после – и на конюшне, где в ответ на предложение о прогулке верхом только неуверенно вздохнул.
Сесть на коня Кванджону помогли слуги: сил по-прежнему не хватало, но стоило ему оказаться в седле, как он выпрямился и, пришпорив гнедого рысака, направился вслед за Чжи Моном.
Они неспешным шагом миновали просыпающийся Сонгак, проехали по влажной от тумана долине и приблизились к поросшему лесом подъёму на плоскогорье. Чжи Мон, ехавший впереди в нарушение всех правил, оглянулся: Кванджон следовал за ним, не спрашивая, куда и зачем они едут. Свежий ночной ветер, напоённый ароматом хвои, растрепал его волосы и вдохнул жизнь в потухшие глаза. И астроном удовлетворённо кивнул сам себе: решение было верным.
Осталось немного.
Через каких-то полчаса пути по горной тропе Чжи Мон остановился и спешился, жестом предлагая императору сделать то же самое. Кванджон уже увереннее спрыгнул с коня и, не выпуская из рук поводья, вопросительно посмотрел на астронома. Даже в предрассветных сумерках было заметно, как зарумянилось землистого цвета лицо императора, осунувшееся за время болезни, как стало глубже и мощнее дыхание и развернулись поникшие плечи.
Чжи Мон улыбнулся: надежда его крепчала.
– Сюда, Ваше Величество! – кивнул он на небольшой скалистый выступ у дороги.
– Зачем мы здесь? – дрогнувшим голосом спросил император, когда, обогнув выступ в десяток шагов, они вышли на край обрыва.
Перед ними как на ладони раскинулся Сонгак.
На лице Кванджона мелькнуло смятение, сменившее безжизненную маску последних дней: он узнал то самое место, где почти десять лет назад, возвращаясь из Шинчжу, встретил затмение, в котором почувствовал Хэ Су. Он смотрел не на город в ладонях долины, а выше – на кромку горизонта. Там ало растекался близкий рассвет.
– Посмотрите, Ваше Величество. Посмотрите вокруг. Что вы видите?
– А что я должен видеть? – вопросом на вопрос ответил император, не отводя взгляд от цепочки далёких гор, разделявших спящую древнюю землю и юное золотистое небо.
В его широко открытых глазах отражались багровые всполохи давнего затмения, наполнившего его жизнь новым смыслом.
Смыслом, которого больше не было.
– Это зависит от вас, – промолвил звездочёт. – Что до меня, я вижу там, впереди, новый рассвет над Сонгаком, озаряющий земли Корё, несущий им свет и надежду. А там, – он махнул рукой на скалы за спиной, – я вижу лишь мрак, непроглядную тьму, застилающую прошлое. Сейчас вы стоите на грани между ними, – он кивнул на каменистые зазубрины, под которыми зияла пропасть.
– И что? – взглянул на него Кванджон. – К чему ты клонишь?
– Я говорил вам, что выбора нет. Есть только воля Небес, что зачастую таится и от меня. Однако есть и Судьба – путь, по которому вы должны идти, следуя этой воле. И сердце подсказывает вам, где свернуть, где сделать шаг назад, а где идти вперёд несмотря ни на что. Ваше прозорливое сердце. Что оно говорит вам сейчас, Ваше Величество?
– А что, если оно говорит мне… – взгляд императора переместился к краю обрыва.
– Тогда послушайте его и шагайте вниз, – спокойно откликнулся астроном. – Если вы готовы сделать это. Если вы не желаете возвращаться назад, во тьму, и не можете встретить новый рассвет вместе с вашим народом и вашим государством, ради которого вы преодолели трудный путь по равнинам и горным перевалам судьбы, как сейчас, несмотря на все испытания, слабость и боль. Шагайте, Ваше Величество! И всё, что терзает вас, исчезнет, развеется на ветру.
Глаза императора вмиг стали больными: он понял, о чём ему толковал Чжи Мон. Но, говоря всё это, звездочёт не боялся: терять ему было нечего, даже наоборот, он был уверен, что это именно тот случай, когда клин вышибают клином.
Кванджон долго, невыносимо долго смотрел на астронома, а потом у него подломились колени и он упал на землю.
Его трясло от рыданий, но он не отворачивался, не прятал лицо и плакал так безутешно и горько, что у Чжи Мона разрывалось сердце, однако он ничего больше не сказал, а вместо этого отступил назад, к лошадям, которые беспокойно пряли ушами и переступали с ноги на ногу, пугаясь обрыва, влажного сумрака и тяжёлых, надрывных всхлипываний скорчившегося у края пропасти человека. Но даже лошади чувствовали, что так нужно.
Нужно выплакать боль, чтобы она не сожрала тебя изнутри. Нужно отпустить её вместе с тем, что вернуть уже не удастся.
И Чжи Мон терпеливо ждал. Пусть Кванджон не сможет избавиться от этой боли полностью, но хотя бы настолько, чтобы суметь жить дальше. Именно жить, а не существовать день за днём в полумёртвом бездействии.
Когда кружевная вуаль рассвета растянулась над всем Сонгаком и накрыла скалы, вмиг превратив их из серых в розовые, император затих. Он сидел на земле, свесив голову, только вздрагивали плечи и понемногу выравнивалось дыхание. Наконец он поднялся на ноги, шагнул к обрыву и медленно обвёл взглядом Сонгак, приветственно зашумевший навстречу новому дню и яркому солнцу, взошедшему над долиной. Потом он молча прошёл мимо Чжи Мона, одним движением взлетел в седло и пустил коня вскачь, как и подобает императору – впереди, с прямой спиной и гордым разворотом плеч.
А Чжи Мон следовал за ним и улыбался.
Войдя в тронный зал, Кванджон развернулся так неожиданно и резко, что шедший за ним звездочёт не успел среагировать и со всего маха налетел тому лбом на плечо.
– Прошу прощения, Ваше Величество, – поклонился он, пряча за закрытыми веками радужные круги: худое плечо императора оказалось настолько твёрдым и острым, что голова загудела, как ритуальный колокол.
Чжи Мон морщился от боли и изо всех сил боролся с желанием потереть лоб. У него там под ханбоком что, одни кости? Неудивительно, с учетом того, сколько он не ел. Надо его откармливать. Эх, дама Хэ… Подобное под силу только вам!
– Насчёт Хэ Су… – пророкотал у него над головой властный голос, в котором наконец-то проявились хоть какие-то оттенки эмоций.
Звездочёт выпрямился, выпучив глаза и панически соображая, не обратился ли он к придворной даме вслух. С него станется, тем более после подобной контузии!
Но император развеял его опасения:
– Я хочу, чтобы мне докладывали о ней каждый день. Как она одета, чем занимается, здорова ли и главное – как близко от неё находится Чжон. Это понятно?
– Да, Ваше Величество, – даже не удивился астроном.
– И ещё. Отошли гонцов к наместникам