Не отпустит его никто, слишком много он знает и слишком много вспомнит. И не убьют, скорее всего. Заберут с собой. Другими словами, ждет его примерно то же самое, что ждало бы в Гроско. Никакого радужного будущего.
За Витом топали Кирилл и друзья, а в арьергарде на небольшом отдалении шла Марья с точно таким же оружием, как у ее ряженого-суженого. Кирилл вдруг понял, что ему чего-то ощутимо не хватает.
Рука легла на плечо, но ничего там не обнаружила. Отсутствовала и кобура на поясе. Кирилл встал, как вкопанный. Сеня, только-только принявшийся что-то вполголоса объяснять Милану, тоже остановился.
— Вит, у кого из вас мое оружие?
— У меня.
Вит обернулся. Кирилл только сейчас заметил у него на поясе свою кобуру.
— Верни сейчас же.
— И не подумаю, — покачал головой ученый. — Стрелок ты не ахти, а нам в случае опасности нельзя, пардон, сопли жевать.
— Да? А пистолет тебе тогда зачем?
— Чтобы у тебя не возникало ненужных мыслей, — заявила Марья, успевшая приблизиться вплотную, и легонько ткнула Кирилла прикладом в плечо. — Иди уже, мы же сказали — нам некогда. И не надо так на меня оглядываться — да, автомат я сняла с кого-то из ваших. Уже не помню, с кого. Ему он все равно был больше не нужен.
— А где же ваши чудо-пулеметы и прочие свистелки?
Кирилл начинал выходить из себя, но пока решил не перечить Виту с Марьей попусту. Им нужно отмахать полсотни километров с гаком, и если начать ругаться прямо вот здесь и сейчас, поход может быстро и плохо закончиться. Поэтому он пошел, как было велено.
— Патроны закончились, — милостиво пояснил Вит. — Ты даже не представляешь, чего нам стоило провезти такое оружие и боеприпасы на Тайю. Даже не представляешь. Увы, пришлось довольствоваться ограниченным арсеналом. Мы же не всесильны.
Что у Вита, что у Марьи наблюдались настораживающие перепады настроения. Вспышки гнева чередовались с абсолютно адекватным, даже дружелюбным поведением. Что с ними такое?
— Я все это время был уверен в обратном, — сказал вдруг Милан. Кирилл толком не видел его лица — было темно — но почему-то ему представилось, что серб криво ухмыляется, критично так, с недоверием.
— Поговорим на привале, — предложил Вит. — Сейчас лучше не шуметь. Видимость неплохая, но кто знает — ночи здесь, возможно, неспокойные.
Около часа они шли по пляжу, освещаемому лишь мерцающими в вышине спутниками и звездами. Справа тянулись горы, а слева простиралась бескрайняя гладь воды, временами подергивающаяся под порывами прохладного ветра. Отражение холодного сияния лун сменилось розоватыми разводами на горизонте. Занимался рассвет.
Рука Юли, маленькая и поначалу холодная, постепенно согревалась в ладони Кирилла. Сеня и Милан двигались следом.
Рекомендованное Витом молчание продлилось недолго. Вскоре Милан поравнялся с Кириллом справа и прошептал.
— Ты знаешь, что нужно делать?
— Пока нет, — честно признался Кирилл, не поворачивая к Милану головы.
— Не верь им.
Сказав это, серб снова чуть отстал, вернувшись к Арсентию. Кирилл бросил быстрый ободряющий взгляд другу, тот кивнул. К ним пришло какое-то необъяснимое понимание с полуслова, а то и с полувзгляда.
Кирилл с досадой признал, что упустил свой шанс и не расспросил Марью как следует, удовлетворившись обтекаемыми ответами. Блондинка уверяла, что они, мол, работают в интересах России, что хотят добыть те же секреты, что США и, позже, Гроско, а то и даже пойти дальше и разжиться такими технологиями, какие американцам и не снились. Говорила, что русские военные втайне от прозападного президента мечтают о реванше, скором и кровавом. Но правда ли это? Кто знает, проверить Кирилл не мог. А теперь и с расспросами приставать не получалось. Если Вит худо-бедно, с перебоями играл свою роль доброго полицейского, Марья уже особо не церемонилась. Она четко дала понять, что ей больше нравится приказывать, чем что-то объяснять. В конце концов, Марья тоже устала.
Предположим, они дойдут до бункера. Предположим, Кирилл даже сумеет как-то его открыть. А что потом? Оружие только у этих двоих, и совсем даже не факт, что Кирилл сотоварищи будет им после этого бункера нужен. Запросто могут пострелять всех четверых и идти себе дальше. Кирилл почему-то в самом начале их с Марьей злоключений решил, что его запишут в агенты, да не просто в рядовые, а в генералы, с его-то способностями. Сейчас он начал в этом сомневаться. Нужно было что-то предпринимать, что угодно. Им с Витом и Марьей все же не по пути, и отношение последних к Кириллу красноречиво говорило об этом.
Сумерки пришли незаметно. Тьма начала рассеиваться так медленно, так плавно, что Кирилл понял, что наступает утро, лишь когда увидел вдали одиноко стоящий высокий саговник, похожий на пальму-переросток. Глянцевые листья, казалось, едва заметно приподнялись, подались на восток, радостно приветствуя солнце и начало нового дня.
Воздух начал стремительно прогреваться. Кирилл бы сейчас многое отдал за то, чтобы сходить в настоящий, удобный душ, а потом переодеться в чистую одежду. Бедная Юля — обнимает его, целует, терпит отвратительный запах пота и отсутствие нормальной гигиены полости рта…
«— Какой же ты зануда», — подумал Кирилл. — «Просто кошмар».
И тут он почувствовал на своей спине чей-то взгляд. Кирилл резко развернулся, но сзади никого не было, кроме Сени, Милана и Марьи. Друзья шагали, погруженные в размышления, а Марья смотрела куда-то в сторону. Нет, это не они… Но кто?
Над головой кто-то заверещал, громко и пронзительно. Все остановились, посмотрели вверх и прикрыли лица ладонями — солнце уже успело немного приподняться над океаном и било прямо в глаза, заставляя жмуриться.
В воздухе закружили птерозавры. Другие, не те, к каким успел привыкнуть Кирилл. Они горланили, перекрикивались с сородичами, и в воплях летунов легко читалась энергичная радость. Новый день сулил пищу, рыбы в прибрежных водах наверняка хватало.
— Какие красивые! — восхитилась Юля.
С этим Кирилл бы поспорил, но насчет необычности внешнего вида летающих ящеров разногласий не возникало.
Птерозавры имели совершенно попугайскую расцветку — покрытое оранжевым пухом пузо и ярко-желтые крылья с красивыми узорами из черных и красных точек разного размера впечатляли и даже резали глаз. Головы животных венчались огромными гребнями. Гребень начинался где-то в области носа и убегал далеко за затылок, словно изначально создавался для головы в полтора-два раза длиннее.
Но больше всего завораживал цвет этого гребня — в нем собралась вся фиолетово-пурпурная гамма. Кто-то взял и облил краской костяной нарост на голове зверя, заставив гребень переливаться на солнце.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});