часа, ведь ровно столько прошло с момента, когда Его Светлость в последний раз наведывался в свою комнату. Так под удар попали двое – старшая горничная Жаклин Норьи, на свою беду, сегодня лично выполнившая уборку в этой части дома, и лакей маркиза, приходивший менять свечи в канделябрах. Как только Жаклин поняла, в чём её обвиняют, так тут же и упала Ламороу в ноги и залилась