Зигвард отдал приказ поднимать войска в поход и два дня подряд, бросив все, воодушевлял воинов пламенными речами. Войска выступили под управлением своих военачальников, получивших от Зигварда подробные инструкции, а сам Зигвард остался на некоторое время в Кронине, рассчитывая догнать воинов через день. Под вечер, походив по городу и поразглядывав население, он уединился в кабинете, где намеревался провести ночь. То есть, он думал, что уединяется. На самом деле он был в кабинете не один.
Вообще-то ничего сложного в управлении захваченной территории нет и много времени не отнимает. Как в любой другой сфере человеческой деятельности, предполагающей контроль над большим количеством ближних твоих, собственно работа — то есть получение информации, составление приказов, произнесение речей и закулисные интриги не занимают у расторопного политика больше трех часов в день, и частенько случаются дни, когда можно ограничиться четвертью часа. Остальное время политик посвящает либо бессмысленным публичным появлениям (если не амбициозен, но лишь тщеславен), либо просто исчезает из поля зрения — шляется мирно по бабам, или читает художественную литературу, или занимается серьезным делом — археологией, к примеру, но это редко бывает, ибо политики, большие и не очень, люди в основном весьма несерьезные.
Политики, не созданные, чтобы править, очень быстро стареют — из-за совокупности ежедневного многочасового вынужденного безделья и непомерной ответственности, возложенной на них, которую, сколько не бездельничай, все равно ощущаешь. В большинстве случаев комбинация эта приводит их к ощущению абсолютной безысходности, из-за которого быстро изнашиваются и ум, и тело, а душа замыкается на себе самой.
Все это Зигвард понял только в Славии, когда понаблюдал за действиями Кшиштофа и сам начал принимать политические решения. Мог бы и раньше понять, но Фалкон, в пору их общения, никогда не подпускал Зигварда к себе слишком близко.
Он решил не тушить свечу, чтобы весь город видел освещенное окно в восьмиугольной башне и знал — правитель бодрствует всю ночь, заботясь об их благе.
Сдернув портьеру с одного из окон, Зигвард разложил ее на полу. Второй портьерой он намеревался укрыться. Портьера, закрывавшая дверь, понравилась ему больше других — она была зеленая, а не бордовая. Рванув ее вниз, Зигвард оказался лицом к лицу с сыном своим Буком, которого не видел семнадцать лет.
Зигвард отскочил, а Бук шагнул вперед.
— Здравствуй, отец, — сказал он спокойно. — Рад тебя видеть в добром здравии.
К отцовским своим чувствам Зигвард относился так же легкомысленно, как ко всему остальному в жизни. Возможно поэтому те из его детей, которые проводили с ним время, любили его больше, чем дети обычно любят отцов. Бук был единственным сыном, которого Зигвард честно пытался воспитывать — в соответствии с устоями и теориями эпохи. Когда Бук родился, Зигвард был очень молод и неопытен, и многое воспринимал по-подростковому серьезно, включая отказы юного Бука следовать его наставлениям. Возможно поэтому существовала между отцом и сыном стойкая неприязнь, которую, как теперь оказалось, нисколько не уменьшили семнадцать лет разлуки.
Зигвард был неприятно удивлен видом своего сына. Бук, всегда склонный к полноте, был теперь неприлично, невежливо толст. Пороки и время уточнили неприятные черты его лица, а приятные размазали. Капризная нижняя губа казалась вдвое больше верхней.
— Я тоже рад тебя видеть, — сказал Зигвард, пытаясь вспомнить, куда он положил меч. — С чем пожаловал?
— С известиями, — сказал Бук. — И с просьбой.
— Езжай обратно, — откликнулся Зигвард. — Все нужные мне известия уже получены, остальные будут меня только раздражать, а просьб никаких в данный момент я выполнять не намерен.
Бук сразу все вспомнил. Его отец совершенно не изменился за все это время.
— Я не шучу, — сказал он.
— Я тоже не шучу. Мы не виделись много лет. Я тебя помню прыщавым угрюмым подростком. Ты приезжаешь тайно, вламываешься без доклада, прячешься за портьерой, показываешь мне постную морду, и говоришь, что у тебя какие-то известия и просьбы. У меня есть для тебя известие — главный здесь я. И есть просьба — убирайся обратно к Фалкону. Когда мне будет нужно, я за тобой пришлю.
— Хорошо, — сказал Бук, вскипая. — Хочешь оставаться Лжезигвардом, оставайся. Спасибо за прием.
Он круто повернулся и шагнул к двери.
— Не надо так спешить, мальчики, — раздался мелодичный с хрипотцой голос из другого конца кабинета.
Зигвард стремительно обернулся. Бук тоже.
Аврора была хороша. Надменной походкой прошествовала она через помещение и остановилась перед Зигвардом. Узкое запястье, гордо откинутая голова, блестящие глаза.
— Вы сейчас ненавидите друг друга, — сказала она томно. — Оно и понятно. Поссорились перед расставанием, и все это время копили друг на друга злость. Вот оно и сказывается. Вам нужно провести вечер вместе, в женском обществе, и чтобы было хорошее вино.
Зигвард посмотрел на стол. Там недавно стоял колокольчик, чтобы звать — секретаря или охрану. Теперь колокольчик отсутствовал.
— Что вам тут нужно? — спросил он, ни к кому не обращаясь.
— Мы призраки из прошлого, — откликнулся третий голос, и Хок вышел из-за портьеры на свет. — Мы пришли вам служить, Великий Князь Зигвард, славный Конунг Ярислиф, если, конечно, вы нас примете. Нам больше некуда пойти. Здесь ваш сын, многократно вас предавший, здесь я, собиравшийся вас убить, и здесь Аврора, причастная ко многому.
— А что с охраной?
— Ваша охрана временно выведена из строя, — сказал Хок. — Кстати говоря, не знаю, чему вы научились в Славии, но с такой охраной вы долго не продержитесь. Легкомыслие, наверное, свойственно великим политикам — оно обезоруживает. Но Фалкона легкомыслием не проведешь. Он будет терпеливо ждать удобного случая. Вы можете отобрать у него столицу, можете загнать его в угол, можете публично его унизить, а он будет ждать, временами расчесывая волнистые свои волосы. И как только вы повернетесь к нему спиной, арбалетная стрела угодит вам точно между лопаток.
Помолчали.
Зигвард обошел стол и сел в кресло.
— Так что же замышляет старина Фалкон? — спросил он вежливо.
Бук и Аврора переглянулись, а Хок улыбнулся.
— Совсем другое дело, — сказал он. — Сейчас мы вам все расскажем.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЕРВАЯ. НАКЛАДКА ВЫШЛА
Кроме Бука, всех участников заговора, включая осведомителей, Бука, арестовали, погрузили в армированные кареты и под конвоем отправили в Теплую Лагуну. Их нужно было поберечь до победного дня, когда войска мятежников будут разгромлены и в Астафию вернется законное правительство. Только тогда можно будет публично судить и казнить негодяев и подлых предателей, подготовивших и организовавших приход самозванца.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});