class="p1">— Мне плохо, Сергей.
Землянин положил руку ей на голову.
— Так легче?
— Да.
— Тут нельзя находиться. Твоя внутренняя энергия попала в общий круговорот, ты ослабла… Герцог ненормальный…
Лита улыбнулась, и Сергей ощутил, что ждал этой улыбки больше, чем целую жизнь.
— Не знаю… Сколько времени тебя не было?
— Здесь, у тебя, прошел только один день.
— Нет… Не может быть… Прошло больше…
Лита бросила взгляд на галерею, казавшуюся из Цветка каким-то другим миром.
— Сюда идут! — прошептала она.
— Да, я слышу. Мне нужно идти… Тебя поведут на праздник, но я буду рядом. Если будет тяжело, так тяжело, что… в общем не волнуйся!..
Через секунду после того, как Сергей ушел в Корону, растворившись в энергетическом протуберанце, и привел в сознание солдат охраны, в святилище вошли жрецы Тьмы.
Был вечер того дня, когда «Странник» покинул прошлое. Вечер перед ночью праздника Тьмы, за которой нить жизни Литы обрывалась. Точнее говоря, именно с этого вечера Сергей подключился к нормальному течению времени Австранта.
Землянин заглянул в Храм Трех Миров. Его «я» влилось в небольшую квадратную комнату на самом верху храма. Невидимые снаружи треугольные окна впускали сюда слабый вечерний свет. Столики и шкафы из черного дерева заполняли пергаменты и предметы, неопределенного назначения: мензурки, шары, колбы, дощечки, стеклянные жезлы и прочее. У окна стоял высокий стройный человек, с необыкновенно холеным лицом и пронзительным взглядом. Человек задумчиво смотрел в даль за окном…
Герцог. Он находился во власти землянина, читавшего сейчас потаенные мысли этого сумасшедшего существа. Герцог страдал. Он страдал от предчувствия, которого не мог объяснить даже самому себе. Он победил. Цевелов больше не будет в этой Вселенной, но вместо удовлетворения или радости, Герцог боролся с тоской, близкой к отчаянию…
Неожиданно для Сергея, Герцог вздрогнул, оглядывая потолок комнаты. Там никого не было. Герцог настороженно начертил в воздухе знак, ожидая некой реакции, но ничего не увидел. Нахмурившись, властитель Австранта неслышно опустился на простой деревянный стул. Сергей почувствовал его напряжение. Герцог чего-то ждал.
В дверь постучали. Повинуясь взмаху холеной руки, тяжелые створки раскрылись, впуская двух стариков, облаченных в черные хламиды с вышитым на спинах знаком Короны. Старики осторожно, на носках, приблизились к стулу. Их глаза смотрели в пол, но головы держались высоко. Старики обладали едва ли не такой же статностью, как сам Герцог.
— Повелитель, все готово, — тихо произнес один из них.
— Ты составил гороскоп, Икверд? — спросил Герцог.
— Да, повелитель.
— Что там?
— Тьма примет дары.
Герцог тяжело усмехнулся — он чувствовал, что эти дары будут последними — но эту усмешку видел только Сергей, она скрывалась внутри Герцога, лицо которого не дрогнуло.
— Где Избранные?
На вопрос ответил второй старик, таким же мягким шепотом.
— Они готовы, повелитель. Мы сделали все, что нужно…
— Ночь будет звездной… — задумчиво произнес Герцог.
Хранители стояли, чуть склонив головы в знак почтения.
— Аргалк, — Герцог обратил взгляд на второго старика. — Скажи, ты ничего не чувствуешь?
Аргалк закрыл глаза и сделал широкий жест руками. Сергей удивился, видя, как биотоки рук старика соприкасаются с энергией космоса, подчиненной Короне. Старик задумался.
— Ответь, — попросил Герцог.
— Воздух полон грозой, повелитель. В нем повисла Сила. Это хороший знак.
— Сила… Помнишь ли ты, Аргалк, еще один день, когда столько Силы спускалось над Рагоной?
— Нет, повелитель. Предстоит Великая Ночь.
— Хорошо, Аргалк.
— Позволь спросить, повелитель, — произнес Икверд.
— Говори.
— Готов ли главный дар?
— Она готова. Чаша Цветка взяла ее силы, а кошмары Ночи не сломили воли.
— Она сильнее многих мужчин храма, — восхищенно прошептал Аргалк.
— Это потому, что в ней не умерла надежда. Она надеялась.
— На что, повелитель?
Герцог промолчал, но его глаза поднялись к потолку, где ощущалась странная энергия.
— Времена переплелись, Хранители. Будущее слилось с настоящим.
— Пришельцы оставили нас, — напомнил Икверд.
— Да, но с ними была Сила. Я знаю, что говорю. Они заключили сделку с кем-то более могучим, чем мы. С тем, кто сильнее Тьмы. Они изменили Закон… Они похитили сосуд с Тайным Знанием… Австрант ждут катастрофы!
Старики задумчиво закивали головами.
— Идите! — Герцог поднялся на ноги. — Мы принесем дары, когда три звезды Запада сойдутся в одну и поднимут волны океана. Смертные увидят ночь Торжества!
Старики вышли. Прошагав к окну, Герцог прислушался к своим ощущениям. Его предчувствия боролись с логикой. Оглядевшись, он взял с полки стеклянный шар и ловко уронил его. Шар закружился в воздухе и повис, не касаясь пола. Герцог опять огляделся.
— Воздух пропитан Силой! — задумчиво прошептал австрантиец.
Сергею показалось, что Герцог видит его — землянину стало не по себе, и он оставил комнату, перенеся внимание на крыши храмов, где в алтарях загорались первые огни. Стеклянный шар упал на пол, расколовшись надвое…
Рагона имела площадь, чуть большую ста километров, но вид острова создавал впечатление, которого нельзя забыть. С берега материка остров напоминал древний замок, загадочно вздымающийся над зеленой волной океана, почти на самом горизонте, хмурый, неприступный, угловатый. Его образовывала сплошная гранитная порода — Рагона была одной большой глыбой гранита, высоко поднявшейся над водой не только или даже совсем не по нелепой игре стихии. Все плоскости Рагоны казались гладкими и ровными — горизонтальные — идеально горизонтальны, вертикальные — строго вертикальны. На них ничего не росло, только камень правильных угловатых форм и храмы, воздвигнутые людьми, но такие же темные и суровые, как и сами камни.
В самом центре острова стояло древнее приземистое строение, под которым открывался вход в лабиринт Вечного Города. Храм Трех Миров, построенный рядом с ним и затмевающий его своими титаническими размерами, был едва ли не таким же древним. Древней была и правильная окружность стены, охватывающей храмы.
Быть может, такой же древней, как Вечный Город, была и Площадь Единства Стихий — ровная, четырехугольная плоскость, самая высокая на Рагоне, находящаяся за стеной и открытая с берега материка. Эту плоскость расчерчивали ровные борозды, залитые белой, синей, красной и черной краской, образуя странный магический рисунок, образ которого менялся в зависимости от того, с какого угла площади смотреть — с северного, южного, западного или восточного. В каждом образе угадывалось некое мифическое существо, взгляд которого обращался к центру квадрата, где всеми четырьмя цветами обозначался Жертвенный Круг, на котором стояло каменное сооружение с углублением в форме человеческого тела. Такие же круги, только меньших размеров, занимаемые четырехугольными каменными пьедесталами, размещались по Внутреннему Кругу, вписанному в квадрат Площади. Был еще и Внешний Круг — описанная окружность квадрата, где размещались осветительные башни, похожие на маяки. Кто построил Площадь, и зачем он сделал