Ловля рыбы, известной под именем меча, также и многих других, меньших, как то: морены, большого рода угрей, золотой рыбки и проч. и проч. доставляет зрителям еще приятнейшее зрелище, тем более что оная, в малом виде, в точности представляет ловлю китов. По захождении солнца, в тихую погоду несколько лодок вдруг отваливают от берега, рассыпаются по заливу; на носу каждой один рыбак близ воды держит зажженный факел, другой с острогой стоит на ногах в готовности нанести верный удар. Свет факелов привлекает рыбу, она выходит на поверхность моря и вмиг поражается острогой в голову. Как меч-рыба сильна и велика, то рыбаки гонятся за ней иногда довольно долгое время и при каждом появлении поражают ее острогой и несколькими дротиками. Уязвленная таким образом, она бьется близ лодки, колет твердой шпагой своей, длиной около двух аршин и, поднимая хвостом воду, заливает оной лодку и угрожает потоплением; наконец, утомившись и изойдя кровью, умирает. Рыбаки берут ее на лодку или привязывают к корме оной веревкой. В светлую и тихую летнюю ночь, великое множество лодок, выходящих на сию ловлю, освещенных факелами, представляет на море большой город, великолепно освещенный. Ловля сия употребляется во всей Италии, и рыбаки, которые бьют рыбу острогами, очень ловки и искусны в сем деле, и потому пользуются общим уважением своих товарищей.
День модного светаВ Палермо живут всегда в обществе, между чужими людьми, и домой возвращаются для того только, чтоб спать. Жизнь модного света есть вечное рассеяние; кажется, никто здесь не любит мирного семейственного уединения; роскошествуют чрез меру, нимало не думают о хозяйстве, везде и во всем ищут наслаждения, ищут оного с нетерпением, смеются, радуются всему, утешаются каждой безделицей, никогда не занимаются важными спорами о политике, вере и правлении, не осуждают никого, шутят, поют, танцуют, сочиняют стихи; нежнейшие из них читают дамам; словом, оба пола помышляют об одном и том же: как бы приятнее провесть время; и можно сказать, что сицилийское дворянство в театрах, маскарадах, церковных праздниках, народных зрелищах, прогулках и собраниях проводит время в совершенной неге, живет в непрестанном восторге и ведет жизнь самую веселую.
Чтоб дать понятие о препровождении времени модного света, последуем за бароном светским, человеком молодым, хорошо воспитанным, нежным почитателем прекрасного пола, любезным, милым и знающим жить. Поутру до десяти часов не слышно стуку экипажей; один только народ, купцы и ремесленники толпятся на улицах, и как Палермо очень многолюден, то улицы, а особливо площади, походят всегда на ярмонку. В полдень начинают показываться экипажи; полусонные горничные служанки открывают жалюзи, подымают гардины в окнах. Наш молодой барон, не вставая, пьет в это время в постели шоколад; в три или четыре часа, если не слишком жарко, выезжает, посещает, например, знакомую ему маркизу, которая в небрежной одежде, прикрывшись шелковым одеялом, принимает его, роскошно лежа на постели. Скромные читательницы, краснеющие при чтении сих строк, побранят, может быть, меня, что я выставляю сие нескромное обыкновение. В оправдание свое скажу: здесь такая мода, а мода везде есть закон; к тому же в этом соблазнительном для нас обыкновении здешние мужчины, даже застенчивые, не видят ничего дурного и смотрят на хорошую только оного сторону; женщины стыдливые, застенчивые и самой строгой нравственности также скоро к оному привыкают, ибо в неловком для них сначала сем положении они скоро открывают верное средство понравиться. Последуем за бароном далее. От маркизы он приезжает к герцогине, которая уже встала, сидит за туалетом, перебирает листки нового сочинения и с улыбкой слушает ловкого парикмахера, рассказывающего ей городские новости. Барон прибавляет что-нибудь и от себя, хвалит головной убор, находит, что синий или розовый цвет идет ей как нельзя лучше к лицу, бегает, суетится, упреждает служанку, подает герцогине духи, помаду, шпильки или прозрачный платочек, словом, одевает ее, спорит с горничной, хвалит черные плутовские ее глазки; герцогиня, прищурив свои с хитрой и как бы недовольной миной, смеется; наконец встает и говорит: addio Caro! (до свидания). После сих утренних посещений барон заходит в лавки, модные магазины, посещает кабинет скульптора и живописца, которые обыкновенно живут в нижних этажах и оконченные свои работы выставляют на улицу у дверей. Барон, как знаток, замечает недостатки, дает совет и, видя что-либо изящное, с восклицанием оставляет художника и отправляется в великолепно убранный кофейный дом, более других посещаемый.
Тут многочисленное общество волнуется, знакомые и незнакомые составляют одно шумное семейство: тут спорят, шутят друг над другом, не оскорбляются острым словом, отражают его замысловатыми речами; забавляются смешными анекдотами, счастливыми или неудачными любовными приключениями. Стихотворцы, литераторы, профессоры и аббаты в углах читают свои сочинения; если они дурны, другие зевают; если хороши, бьют в ладоши и кричат: бесподобно! неподражаемо! Толпы переходят беспрестанно от одной двери к другой, продавцы галантерейных вещей, игрушек и безделушек, румяные поселянки с корзинками цветов, с поклоном предлагают букеты тому, кто на них взглянет. Капуцин с крестом в одной руке, с тарелочкой в другой, с поникшим взором, читая молитвы и прославляя милосердие к бедным, принимает со смирением полушки! Голодные нищие, стоя у открытых дверей и окон, вопиют и просят милостыни; слуга, нося по залам курильницу, заставляет их молчать или прогоняет от дверей. Наш барон, как знатный господин, для лучшего тона, не снимая шляпы, сидит на софе небрежно, приказывает слуге подать себе маленькую чашку кофе или мороженого и, перебирая листы в газетах, не читая их, слушает разговоры других; любуется своим бриллиантовым перстнем или стройностью своей ноги, с притворным нетерпением смотрит часто на часы и, чтобы убить время, рассматривает на стенах дурные эстампы, поправляет пред зеркалом галстук и манжеты или, наконец, ласкает миловидную служанку, которая на позолоченных креслах сидит за буфетом и кокетствует. Сим заканчивается утро.
В пять часов барон возвращается домой; одевается, едет в лучшую ресторацию обедать, где за общим столом старается сесть подле какой-нибудь пригожей женщины, а не успев в том, с удовольствием разговаривает с двумя незнакомыми соседями, потчует их и каждый платит за себя. После обеда барон, раздевшись, отдыхает обыкновенно до седьмого часа на постели. Как только зажгут на улицах фонари, то начинается ужасный шум. Кареты, коляски, гики[97] и фаэтоны, освещенные двумя пылающими факелами, потрясают мостовую, скачут, перегоняют одна другую, встречаются, разъезжаются; одни едут смотреть трагедию, другие оперу, иные национальный дивертисимент и т. д. В 9 часов барон едет в Королевское собрание; отсюда жена его одна посещает дворянские и многие другие клубы, занимается там игрой в карты, охотно слушает и принимает нежные слова кавалеров, остроумие награждает милым взглядом, а любезному назначает рандеву.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});