Более того, в округе толковали о том, что у него в кубышке хранится немало денег и тому, кто станет его наследником, можно только позавидовать.
Таков был оригинал, к которому отправился среди ночи Питу, дабы претворить в жизнь осенившую его спасительную идею.
Однако пробраться к папаше Клуи было не так-то просто.
Подобно древнему пастуху Нептуновых стад, Клуи допускал до себя далеко не всякого. Он прекрасно умел отличить докучного бедняка от любопытствующего богача, и если даже вторых он встречал не слишком любезно, то первых, как нетрудно догадаться, изгонял без малейшей жалости.
Клуи покоился на вересковом ложе – чудесной, благоухающей лесной постели, обновляемой всего один раз в год, в сентябре месяце.
Было около одиннадцати вечера, погода стояла ясная и прохладная.
Хижину папайи Клуи окружал такой дремучий дубовый лес и такой густой кустарник, что всякий, кто желал навестить отшельника непременно извещал о своем приближении хрустом веток.
Питу наделал шуму в четыре раза больше, чем все прочие посетители, и папаша Клуи, который еще не заснул, поднял голову, чтобы взглянуть на незваного гостя.
В тот день папаша Клуи был зол, как черт. С ним приключилась страшная беда, напрочь отбившая у него желание беседовать даже с самыми приветливыми соседями.
Беда в самом деле была страшная. Ружье, из которого старый солдат пять лет стрелял пулями, и тридцать пять – дробью, взорвалось, когда он целился в очередного кролика.
За тридцать пять лет папаша Клуи впервые промахнулся.
Но дело было не только в упущенном кролике. Два пальца левой руки охотника пострадали при взрыве. Он кое-как остановил кровь с помощью трав, но если себя он еще мог вылечить, то починить взорвавшееся ружье было не в его силах.
А для покупки нового ружья следовало залезть в кубышку, о чем папаша Клуи и думать не хотел; впрочем, предположим даже, что он бы потратил на новое ружье громадную сумму в два луидора, – кто мог поручиться, что это ружье будет служить ему так же верно, как то, что взорвалось у него в руках?
Понятно, что Питу явился более чем некстати. Поэтому, стоило ему взяться за ручку двери, как папаша Клуи издал глухой рык, заставивший командующего арамонской Национальной гвардией попятиться.
Казалось, место папаши Клуи в хижине занял волк или самка кабана, защищающая детенышей.
Питу, знавший сказку о Красной Шапочке, не решался войти.
– Эй, папаша Клуи, – позвал он.
– Ну! – откликнулся лесной житель.
Узнав голос почтенного отшельника, Питу успокоился.
– А-х, это все-таки вы, – сказал он. Войдя в хижину и поклонившись ее хозяину, он любезно произнес:
– Здравствуйте, папаша Клуи.
– Кто там? – спросил раненый.
– Я.
– Кто я?
– Я, Питу.
– Какой еще Питу?
– Анж Питу из Арамона, вы ведь меня знаете.
– Ну и что с того, что вы Анж Питу из Арамона? Какое мне до этого дело?
– Ну и ну, – подобострастно сказал Питу, – папаша Клуи не в настроении, не в добрый час я его разбудил.
– Вы правы, совсем не в добрый.
– Что же мне делать?
– Самое лучшее, что вы можете сделать, – убраться отсюда подобру-поздорову.
– Как? Даже не потолковав с вами?
– О чем нам толковать?
– О том, как помочь мне в моей беде, папаша Клуи.
– Я даром не помогаю.
– А я всегда плачу за помощь.
– Возможно, но от меня теперь помощи ждать не приходится.
– Как так?
– Я разучился убивать.
– Вы разучились убивать? Вы, стреляющий без промаха? Этого не может быть, папаша Клуи!
– Повторяю: ступайте прочь!
– Папаша Клуи, миленький!
– Вы мне надоели.
– Выслушайте меня, не пожалеете.
– Ну, ладно… Выкладывайте, только поживее.
– Вы ведь старый солдат, правда?
– И что с того?
– Так вот, папаша Клуи, мне нужно…
– Скажешь ты наконец что-нибудь путное или нет?
– Мне нужно, чтобы вы научили меня военному искусству.
– Вы спятили?
– Нет, я в здравом уме. Научите меня военному искусству, папаша Клуи, а за ценой я не постою.
– Нет, все-таки этот тип не в своем уме, – грубо оборвал Анжа Питу папаша Клуи, садясь на своем вересковом ложе.
– Папаша Клуи, я вам повторяю, мне нужно научиться военному искусству, а если вы меня ему научите, просите все, чего вам угодно.
Старик привстал и, бросив на Питу хищный взгляд, спросил:
– Все, чего мне угодно?
– Да.
– Так вот: мне угодно иметь ружье.
– О! – сказал Питу. – Как удачно: у меня их целых тридцать четыре.
– У тебя тридцать четыре ружья?
– И тридцать четвертое, которое я взял для самого себя, будет вашим. Отличное ружье с золотым королевским гербом на казенной части.
– Но откуда у тебя это ружье? Надеюсь, ты его не украл?
Питу рассказал отшельнику всю историю ружей – рассказал честно, открыто, весело.
– Ладно, – ответил старый солдат. – Я понял. Я научу тебя стрелять, но у меня болят пальцы.
И он в свой черед поведал Питу о приключившейся с ним беде.
– Насчет ружья не беспокойтесь, – сказал Питу, – считайте, что у вас уже есть новое. Но вот пальцы… Тут дело другое, у меня нет тридцати четырех запасных.
– Пальцы – ерунда, если ты клянешься, что завтра принесешь мне ружье. Пошли.
И он тут же поднялся.
Ночь была лунная, и потоки света лились на поляну, простирающуюся перед хижиной.
Питу и папаша Клуи вышли на эту поляну.
Всякий, кто увидел бы темные силуэты этих двух оживленно размахивающих руками людей среди безлюдного сумеречного пространства, испытал бы беспричинный ужас.
Папаша Клуи взял в руки обломок своего ружья и со вздохом предъявил его Питу. Затем он показал новоявленному ученику, что такое армейская выправка.
Удивительное дело: этот высокий старик, сгорбившийся от постоянных блужданий по лесу, оживился при воспоминании о полковых учениях, высоко поднял седую голову и расправил крепкие широкие плечи.
– Смотри на меня, – говорил он Питу, – смотри внимательно! Чем внимательнее ты будешь смотреть, тем скорее выучишься. А когда запомнишь, как делаю я, попробуешь повторить – тут уж я буду смотреть на тебя.
Питу попробовал.
– Втяни колени, расправь плечи, подними повыше голову; крепче стой на ногах, крепче, черт тебя подери! Ступни у тебя подходящие.
Питу, как умел, исполнил все указания.
– Ладно! – сказал старик. – Пожалуй, вид у тебя вполне благородный.
Питу был чрезвычайно горд тем, что у него благородный вид. Он об этом и не мечтал.
В самом деле, после часа занятий услышать, что у тебя благородный вид! Что же будет через месяц? Того и гляди, твой вид станет величественным…