лаз в заборе, куда, казалось бы, даже его голова не пролезет, и скрылся, а Эхо осталась на другой стороне. Она прислонилась к занозистым доскам и даже зубами лягнула от разочарования.
***
— Скверное? — Синеглазке явно не понравился такой поворот, но Вогтоус устал от их легкого пустого разговорчика, который тем не менее показался ему тяжелым, как валун. — Чудной вопрос, охотник.
— Ну же, подумай.
— Нет, ничего такого, — категорично отрезала Синеглазка.
Вогтоус прикусил нижнюю губу.
— Этого я и опасался. Вы сами не знаете, в чем ваша вина. Потому что не считаете себя виноватыми.
Синеглазка нахмурилась.
— Мне не нравится этот разговор.
— Мне тоже, — резко заявил Вогт. Ему надоело притворяться, что Синеглазка симпатична ему, как была симпатична Цветок или даже Шванн. — Так что закончим его прямо сейчас. Эх… вероятно, остальные будут не лучше тебя. Так я ничего не добьюсь.
Синеглазка ничего не поняла, но на всякий случай обиделась. И все же Вогт слишком приглянулся ей, чтобы она тотчас развернулась и ушла.
— Какое отношение это имеет к дракону? — спросила она.
— Самое непосредственное, — буркнул Вогт. — И все идет к тому, что он сожжет вас дотла.
Синеглазка, пораженная такой грубостью, растерянно моргнула. Вогтоус развернулся и пошел прочь. Когда Эхо чего-то не понимала, Вогта это не раздражало. Но Синеглазка вызывала у него приступ бешенства. А ведь когда-то он даже не знал, что умеет злиться…
Минуту спустя Синеглазка нагнала его и схватила за руку.
— Ну? — утомленно спросил Вогт, неохотно разворачиваясь.
Синеглазка улыбалась. Вообще-то она была довольно миленькой, но засасывающая пустота смотрела на Вогта из ее глаз.
— Я видела твою подружку. Я думаю, такой как ты мог бы выбрать и не клейменую, — Синеглазка хотела его задеть. И одновременно обратить его внимание на себя.
— Одна клейменая десяти не клейменых стоит, — сказал Вогт.
— Ну и дурак же ты! — вспыхнула Синеглазка и, подобрав юбку, побежала прочь.
Секунду Вогтоус смотрел ей вслед, только в этот момент осознав, что даже не потрудился узнать ее имя. «До чего же неприятно», — подумал он, но затем его мысли вернулись к Шванн, у которой были рыжие волосы, яркие, как огонь, и тело белое, как лед, и которая умела и обжигать, и замораживать. Потом он вспомнил мягкую, добрую Цветок, одновременно циничную и наивную. Хотел бы он знать, что с ней все хорошо, что ей не приходится делать противные вещи и жить в крысиной норе, что она больше не чувствует унижения и потерянности, что есть кто-то, кто заботится о ней… но он не мог этого знать и никогда не узнает. Он даже не мог поручиться, что она не была одним из призраков города, истаявшего на закате.
Вогтоус улыбнулся, вслух произнеся третье имя: Эхо. Он вспомнил ту ночь в пещере, когда впервые заговорил с ней. Она злилась, хотя на самом деле ей было страшно, а он думал о том, что она та, с кем он связан нераздельно, та, ради которой его перенесло сквозь огромное расстояние. А затем ему вспомнился тот странный сон… Страна Прозрачных Листьев… сбывшая мечта… до которой он добрался в одиночестве.
— Я не расстанусь с ней, — вслух пообещал себе Вогт. — Я сделаю что угодно, но не позволю отобрать ее у меня.
Вогтоус вошел в дом и застал Эхо в подавленном настроении.
— Что случилось? — спросил он, садясь рядом, и положил ладони на ее ссутуленные плечи.
***
— Тебе удалось узнать больше, чем мне, — констатировал Вогтоус.
— Он выглядел таким маленьким, оборванным… Похоже, здесь о нем никто не заботится.
— Уверен, так оно и есть, — хмуро кивнул Вогт.
— У него было разбито все лицо. Он смотрел на меня как маленький звереныш. Я не знала, что мне делать. Он убежал, и я не смогла его догнать, — Эхо моргнула. — Сама не понимаю, почему это так меня задело.
— Да? А я вот как раз понимаю, почему, — Вогт поцеловал Эхо в макушку и встал. — Пойдем поищем мальчика. Прямо сейчас. Уверен, он ключ к тому, что здесь происходит.
***
Молчун протиснулся сквозь брешь в частоколе и, оказавшись за пределами деревни, встал и облегченно выдохнул. Наконец-то он может выпрямиться, ни от кого не таясь.
Встреча с девушкой настолько потрясла его, что он до сих пор чувствовал дрожь в руках и ногах. Она не была из деревни — уж слишком отличалась она от других. Почему же тогда он так ее напугался? Молчун не знал. Ему хотелось поскорее оказаться в темноте своего холодного убежища. Лечь, слушать плеск волн, разбивающихся о скалы внизу — только этот звук, не омраченный человеческими голосами. Даже вскрики птиц раздражали Молчуна, когда врывались в дыхание моря, нарушая монотонный, сонный ритм.
Когда-то путь на вершину казался невероятно длинным, но со временем Молчун запомнил все впадины и выступы и теперь влёт оказывался наверху. Однако сегодня он медлил, регулярно останавливаясь и прислушиваясь: не идет ли кто? В нем крепло ощущение, что вскоре его каменное одиночество будет разбито.
На вершине скалы на него, как волна, обрушился по-осеннему холодный ветер. Молчун не думал об осени или зиме, как и о том, что холод сделает с ним. Ветер пах морем и даже на вкус казался соленым. Молчун подошел к краю. Море походило на неровное зеркало и тускло блестело. Молчуна всегда удивляло, какое оно огромное — больше, чем все, что он мог себе представить. Порой он даже чувствовал обиду, ведь сам он был так мал по сравнению с морем, ничем для него. Крошечная капля среди бесчисленных других, все одинаково неважные. Его все еще не отпускала тревога. Неуклюжие деревенские вряд ли осмелятся забраться сюда, но та чужачка казалась ловкой и сильной… Следует спрятаться.
Ладони Молчуна увлажнялись от одного только намерения спуститься в пещеру. Вот и сейчас ему пришлось вытереть их об одежду. Руки должны быть сухими, иначе он сорвется. Молчун встал на краю, пальцы его босых ног нависли над пустотой. У него закружилась голова. Он хотел бы внушить себе, что высота не вызывает у него страх, но большой высоты боятся все, и, глядя вниз, все боятся падения, даже те, которые считают себя бесстрашными. Какой-то голос в голове повторяет: «Не надо. Отойди. Прочь!»
Развернувшись к краю спиной, Молчун осторожно встал на колени. Он положил ладони на камень, посмотрел на свои тонкие расцарапанные пальцы с обгрызенными ногтями и медленно опустил одну ногу в пустоту, нащупывая узкий выступ. Если бы это был просто вертикальный спуск, было бы куда проще,