Бэк А, надёжным союзником и предводителем армии Корё, как генерал Пак, достойной опорой, как Чжи Мон, если бы не козни и происки Ван Ё и королевы Ю, если бы не их наговоры и неуёмное стремление очернить четвёртого принца в глазах родного младшего брата, что удалось им с немалым успехом.
Но сожаление давно уже растворилось в недоверии и неприязни Ван Чжона, а злость осталась там, позади, в Сонгаке.
Сейчас Ван Со душили ревность и зависть к брату, который отнял у него ещё одну любимую женщину, на этот раз оставив его в полном одиночестве и с лихвой отомстив за все прошлые обиды.
Чжон отобрал у него Хэ Су.
Пламя ревности выжигало душу, слепило глаза и разум и заставляло сильнее натягивать поводья, доводя коня до исступления. Сердце колотилось в горле, а в висках пульсировало упрямое: «Ты моя! Ты принадлежишь мне! Ты – только моя, слышишь?»
Ревность сводила Ван Со с ума. Он не хотел верить в то, что было написано в донесении, и торопился, чтобы убедиться своими глазами, что всё это неправда, что его шпион ошибся, и Хэ Су с Чжоном действительно живут в разных домах и видятся нечасто, как утверждал Бэк А, навестивший их вскоре после свадьбы, официальную церемонию которой император запретил.
Ван Со хотел удостовериться в этом сам. И тогда, быть может, ему станет хоть чуточку легче дышать…
У пешеходной переправы через пограничный ручей, узкий, но своенравный, он остановился и обернулся, вдруг сообразив, что совсем позабыл о Чжи Моне, который скакал в отдалении, ведь лошадь у него была далеко не таких благородных кровей и выносливости.
Встретив взгляд императора, астроном прикинулся было энергичным и бодрым, но удалось ему это весьма посредственно: волнение, усталость и трудный путь брали своё. Они провели в седле целую ночь, и если правителю придавала сил жгучая ревность, то у звездочёта подобной энергетической подпитки не было. И у его немолодой лошади тоже. Поэтому вид у обоих был донельзя несчастным и измождённым.
– Жди здесь, – не утруждая себя словами сочувствия, приказал Ван Со, стреножив коня и бросив поводья подошедшему Чжи Мону, который, не чинясь, шумно пытался отдышаться и вытирал взмокшее лицо рукавами запылившегося ханбока.
– Ваше Величество, – пропыхтел астроном, указывая на одеяние императора, расшитое драконами, и золотой сантхугван{?}[Сантхугван – приспособление, которое при помощи шпильки надевалось на пучок волос (сантху) у взрослых мужчин. Правители носили сантхугван из золота и драгоценных камней, поэтому первый же встречный узнал бы в Кванджоне императора Корё.], – куда же вы в таком виде? Вас ведь узнают, и вообще, как можно…
Ван Со в ответ лишь молча отмахнулся и зашагал к хлипкому на вид подвесному мосту. Там, на другом берегу, за молодой сосновой рощицей, находилось поместье четырнадцатого принца. С северного берега ручья можно было подойти к нему незаметно, минуя городские ворота, рынок и главную площадь и не вызывая лишней шумихи, которая сейчас императору была совершенно ни к чему.
Когда он оказался на территории поместья, солнце падало с зенита, но со стороны Сонгака дул неприветливый ветер, и сосны вокруг зябко шумели, скрывая шум шагов по каменной крошке тропы.
Заглянув во двор из-за угла пустовавшей конюшни, Ван Со едва не вскрикнул от неожиданности: прямо перед ним, шагах в десяти, сидела за столом Хэ Су и что-то рисовала на большом плоском камне.
Император отступил в надёжную тень и жадно смотрел, любуясь каждой чёрточкой родного лица, каждым движением изящных пальцев, державших кисть. Он не видел Хэ Су пару недель, а ему казалось – тысячу лет.
Святые Небеса, какая же она красивая! В воздушном белоснежном ханбоке, расшитом розовыми и голубыми лентами, с высокой причёской, убранной затейливыми шпильками, Хэ Су как никогда напоминала ему распустившийся цветок лотоса, который хотелось взять в ладони и касаться губами прозрачных лепестков, вдыхая дивный аромат…
Она сидела вполоборота к нему, и Ван Со не мог отвести взгляда от такой знакомой печальной улыбки, которая снилась ему в обрывочных снах, от тонких рук, что когда-то прикасались к нему с неизъяснимой нежностью.
Как он решился отпустить её? Как сумел добровольно отказаться от той, к кому так неудержимо рвалось его сердце? Как согласился отдать её брату?
В последнее время Ван Со всё чаще посещало чувство, что он совершил чудовищную ошибку. Прогоняя Хэ Су, говорил не он, а его ревность, его задетое самолюбие, ведь он сам столько лет был слеп и доверчиво спокоен, а Су не скрывала от него, что любит кого-то, просто не называла имени восьмого принца.
«До того, как Хэ Су стала вашей, она была моей», – донёсся до него из недавнего прошлого тусклый голос Ван Ука.
Ук лгал: Хэ Су никогда полностью не принадлежала ему. Душой – быть может, но телом – нет… Нет! Ван Со знал это, как никто другой, и лишь по этой причине восьмой принц был ещё жив, несмотря на свою ложь и другие злодеяния.
Однако теперь к Ван Уку присоединился ещё и четырнадцатый брат, который называл себя мужем Хэ Су.
Только… стала ли она его?
С трудом оторвавшись от любимого лица, Ван Со обвёл ищущим взглядом опрятный двор. Не похоже, чтобы Чжон находился неподалёку, да и слуги лишний раз не беспокоили свою госпожу.
Вокруг было пустынно и тихо, только северный ветер играл кронами сосен и трепал рукава ханбока Хэ Су. Ван Со оглядел большой добротный дом, ухоженный цветник и видневшийся за ним прудик, где среди кувшинок сонно покачивались уточки-мандаринки.
Его взгляд задержался на больших замшелых валунах, которые к пруду привезли явно специально, но здесь они смотрелись так уютно, что поневоле тянуло присесть на них и любоваться мандаринками в солнечных лучах.
От этого умиротворяющего уголка веяло таким покоем, что Ван Со вздохнул, вспомнив, как он когда-то мечтал жить в подобном месте с Хэ Су. Вдали от дворца и кровопролитий, не впутываясь в бесконечные интриги кланов и грязные игры престола.
Вдвоём. С ней. А потом и с их детьми.
Всё это было теперь так далеко и недостижимо, что он ощутил горечь на губах, а сердце кольнуло тоской по несбыточному.
Его безрадостные размышления прервал негромкий вскрик, и Ван Со вновь посмотрел на Хэ Су. Кисть выпала из её пальцев на землю, а сама она прижимала руку к груди и морщилась от боли.
Вмиг позабыв обо всём, он рванулся к ней, но ему наперерез из дома выбежал Чжон.