В Вашингтоне быстро сориентировались и отказались от размещения своих ракет на Аляске. Больше того, объявили о согласии не переоборудовать РСД в ракеты с меньшей дальностью. Теперь обе стороны вели речь о двойном нуле — по РСД и РМД. Нигде в мире больше не должно было оставаться ни американских, ни советских ракет как средней, так и меньшей дальности.
В общем, к августу 1987 года главные препятствия на пути к соглашению были устранены. Серьёзные подвижки с обеих сторон по ракетам средней и меньшей дальности были налицо.
* * *
Однако в советско— американских отношениях в целом царил застой. Рейган продолжал говорить о намерении развивать диалог и провести следующий саммит с Горбачёвым в Вашингтоне. Но при этом на чём свет стоит ругал Советский Союз за его политику в отношении прав человека, в региональных конфликтах и в Европе. И хотя Москва делала серьёзные подвижки по всем этим вопросам, Вашингтон не отвечал взаимностью. Там признавали, что в советской системе происходят кое — какие изменения, но объясняли их твёрдостью американского курса и требовали большего. Причём порой били по самому больному.
12 июня 1987 года Рейган появился в Западном Берлине и произнёс речь у Браденбургских ворот — прямо напротив Берлинской стены. Отметив, что Горбачёв говорит о реформах и открытости, президент поставил вопрос ребром:
— «Является ли это началом глубоких изменений в советской системе? Или это пропагандистский приём, рассчитанный вызвать напрасные надежды на Западе? И призвал Горбачёва дать миру безошибочный сигнал: — Г— н, Горбачёв, если Вы стремитесь к миру, если Вы стремитесь к процветанию Советского Союза и Восточной Европы, если Вы стремитесь к либерализации... разрушьте эту стену!»[251]
Но разрушением стены дело не ограничилось. На следующий день он объявил 14 июня «Днём свободы для Балтики». А месяц спустя, 17 июля в обращении по поводу недели порабощённых народов говорил уже о «народах порабощённых советским империализмом». Причём не только в Восточной Европе. «Борьба, начатая на Украине 70 лет назад, идёт по всей советской империи... в Казахстане, Латвии, Молдавии и среди крымских татар».[252] И США будут на стороне этих народов.
Тем же летом Рейган изложил стратегические цели своей политики под броским лозунгом, как «найти выход из тупика Холодной войны». Суть их: «разогнать, а не жить под двумя огромными, тёмными тучами послевоенного периода — угрозы ядерного холокоста и распространения тоталитарного правления». Отсюда вытекали две новые доктрины Рейгана, хотя сам он их так не называл: «новая политика помощи демократическим повстанцам в их борьбе за самоопределение и права человека в своих странах» и «переход к оборонительному сдерживанию» путём создания СОИ.
В той же речи 26 августа президент бросил другой вызов Горбачёву: нужен не только контроль над вооружениями, но и большая военная открытость. «Настало время перейти к гласности в ваших военных делах. Во— первых, публиковать обоснованный военный бюджет ваших военных расходов так, как это делаем мы. Во— вторых, раскрыть советскому народу и всему миру численность и состав советских вооружённых сил. В третьих, начать дебаты в вашем Верховном Совете по крупным вопросам военной политики и вооружениям так, как это делаем мы».[253]
Эти выпады Рейгана создавали серьёзные проблемы для Горбачёва. Он и его команда весьма болезненно воспринимали вмешательство Запада в деликатные процессы трансформации советского общества при проведении перестройки. Разумеется, Горбачёв хотел перемен и проводил их, но он не хотел, чтобы это выглядело так, что он действует по указке из Вашингтона. В этом плане он был лично уязвим перед обвинениями, что капитулирует под давлением Запада.
Понимали это в Вашингтоне? Судя по выступлениям Рейгана, — нет. Или же предпочитали демонстрировать силу и непримиримость во внешних делах, чтобы отвлечь внимание от жёсткого внутреннего кризиса Ирангейт.
Но Горбачёв не стал втягиваться в непродуктивную полемику с президентом США, хотя соблазн был велик. И упрямо продолжал политику «не слов, а дел», шаг за шагом устраняя наслоения конфронтации в советско— американских отношениях. Это была дальновидная политика и она принесла плоды. Потом. А тогда этого не было видно.
РЕЙГАН НЕ ЗНАЛ, КОГО ОБНИМАЛ
Вот в такой обстановке Шеварднадзе вместе с большой командой своих экспертов прибыл в Вашингтон для подготовки встречи в верхах Рейгана и Горбачёва.
Во вторник 15 сентября в 8.00 утра он вошёл в кабинет Шульца на седьмом этаже в здании госдепартамента. Обычно суровый и неулыбчивый госсекретарь источал доброжелательства и широким жестом пригласил советского министра в маленькую комнату позади его огромного кабинета, где они вдвоём с переводчиками приступили к делам. Но не успели начать, как в комнату буквально ворвался охранник и задёрнул шторы на окне. На недоумённый взгляд Шульца он ответил:
— Какой— то парень с автоматом у памятника павшим во Вьетнаме угрожает открыть огонь.
Шеварднадзе потом удивлялся, как такое может происходить в цивилизованных странах. Ни в Москве, ни в Тбилиси такого и представить нельзя. И назвал Вашингтон столицей криминального мира.
Но этот эпизод министры не обсуждали. Первым делом, уже по традиции они образовали 4 рабочие группы — разоружение, права человека, региональные конфликты и двусторонка. А сами приступили к обсуждению этих же проблем, но в широком плане, не вдаваясь пока в детали. При этом Шеварднадзе делал упор на необходимость скорейшего заключения Договора по РСМД, а Шульц на ситуацию с правами человека в Советском Союзе, и поддержку им тоталитарных режимов в Афганистане, Анголе, Никарагуа, Камбодже...
Начал Шеварднадзе с того, что передал Шульцу послание Горбачёва Рейгану. В нём тоже основное внимание уделялось заключению Договора по РСМД и подчёркивалось, что он станет прочной основой не только новых советско— американских отношений, но также международных отношений в целом и на многие годы. И далее, Горбачёв убеждал президента, что настало время поднять опасную завесу секретности с военных доктрин СССР и США, а для этого проводить встречи военных обеих стран на высоком уровне.
Затем началась дискуссия. В ней не было ничего нового. Кроме, пожалуй, одного момента. При обсуждении прав человека вместо обычного советского контраргумента — «а у вас негров вешают» Шеварднадзе сказал:
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});