Десмонд резко затормозил. Нет, если он позвонит из будки — услышит он только сигнал «занято».
«У вас впереди еще лет сорок жизни, как вы и сами знаете», — сказал председатель комитета.
Десмонд обернулся. Дорогу ему преграждал юнец воистину устрашающих габаритов. На целую голову выше десмондовских шести футов и такой тучный, что сошел бы за уменьшенную копию надувного Санта-Клауса на рождественском параде в универмаге «Мейси». На парне был выцветший свитер с вездесущей аббревиатурой «М. У.» на груди, мятые брюки и драные теннисные туфли. В пальцах размером с банан он сжимал сэндвич с салями, что не показался бы слишком маленьким даже Гаргантюа с его аппетитами.
Окинув парня взглядом, Десмонд вдруг осознал, что большинство здешних студентов либо слишком тощи, либо чересчур толсты.
— Мистер Десмонд?
— Я самый.
Они обменялись рукопожатием. Ладонь парня была холодной и влажной на ощупь, но в ней ощущалась немалая сила.
— Я Уэнделл Трепан. Вы наверняка слышали о моих предках — при ваших-то глубоких познаниях! Из них наиболее известна — печально известна, если угодно! — корнуэльская ведьма Рейчел Трепан.
— Да, верно, Рейчел из села Треданник Уоллас, близ бухты Полду.
— Я знал, что в вас не ошибся. Я иду стопами моих предков — хотя, конечно же, с осторожностью. Как бы то ни было, я — на последнем курсе и возглавляю комитет по рекрутированию в мужском землячестве Лам Кха Алиф.
Он на мгновение умолк и вгрызся в сэндвич. И, обдавая собеседника запахом майонеза, салями и сыра, продолжил:
— Вы приглашены к нам на вечеринку — сегодня, во второй половине дня.
Свободной рукой он пошарил в кармане и вытащил приглашение. Десмонд скользнул по нему взглядом.
— По-вашему, я подходящий кандидат в члены вашего братства? Боюсь, для таких развлечений я слишком стар. Я буду там абсолютно неуместен…
— Чепуха, мистер Десмонд. У нас там народ серьезный. На самом деле здешние студенческие братства — они не такие, как на других кампусах. Помните об этом. Мы считаем, ваше присутствие прибавит нам солидности — и, глядя правде в глаза, повысит престиж. Вы личность довольно известная, сами знаете. Кстати, Лайамон тоже из наших. И обычно благоволит к студентам, принадлежащим к этому братству. Сам он, разумеется, станет это отрицать — да и я стану, если вы вздумаете повторить мои слова. Но это чистая правда.
— Ну, право, не знаю. Предположим, я решу вступить — ну, то есть если меня пригласят, — значит ли это, что мне придется жить в доме сообщества?
— Да. Исключений мы ни для кого не делаем. Разумеется, это правило действует только в течение испытательного срока. Активные члены вольны жить где им угодно.
Трепан осклабился, демонстрируя недожеванный кусок во рту.
— Вы же неженаты, так что — никаких проблем.
— Что вы хотите этим сказать?
— Ровным счетом ничего, мистер Десмонд. Просто женатых мужчин мы к себе не принимаем, разве что супруги живут раздельно. Тот, кто женат, теряет часть своей силы, знаете ли. Разумеется, мы никоим образом не настаиваем на целибате. И вечеринки у нас устраиваются недурные. Раз в месяц мы устраиваем знатный кутеж в роще у подножия Котоиаида. Приглашенные женщины по большей части принадлежат к женскому землячеству Ба Гхай Син. И кое-кто из них действительно западает на мужчин постарше, если вы понимаете, о чем я.
Трепан шагнул вперед, наклонился к самому лицу Десмонда:
— У нас там не только пиво, травка, гашиш и сестренки. Есть и другие завлекаловки. Братья, например, если вы к тому склонны. Кой-какое варево по рецепту самого маркиза Мануэля де Демброна. Но это все по большей части детские игрушки. Там еще и козел бывает!
— Козел? Черный козел?
Трепан кивнул, его тройной подбородок так и заходил ходуном.
— Ага. Заправляет всем старина Лайамон — под маской, конечно. Под таким руководством все пройдет на ура. Вот, например, в прошлом году, в канун Дня всех святых… — Толстяк выждал эффектную паузу и наконец обронил: — Ну, словом, это надо было видеть.
Десмонд облизнул пересохшие губы. Сердце его глухо колотилось — так бьют тамтамы в ходе ритуала, о котором он только читал, но столько раз представлял в мыслях. Десмонд убрал приглашение в карман.
— В час, говорите?
— Стало быть, вы придете? Отлично! До встречи, мистер Десмонд. Вы не пожалеете!
Десмонд прошел мимо зданий университетского четырехугольного двора, мимо музея — самого внушительного из них. Это была наиболее старая часть кампуса — исконный колледж. Время источило и раскрошило кирпич и камень прочих строений, но музей время словно бы поглощал — и теперь медленно исторгал его из себя так, как цемент, камень и кирпич вбирают тепло под солнцем и отдают его в темноте. Более того: если другие здания затянул дикий виноград, причем на диво густо, на музей никакие растения не посягали. Лозы, попытавшиеся было вскарабкаться вверх по его серым, оттенка кости, камням, засыхали и отваливались.
Дом Лайамона из красного камня, узкий, с двухвершинной крышей, насчитывал три этажа в высоту. Дикий виноград оплел его так плотно, что оставалось только удивляться, отчего здание еще не обрушилось под этакой тяжестью. Цвета лоз неуловимо отличались от тех, что вились по стенам соседних особняков. Под одним углом казалось, будто листья отливают синюшным оттенком, под другим — зеленый тон в точности соответствовал глазам одной суматрийской змеи: Десмонд видел такую на цветной иллюстрации в книге по герпетологии.
Эту ядовитую рептилию колдуны йанских племен использовали для передачи сообщений, а иногда — как орудие убийства. Что имеется в виду под «сообщениями», автор не пояснял. Ответ на свой вопрос Десмонд отыскал в другой книге; но прежде чем ее прочесть, ему пришлось научиться читать на малайском языке, причем записанном арабской вязью.
Десмонд поспешил пройти мимо особняка — это зрелище не слишком его вдохновляло — и дошел наконец до общежития. Возвели его в 1888 году на месте прежнего здания, а в 1938 году основательно перестроили. Серая краска облезла. Несколько разбитых окон были заколочены фанерой. Доски крыльца просели и скрипели под его шагами. Дубовая входная дверь давно облупилась. Дверным молотком служила бронзовая голова кота с тяжелым бронзовым кольцом в пасти.
Десмонд вошел внутрь, пересек общую гостиную по истертому ковру, поднялся по дощатым ступеням на два пролета вверх. На серо-белой стене первой лестничной площадки чья-то рука давным-давно намалевала: «Йог-Сотот задолбал». Надпись много раз пытались смыть, но было очевидно, что эту оскорбительную и опасную фразу можно замазать только краской. Не далее как вчера какой-то юнец рассказал ему, будто никто ведать не ведал, кто это сделал, но на следующую же ночь после появления граффити одного из первокурсников обнаружили мертвым: он висел на крюке в стенном шкафу.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});