Разве это уж так не современно?
На Лубянке мне попалась История Рима известного историка Моммзена. Меня она так захватила, что, когда я в Джездах встретился со специалистом — профессором истории, я прямо закидал его вопросами: чем объяснить блестящие победы римских армий и завоевание ими почти всего известного тогда мира? Почему эти же римляне были так легко потом разгромлены варварскими германскими племенами? Ответ — римляне переживали тогда период разложения родового строя. А другие народы, например, галлы, германские племена и другие? Они — тоже. Почему же галлы и другие победили Рим, а не наоборот? Ответ: они переживали период разложения родового строя. То же самое я нашёл во всех учебниках истории, которые мне тут попадались. То же разложение родового строя, но разбавленное датами сражений, эксплуатацией, восстаниями и проч. Так ли уж устарел Щедрин?
Я расписался об истории, и даже не остаётся места для поэзии. А жаль, я недавно узнал о религиозных взглядах индусов (конечно, от своего старика, который, кстати сказать, очень плох, доходит[171]). Очень поэтично, куда красивей еврейско-христианско-мусульманской религии. Но об этом — до другого раза.
Письмо мамы, которое я только что получил — далеко не такое бодрое, как Иринки, но тревожится она не о себе, а по поводу задержек с твоим делом. Но, хотя она высказывает совершенно правдоподобные предположения, что неудобно, после того, что сделали с мальчиками, просто разогнать вас по домам, всё же это им придётся сделать. Пахучее дело!
Я даже думаю, что ты, может быть, не дождавшись меня, скоро махнёшь в Караганду. Всё может быть.
А у меня всё по-старому, только ещё скучнее. Слухами тут буквально земля полнится.
Получил письмо от Бориса Отставной полковник, многократный орденоносец, он ютится с семьёй в сыром подвале. Прислал фотографию своей супруги — дама пудов на девять. Всё приглашает в Одессу. Только бы выбраться отсюда, а там будет, куда поехать. Привет твоим друзьям. Жму руку и целую крепко. Папа.
25.9.55
Доченька дорогая!
С неделю назад на меня вдруг напал такой свирепый грипп, с кашлем, насморком и всем прочим, что я только сегодня пришёл в себя. Вот почему я на пару дней пропустил срок тебе писать.
Мама в последнем письме очень хорошо пишет: «Несмотря на все злоключения, не жалею, что живу сейчас, и не прочь прожить ещё 50 лет». Представь, я чувствую совершенно то же самое. Очень интересно жить! Толстенный том переписки Маркса-Энгельса я проглотил, как приключенческий роман — даже выписки делал. История — не только забавная, но очень утешительная наука! Мама ещё пишет о своих занятиях в науках и правильно указывает, что молодому поколению нужно сейчас много больше над собой работать, чем это нужно было нам, когда мы были молоды. Нам было слишком легко. Ведь мы были «победителями», нам не нужно было стараться, приобретать знания, вырабатывать волю, характер. От нас требовалось только быть «на правильной стороне». Впрочем, тут она немного не права. Эта тогдашняя лёгкость нам потом боком выходила, ведь чего греха таить, и мы несём тяжёлую ответственность за то, что потом произошло.
Жестокий насморк не помешал мне вчера пойти в кино. Давали «Княжну Мэри», якобы по Лермонтову. Советую посмотреть, если у вас её показывать будут. Лермонтова там мало — просто несколько пошловатая подделка с пением и танцами.
Даже в ранней юности, когда я ещё очень увлекался демоническими героями, Печорин производил на меня отталкивающее впечатление. Ты в своем письме, конечно, правильно подчёркиваешь смягчающие его вину обстоятельства — стремление к активной деятельности при отсутствии поля приложения своих сил и проч. Но сколько я за 7 лет насмотрелся этих демонических фигур, преимущественно среди бригадиров и прочих придурков. И ты бы послушала эти восторженные взвизгивания девиц и довольные смешки молодых людей в зале. Нет — Печорины — ещё далеко не прошлое. Но я боюсь, что ты когда-нибудь потеряешь терпение и рассердишься на меня серьёзно за мои еретические взгляды.
Ещё несколько человек получили разрешение отсюда вернуться домой. Один из них прибыл вместе со мною и тогда же начал хлопотать, когда и я. Но он, кажется, подходит под Указ[172]. Так или иначе, скоро и мой черёд подойдёт. Прямо терпения не хватает ждать.
Напиши мне, пожалуйста, что ты сейчас читаешь и чем интересуешься. Я весь ушёл в историю, но тебя она не интересует. Как жаль, я об этом мог бы писать и писать.
Если ты переписываешься со Стеллой, передай ей мой привет. Приветствуй также Лауру. Как у неё дела с дочкой? Я уже писал тебе, что мне кажется, письмо отсюда, возможно, скорее бы дошло. Что если бы она написала? Я бы переслал, и, если нужно, написал бы от себя несколько слов.
Целую тебя крепко и жажду тебя видеть. Твой папа.
1.10.55.
Здравствуй, доченька!
Получил твоё письмо от 14.IX. Ты совершенно права: больше ждали, подождём ещё немного. Свидание наше состоится и, наверное, скоро. Каждую почти неделю из нашего дома уезжают люди. Сегодня отправилась партия, и один из них прибыл сюда вместе со мною. Я, вероятно, один из ближайших на очереди. И даже лучше, если немного позже — больше шансов, что условия будут более благоприятными. И тогда ты воочию убедишься, какой у тебя папаша богатырь, а вовсе не утиль, как ты, видимо, думаешь.
А пока наша переписка тоже служит этому свиданию. Нужно обговорить всё менее важное и спорное, чтобы при встрече осталось самое важное. Очень рад, что ты, наконец, обзавелась ватным одеялом — я тут, как буржуй, летом и зимой под ватным сплю.
Твоя подруга-украинка, видимо, очень хорошая девушка, и Франко тоже был очень хороший человек и, помнится, хороший писатель. Сожалею, что тут всё еще нет его произведений, но я помню, какое сильное впечатление произвели его рассказы на меня в детстве, и сейчас, 50 с лишним лет спустя, я помню его тюремные рассказы, особенно один, где еврейский мальчик, подстреленный часовым за то, что взобрался на подоконник, умирая, просит: «Света, больше света». Очень хорошо, что Франко по поводу «роковин» Шевченко говорил так, как ты пишешь[173], но, тем не менее, «Гайдамаки» всё-таки самое значительное произведение Шевченко и самое для него характерное.
Семейное сходство между нами видно не только в форме твоего носа — мне так же противны подвиги всех и всяческих мясников, во имя чего бы они ни действовали. Кстати, Кулиш, видный украинский деятель, тогда же, в 1846 г., советовал Шевченко сократить и переделать «Гайдамаков», и его раздражало торжество мясников и кровавая бойня. И всё-таки, Шевченко, действительно, был великим поэтом украинского народа в неизмеримо большей степени, чем Пушкин — русского. Я не знаю во всей русской литературе 19-го, по крайней мере, века писателя, который имел бы большее право на звание поэта своего народа, чем Шевченко, даже Некрасов, который идейно, конечно, много выше, даже Толстой и Кольцов.