неожиданности, своими ледяными глазами посмотрел в его глаза и сказал:
— Ну давай же. Начнем.
Эхо задрожала.
— Что за (…), — пробормотал Лысый, отклоняясь назад.
— В чем дело? — Вогтоус с размаха ударил Лысого в грудь. — Боишься коротышки?
Эхо отчетливо увидела страх в глазах Лысого. Как нелепо: валун стоял перед маленьким взъерошенным Вогтом и боялся его.
Лысый отступил.
— Ничтожество, — процедил Вогтоус, отворачиваясь и теряя к Лысому всякий интерес. Тот выглядел так, как будто на него вылили ушат помоев.
— Вот зачем это было? — сердито прошипела Эхо.
— Разве я не могу сорвать на ком-то злость? — поинтересовался Вогт, криво ухмыльнувшись.
Эхо отступила, широко раскрыв глаза.
— Ты прав, — сказала она. — Ты меняешься, Вогт.
И затем пошла молча. Вогтоус неспешно брел рядом, бледный, как мел, с воинственно задранным подбородком. Серые облачка на небе то сходились, закрывая солнце, то вновь расходились. «Так и у нас с Вогтом», — грустно подумала Эхо.
На скалу их надсмотрщики тащиться не захотели.
— Если увидим дракона, мы погоним его на вас, — пообещал Вогт. — То есть сделаем все самое сложное. А вам останется только схватить его, свернуть ему шею и притащить в деревню.
Эхо первой шагнула на ведущую к скале тропинку. На тропинке пробивались кустики травы, но чем выше тропинка поднималась, тем меньше становилось растительности. Вскоре исчезла и тропинка, остался лишь безжизненный камень.
— Видела, как напугались те уроды? — спросил Вогт.
Эхо не ответила, внимательно выглядывая, за что бы зацепиться. Не без усилий и риска, но она взбиралась все выше и выше. Вогтоус позади нее молчал какое-то время, но затем Эхо ощутила на своей голени его прохладную руку.
— Прости.
Обернувшись, Эхо бросила на него настороженный взгляд. Позади Вогта она могла наблюдать Медведя и Косолапого, уменьшенных до размеров тряпичных кукол — те блаженно развалились на траве. «Как же высоко мы забрались!» — осознала Эхо, и приступ внезапного головокружения заставил ее покачнуться. Вогт придержал ее снизу.
— Эй, не падай. Я сразу прыгну следом.
В его голосе звучали беспокойство и искренняя забота. Это был прежний Вогт. Будь они в более устойчивом положении, Эхо обхватила бы его руками и ногами, чтобы он никогда больше не исчезал.
Продвигаясь дальше, Эхо больше не смотрела вниз, зная, что почувствует страх, а страх приведет к падению. Она стала уязвимее и слабее с тех пор, как ее грубая шкура свалилась с нее, и еще не успела к этому привыкнуть. Вогтоус же казался совершенно невозмутимым, карабкаясь в гору в небрежной, расслабленной манере. Однако, стоило Эхо сорваться и заскользить вниз, обдирая колени до мяса, Вогт ловко ухватил ее за предплечье. Эхо осознала — каким бы отвлеченным он ни выглядел, он за ней приглядывает.
— Я стала такой неуклюжей. Прямо как…
— Я раньше.
— Да.
Вогтоус завершил подъем первым и протянул Эхо руку, помогая подняться. Вершина скалы была плоской, будто лист пергамента. Эхо растерянно осмотрелась.
— Странно, — разочарованно произнесла она. — Я чувствовала, мы найдем его здесь. Даже… была уверена в этом.
Она подошла к большому круглому камню, словно заброшенному на вершину скалы огромным великаном, и обошла его кругом.
— Нам будет сложно разыскать мальчика. Он этого не хочет, — нахмурился Вогт.
— И все же я чувствую, что он где-то здесь. Но где? Ему негде спрятаться, — Эхо положила сверток на круглый камень.
Эхо ощущала разочарование всем телом, так же отчетливо, как порыв пронизывающего ветра, который, пропитанный солью, взмывал с беспокойной поверхности воды, взлетал над скалой и обрушивался сверху, словно волна. Морская волна.
Море. Только сейчас, будучи излишне сосредоточенной на своей тревоге, Эхо осознала, что видит перед собой.
Лишь с Вогтом она могла прийти к морю, иначе оно бы просто бесконечно отдалялось от нее. Эхо сделала пять шагов к краю, и море отразилось в ее разуме, как в зеркале. Она качнулась, чувствуя внезапную слабость, и море вдруг тоже накренилось, замерло в этом положении. Еще несколько секунд Эхо воспринимала всю эту бесконечную воду, ощущала ее мокроту, тяжесть, плотность, холод, блеск и темноту. Именно так бог чувствует мир, догадалась она — как огромную неоднородную массу, неподвижно замершую, но готовую рухнуть в следующий миг, всегда живущую той секундой, которая предшествует падению. Однако это понимание отбирало слишком много сил, чтобы Эхо могла выдержать еще хотя бы мгновение, и она отстранилась, закрыла сознание. Потоки темной воды обрушились; море жаждало вернуться в состояние равновесия, но, устремившись к нему, оно разбудило огромные волны. Эхо жадно задышала, потрясенная произошедшим, и покосилась на Вогта.
— Странно, как оно само собой не захлебнулось, — произнес Вогт, и от его холодного голоса волны, поднимающиеся до самого неба, опустились и вжались в поверхность. Море возвратилось к исходному состоянию.
— Тебе не нравится? — спросила Эхо.
— Нет.
— Почему?
— Потому что прежде я видел другое, и я знаю, как оно должно выглядеть.
— Разве это выглядит не так, как должно?
— Нет.
— И каким оно было, то, другое?
Вогтоус опустился на круглый камень и вытянул усталые ноги, серые от каменной пыли.
— Оно было синее, а не черное, как это. Сияющее, словно его вода в действительности была светом, превращенным в воду. В нем были большие полосатые рыбины с золотистыми выпуклыми глазами. Когда я заходил в воду, они щипали меня за ноги; это было щекотно. На дне моря росло много всяких растений. Под водой тоже есть цветы, знаешь? Вода была теплая, как молоко, и прозрачная, как солнечные лучи. Почти не соленая. А вода этого моря, я уверен, горькая и терпкая, как слезы. Когда я смотрел на то море, я думал, что я так счастлив оттого, что просто могу видеть его, что у меня есть Ветелий, и что со мной добрые люди, что у меня такая жизнь — да все вокруг делало меня счастливым. Но когда я смотрю на это море, у меня возникает только одна мысль: какой я маленький по сравнению с ним. Бесправный. Не способный противостоять навязанной мне воле.
Во рту у Эхо стало сухо.
— В то время тебе все виделось иначе — ведь ты был счастлив. А что теперь? Ты бываешь счастливым?
— Наверное… не знаю. Все слишком усложнилось.
Эхо слышала, как очередная волна разбилась о скалы. Она ощутила холодные брызги на своей коже, хотя, конечно, они не могли достичь ее. Ей было холодно смотреть на мрачную воду, под которой нет цветов или полосатых рыб. Но она не могла отвести взгляд. Подобно Молчуну, она знала власть воды, черной, как плохие воспоминания, никогда не унимающейся полностью, как застарелый