Кутузов окружил турецких пленных военачальников цепью егерей.
На площадь, заваленную трупами турок и русских, усеянную битым стеклом и выброшенным из домов имуществом, въехал победитель – князь Потемкин.
Михаил Илларионович пошел навстречу главнокомандующему и доложил, что пленили самого сераскира Гуссейна-пашу.
– Где он? – оглянулся Потемкин.
– А вот, ваше сиятельство, в зеленой чалме, – указал Кутузов.
Потемкин подъехал к группе пленных и закричал:
– Твоему упрямству мы обязаны таким кровопролитием! – Он театральным жестом указал на турецкие и русские трупы, разбросанные по площади.
Один из приближенных сераскира тотчас же перевел ему гневные слова Потемкина.
– Останови реку своих упреков, – ответил Гуссейн-паша. – Я исполнил мой долг, как ты свой. Судьба решила в твою пользу. Так угодно аллаху! – и презрительно отвернулся в сторону.
Офицер-толмач, ехавший позади главнокомандующего, перевел ему эти горделивые слова сераскира. Взбешенный Потемкин ударил нагайкой коня и помчался в узкую улочку, из которой доносились крики сражающихся и тянуло гарью и дымом близкого пожара.
Турецкая крепость пала.
Обрадованная Екатерина II даже написала по этому поводу вирши:
О пали, пали с звуком, с трескомПешец и всадник, конь и флот,И сам, со громким верных плеском,Очаков, силы их оплот!
Глава пятая
«День Измаила роковой…»
Кутузов находился на левом крыле, но был моею правой рукою.
Суворов
I
Суворов и Кутузов, оба небольшие, но Суворов – худощавый и подвижный, а Кутузов – полный и неторопливый, стояли с егерскими батальонными командирами у ярко горевшего костра. Генерал-аншеф Суворов дал бугским егерям получасовой отдых: они хорошо поработали, изображая штурм неприступного «Измайлова», как русские солдаты звали крепость Измаил.
Самая сильная турецкая крепость на Дунае, Измаил, лежала вот тут, верстах в пяти на восток. Ночная темнота скрыла ее высокие, четырехсаженные стены и шестисаженные рвы, сделанные под наблюдением французского инженера де Лафит-Клаве.
По приказу Суворова в придунайской степи, на запад от крепости, был насыпан вал и вырыт ров – такие же, как в Измаиле. Здесь каждую ночь Суворов лично обучал войска, как штурмовать турецкую крепость, учил забрасывать рвы фашинами, быстро выбираться из них наверх, а затем по лестницам всходить на вал.
На валу вместо турок стояли фашины; их надо было колоть штыком.
Некоторые генералы удивлялись: и зачем самому командующему, почтенному человеку, заниматься этим? Любой старый капрал мог показать, как надо влезать на стены!
Генерал-поручик Павел Сергеевич Потемкин, двоюродный брат светлейшего, так и сказал Александру Васильевичу: мол, зачем беспокоиться, стоило вам приказать, и каждый командир полка обучил бы своих солдат.
– «Si duo faciunt idem, non est idem!»[127] – ответил на это латинской поговоркой Суворов.
Павел Сергеевич, не знавший латыни, не понял, а Михаил Илларионович Кутузов считал, что Суворов прав: вложить в это обучение столько задора мог только он один.
Война с Турцией тянулась уже четвертый год. После падения Очакова турки были разбиты при Фокшанах и Рымнике. У турок не хватало средств, но они все-таки не хотели мириться: султан надеялся на помощь европейских держав. Его сильно разгневали недавние капитуляции соседних с Измаилом небольших крепостей на Дунае: Килии, Тульчи и Исакчи. Султан дал фирман,[128] по которому велел казнить каждого защитника Измаила, если и эта сильная крепость сдастся русским. На Измаил в Константинополе очень надеялись. Он был весьма удобно расположен – на возвышенности, спускавшейся к Дунаю крутыми обрывами. Французские инженеры указали туркам, как укрепить Измаил. Турки согнали к нему тысячи валахов, которые сделали семь бастионов с каменными башнями, вырыли ров. Часть рва была наполнена водой. На измаильских стенах стояло двести орудий разного калибра. В Измаил сбежались остатки защитников маленьких дунайских крепостей, сдавшихся русским, и у Айдозли Мегмет-паши, командовавшего гарнизоном Измаила, оказалась целая армия в сорок тысяч человек, снабженная достаточным количеством продовольствия.
Покончив с незначительными крепостями на Дунае, русские подошли к Измаилу. Здесь находились войска генералов Павла Потемкина, Гудовича, Кутузова и флотилия де Рибаса. Они обложили Измаил, ожидая, что турки, устрашенные сдачей Килии, Тульчи и Исакчи, капитулируют, но Айдозли только посмеивался над русскими: крепость была неприступна. Кроме того, приближалась зима. Русские войска, жившие под открытым небом, сильно терпели от холода, недостатка провианта и болезней. Войска восемь месяцев не получали жалованья и вообще «начали скучать службой». Генералы решили: осаду крепости надо снять.
Но Екатерина II понимала, что если не покончить с Турцией сейчас, то весной на ее стороне выступят европейские державы, и в первую очередь Пруссия. Императрица настаивала на том, чтобы Измаил был взят во что бы то ни стало.
Тогда главнокомандующий князь Потемкин решил испробовать последнее средство: поручил штурм Измаила Александру Васильевичу Суворову.
Суворов прискакал к Измаилу, и в русском лагере снова все ожило. С приездом Суворова вернулась утраченная бодрость, вернулась вера в победу. Русские солдаты, четыре недели коченевшие в холодной, неуютной степи под Измаилом, повеселели: они знали, что Суворов долго тянуть не станет.
Александр Васильевич так и решил: взять Измаил, пока не нагрянула зима, взять немедленно, но подготовиться к штурму как следует.
Это была первая операция, которую Суворов проводил один: при Козлудже ему мешал Каменский, при Фокшанах и Рымнике приходилось считаться с принцем Кобургским, а здесь он был сам хозяин. Он не жалел себя, не жалел трудов, спешил обучить, подготовить русские войска к небывалому штурму.
Здесь, на ученье, он все изображал сам: показывал, как действовать внизу и как колоть турка наверху. За вечер он несколько раз быстро и ловко влезал в темноте по шаткой лестнице на четырехсаженный вал, кричал наверху «ура!» и остервенело колол Штыком фашины, изображавшие турок.
Михаил Илларионович смотрел и удивлялся: как у Александра Васильевича хватает сил! Суворов в шестьдесят лет был легче и проворнее, чем Кутузов в сорок пять.
Вот и теперь Суворову не стоялось на месте. Минутку посушил у костра пропотевший мундир, а потом сорвался: пошел ходить от одной группы егерей, отдыхавших у костров, к другой.
Разговаривал, шутил, подбадривал.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});