– Это недурно, дядя Том, – сказал Гарри, улыбаясь. – Если смазливая индианка вмешается в дело, можно провести с нею самого черта.
– Не говорите громко, – заметила Уа-та-Уа. – Некоторые ирокезы знают язык янки[99], и все имеют уши янки.
– Друг ты нам, или недруг, молодая женщина? – спросил Хаттер, принимая живейшее участие в разговоре. – Если друг, то тебе будет хорошая награда и мы немедленно возвратим тебя домой.
– Или поживитесь моими волосами, – возразила Уа-та-Уа с холодной иронией.
– Нечего говорить о том, что прошло. То была ошибка. Насмешкой ничего не сделаешь, молодая женщина: запомни это хорошенько.
– Батюшка, – сказала Хетти. – Джудит думает вскрыть большой сундук, чтоб сокровищами его купить твою свободу.
Старик нахмурился и проворчал какие-то невнятные фразы.
– Отчего же не разломать сундука? – прибавила Уа-та-Уа. – Жизнь дороже старого сундука.
– Вы не знаете, чего просите, – угрюмо отвечал Томас Хаттер. – Обе вы глупые девчонки, и я советую вам держать язык за зубами. Брр! Дикари, по-видимому, вовсе не заботятся о нас, а это слишком дурной признак. Нужно на что-нибудь решиться, и чем скорее, тем лучше. Как ты думаешь, можно ли положиться на эту молодую женщину?
– Слушай, старик, – сказала делаварка торжественным тоном. – Уа-та-Уа не ирокезка, она делаварка, у нее делаварское сердце, делаварские чувства. Она тоже в плену. Один пленник помогает другому пленнику. Теперь не надо больше говорить. Дочка, оставайся с отцом. Уа-та-Уа пойдет искать друга, потом скажет, что надо делать.
Это было произнесено тихим голосом, но отчетливо и внушительно.
Затем девушка встала и спокойно направилась в свой шалаш, как бы потеряв всякий интерес к тому, что делали бледнолицые.
Глава XII
Отцом все время бредит, обвиняет Весь свет во лжи, себя колотит в грудь, Без основанья злится и лепечет Бессмыслицу. В ее речах сумбур, Но кто услышит, для того находка.
Шекспир. ГамлетВ «замке» Томаса Хаттера могиканин и Зверобой два-три раза просыпались в продолжение этой ночи, осматривали поверхность и окрестности озера и, уверившись, что все спокойно, засыпали опять, как люди, которых нелегко было лишить естественного покоя. Бампо проснулся с рассветом, тогда как его товарищ, утомившийся в течение нескольких беспокойных ночей, пролежал в постели до самого восхода солнца. Джудит тоже, против обыкновения, проснулась довольно поздно, так как с вечера долго не могла сомкнуть глаз. Но прежде чем солнце появилось над восточными холмами, все обитатели «замка» были уже на ногах, потому что в этих странах никто вообще не остается в постели после появления дневного светила.
Чингачгук был занят своим туалетом, когда Зверобой вошел в каюту ковчега и бросил ему несколько вещей из грубого, но удобного платья, принадлежавшего Хаттеру.
– Джудит прислала это для твоего употребления, любезный вождь, – сказал Зверобой, бросая куртку и штаны к ногам индейца, – потому что крайне неблагоразумно разгуливать тебе в военной одежде. Вымой хорошенько лицо, чтобы не осталось на щеках грозных следов этой уморительной раскраски. Вот шляпа, которая придаст тебе почтенный вид американской цивилизации, как говорят миссионеры. Вспомни, что Уа-та-Уа возле нас и, заботясь об этой девушке, мы не должны в то же время забывать о других. Знаю, что тебе далеко не по сердцу эти платья, выкроенные для белых людей, но что же делать, любезный друг: необходимость иной раз сильнее всякой привычки.
Чингачгук, или Змей, поглядел на костюм Хаттера с искренним отвращением, но понял, что переодеться полезно и, пожалуй, даже необходимо. Заметив, что в «замке» находится какой-то неизвестный краснокожий, ирокезы могли встревожиться, и это неизбежно должно было направить их подозрение на пленницу.
А уж если речь шла о его невесте, вождь готов был снести все что угодно, кроме неудачи. Поэтому, иронически осмотрев различные принадлежности костюма, он выполнил указания своего товарища и вскоре остался краснокожим только по цвету лица. Но это было не особенно опасно, так как за неимением подзорной трубы дикари с берега не могли как следует рассмотреть ковчег. Зверобой же так загорел, что лицо у него было, пожалуй, не менее красным, чем у его товарища-могиканина. Делавар в новом наряде двигался так неуклюже, что не раз в продолжение дня вызывал улыбку на губах у своего друга.
Однако Зверобой не позволил себе ни одной из тех шуток, которые в таких случаях непременно послышались бы в компании белых людей. Гордость вождя, достоинство воина, впервые ступавшего по тропе войны, и значительность положения делали неуместным всякое балагурство.
Трое островитян – если можно так назвать наших друзей – сошлись за завтраком серьезные, молчаливые и задумчивые. По лицу Джудит было видно, что она провела тревожную ночь, тогда как мужчины сосредоточенно размышляли о том, что ждет их в недалеком будущем. За столом Зверобой и девушка обменялись несколькими вежливыми замечаниями, но ни одним словом не обмолвились о своем положении. Наконец Джудит не выдержала и высказала то, что занимало ее мысли в течение всей бессонной ночи.
– Страшно подумать, Зверобой, что нашим пленникам и бедной Хетти грозит, может быть, величайшая опасность. Мы непременно должны что-нибудь придумать для их освобождения.
– Я готов на все, Джудит, если мне укажут на подходящие средства. Знаю очень хорошо, что не безделица попасть в руки краснокожих после несчастных попыток, которые завели в их стан вашего отца и Генри Марча. Такой беды, признаюсь, я не пожелал бы и злейшему врагу, а тем более своему товарищу, с которым путешествовал и делил хлеб-соль. Может быть, вы, Джудит, имеете в виду какой-нибудь план?
– Самое лучшее средство, по моему мнению, – задобрить этих дикарей какими-нибудь подарками. Ирокезы, я знаю, очень жадны к подаркам, и надо доказать, что им гораздо выгоднее приобрести себе здесь, на месте, какую-нибудь драгоценность, чем вести обоих пленников к французам.
– Этот план недурен, Джудит, если действительно окажутся у нас под руками такие вещи, которые могут соблазнить жадного индейца. Дом вашего батюшки очень удобен и построен с большим искусством, но не видно, чтобы в нем хранились большие драгоценности. Есть, правда, здесь хороший карабин и бочонок с порохом, но, по-моему, двух человек за безделицу не выкупишь, к тому же еще…
– Что такое? – спросила Джудит с живейшим интересом, заметив, что молодой человек не решается высказать своей мысли, вероятно, из опасения ее огорчить.