Король Мира обернулся, невольно вздрогнув.
— Целители являются без зова, иначе они могут опоздать, — объяснил Ирмо, глядя куда-то в сторону. — А я и так опоздал.
Он глубоко вздохнул:
— Я отвечу тебе. Скажу то, что должен был сказать мой брат, если бы ты спросил его.
— Намо?
— Нет, — как-то неожиданно недобро усмехнулся Ирмо и, словно для того, чтобы развеять малейшую тень сомнения, прибавил горько и отчетливо: — Мелькор.
Король Мира отступил на шаг; впрочем, выражения его лица Ирмо не видел — смотрел в сторону.
— Так вот. Ты действительно вложил в нее все. Создал ее заново. Ее мысли, чувства, движения души. Ты создал зеркало; но даже и это не было бы бедой. Ты создал зеркало, отражающее только одно существо — тебя самого. Не ее испугался — себя, своего отражения: без этого она пуста. Больше в ней ничего нет.
Владыка Снов невесело рассмеялся:
— Ты, видишь ли, ошибся… учитель. Не ученики тебе нужны, а слуги. Тени. Разве ты допустишь, чтобы кто-то стал равным тебе или тем паче превзошел тебя? А ученики… впрочем, ты этого не поймешь. Да это и неважно теперь. Ты тень свою попытался прогнать…
Задумался.
— Из этого вышла бы странная сказка: прогнать прочь свою тень. Но я не о том. Тебе, не ей — место в моих садах. И я бы, пожалуй, принял тебя — если бы ты сам этого захотел. Просто потому, что целитель не вправе отказать в помощи. Но ты не захочешь. Бедная девочка. Думаешь, она любит тебя?
Манве невольно поднял руку, словно хотел отстранить Ирмо, заслониться то ли от взгляда его, то ли от непривычно прямо сказанных слов Ткущего-Видения — нелепый жест, так непохожий на его обычные плавные отточенные движения. Наверно, именно это и остановило второго из Феантури: он замолчал, впервые посмотрев прямо на Короля Мира.
— А ты сам, ты, Манве: ты — умеешь любить?.. — вдруг тихо и участливо спросил Ирмо.
Колдовские глаза Владыки Снов встретились с глазами Короля Мира. Всего на мгновение.
— Не бойся. Тебя я больше не потревожу. Целитель нужен только живым…
Тают отзвуки голоса, тает дымка тумана — и нет его уже в золотом зале.
…В этот уголок Садов Лориэн она не заходила никогда. Непонятно было: то ли воздух другой здесь, то ли деревья другие. Тихо и печально. Она было нахмурилась, но, увидев цветы, даже в ладоши тихонько захлопала — вот то, что ей нужно, таких нет, наверно, во всей Благословенной Земле!
Больше всего здесь было пурпурных цветов: темные стебли с красноватыми, похожими на клинки листьями, три причудливо изогнутых нежных лепестка цвета крови образуют венчик, три бархатистых красновато-коричневых спускаются вниз, а странный, почти неуловимый запах пробуждает неясные видения, печаль о чем-то, потерянном навсегда.
Были и другие: белые, густо-лиловые… Но один понравился ей больше всего: золотисто-розовый, рассветный. Она протянула руку — сорвать: высокий стебель сломался неожиданно легко, венчик качнулся — словно кивнул.
— Что ты здесь делаешь? — вопрос прозвучал так резко, что она вздрогнула, чуть не выронив цветок.
Странное лицо было у Владыки Снов. Она отчего-то оробела и ответила нерешительно:
— Я… я ничего… Я хотела сорвать цветок — можно?
— Ты уже сделала это; зачем же спрашиваешь? И зачем тебе эти цветы — мало ли других в лесах Кементари?
— Владыка Снов, — успокаиваясь, отвечала Амариэ, — никогда среди творений Валиэ Кементари не видела я такого и нигде в Земле Аман не встречала этих цветов, хотя почему-то они…
Она замолчала. Ирмо внимательно посмотрел на нее:
— Они — что, дитя?
— Они показались мне знакомыми, словно я видела их когда-то… Как зовутся эти цветы, Владыка Снов? — Легкое облачко задумчивости, скользнувшее по лицу девушки, исчезло почти мгновенно.
… — Мне хотелось бы оставить тебе что-нибудь. На память.
— Зачем? Неужели ты думаешь, что я забуду… — «брат мой», мысленно добавил Ирмо, но вслух сказать этого не решился.
— Это не вещь, Ирмо; я оставлю тебе живое. Смотри…
— Как зовутся эти цветы? — Владыка Снов казался совсем по-детски восхищенным, он провел рукой по воздуху, повторяя очертания цветка.
— Песнью Сумерек, а еще — иэлли. У нас был Праздник Ирисов…
— …Как зовутся эти цветы, Владыка Снов?
Должно быть, Ирмо задумался, потому что оставил вопрос Амариэ без ответа, а вместо этого спросил сам:
— Ты для себя сорвала его?
Девушка смутилась; поняв причину ее замешательства, Ирмо снова грустно улыбнулся. Все же судьба — жестокая насмешница. Но ирис увянет раньше, чем его коснется Король Мира.
— Боюсь, эти цветы могут жить только в моих садах, — вслух сказал он.
— Но почему, Владыка Снов?
Ирмо не ответил.
…Амариэ… За долгие века — длинны годы Арды — золотой туман скрыл воспоминания о Благословенной Земле. Осталось — имя — песня — образ… Амариэ. Разделены — бескрайним морем, разлучены — проклятием Владыки Судеб. Амариэ, возлюбленная — золотой цветок Валмара… Ее имя стыло кровью на губах того, кто умирал во мраке подземелий Тол-ин-Гаурхот. Ее имя было той первой звездой, что зажглась во мраке пробуждающегося сознания в Чертогах Мандос. И вместе с этим именем — ибо обнаженная душа лишена милосердной защиты забвения — вернулась память, и была она — горечью.
В призрачных залах одиноко бродит неприкаянная душа: тень среди теней Мандос… Амариэ — избранница Манве, ученица Манве, прекраснейшая среди прекрасных Ванъяр. Он назвал ее своей нареченной, и она улыбнулась в ответ — светло и спокойно, и взглянула ему в глаза. И то, что прочел он в этом взгляде, гнало его прочь, прочь из Благословенной Земли, за море, через льды Хэлкараксэ — холоднее льда глаза твои, - под жалящую плеть Судьбы, изреченной Судией — жгучий удар — взгляд твой, - в Сирые Земли, что под властью Врага — тьма в душе моей…
Он почти рад был пророчеству, печатью никогда замкнувшему для Нолдор-Изгнанников врата Чертогов Мандос. Но двери Чертогов распахнулись перед ним, и глашатай Короля Мира призвал его в пиршественный зал…
Он стоял в центре круга под взглядами, как под бичами — беззащитный; струящийся мягкий свет больно резал глаза, и ему показалось — это Круг Судеб, и он — осужденный… Он стоял, не поднимая головы, не понимая, зачем он здесь, за что хотят его судить, когда услышал голос Короля Мира:
— Артафинде Инголдо, отважный герой, сын мудрого Короля Нолдор, потомок избранника Великих Финве! Нам известны подвиги твои и деяния твои. Горькую чашу пришлось испить тебе по вине Врага. Прими же этот кубок из Наших рук, да станет он первым даром Валмара воину, принесшему себя в жертву во имя торжества Света!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});