через Днепр. Пространство от Перекопа до ближайшего к нему из
азовских городков, Миусского городка, положено оставить впусте.
По принятому на себя Россией обязательству разорить городки в
низовьях Днепра, завоеванные в прошлую войну, поручение это
возложено было на генерала Кольцо-Мосальского и исполнено им
в 1701 году. 8 октября этого года гетман получил ведомость и
сообщил ее в Москву, что Таванск и Кизикермень разбиты, и
все боевые принадлежности оттуда вывезены.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Преследование стрельцов. - Донос Забелы и Солонины
на гетмана. - Суд над доносчиками. - Благосклонность
царя к гетману. - Пожалование гетмана кавалером
ордена Андрея Первозванного. - Торговля селитрою. -
Корчемство. - Разорение турецких крепостей в низовьях
Днепра. - Постройка крепости близ Сечи. -
Своевольство запорожцев. - Греческий караван. - Неудачные
попытки запорожцев склонить хана. - Волнения в
Малороссии. - Оскорбления малороссиянам от великорос-
сиян. - Попытки примирения с запорожцами. -
Бесчинства и разбои,
В 1698 году совещалась в Москве страшная царская расправа
над стрельцами. Случайно спасавшиеся от погрома убегали в ук-
раинные области и в Гетманщину. Царь послал указ гетману
приказать ловить их по всем полкам. Но стрельцов, находившихся
при гетмане в Батурине, не тронули, а только велели им
именоваться солдатами. Их начальник, полковник Анненков, приобрел
большое благорасположение гетмана, и когда в 1699 году Анненков
был переведен воеводою в Путивль, Мазепа испросил у царя
дозволение оставить Анненкова при себе в Батурине и по-прежнему
командовать полком, назначенным из Ееликороссиян для
охранения гетманской особы.
Пользуясь наступившим мирным временем, гетман продолжал
заниматься сооружением храмов на собственный счет. Так, около
этого времени построены были каменная ограда Печерской лавры
на протяжении 520 сажень (в два сажня высоты и четыре
толщины) с четырьмя башнями, боковые приделы с северной и
южной сторон великой лаЕрской церкви с надстроенными над ними
пятью куполами и церковь над экономскими воротами лавры, где
с наружной стороны был выставлен лепной работы герб Мазепы.
Около того же времени, вероятно, начата по желанию гетмана и
на его счет надстройка боковых приделов на нижних папертях
Киево-Софийского собора с шестью куполами над ними, что дало
этому зданию тот вид, в каком находится оно и теперь. Возне-
506
сенская соборная церковь в Переяславе, созданная также
гетманом, относится, вероятно, к тому же времени. Так видимое всеми
благочестие и усердие к православным храмам уничтожало силу, врагов Мазепы, выставлявших его в своих доносах поляком, тайно
сочувствовавшим польским заветным видам и только притворно
казавшимся русским православным. Недоверие к его искренности
не испарялось в Украине, и в 1699 году гетмана потревожило
повторение прежних историй с доносами. Был в Гетманщине
некто Данило Васильевич Забела, носивший звание бунчукового
товарища. Это звание недавно было учреждено гетманом Мазепою, который по своему усмотрению давал его детям, принадлежавшим
к чиновным фамилиям. Забела был человек нрава беспокойного, склонного к каверзам, что в те времена было многим свойственно.
Он за что-то невзлюбил гетмана и сошелся с Андреем Солониною, который находился на службе при гетманском дворе и не угодил
своему пану гетману. Они вместе уехали в Москву, начали искать
там покровительства боярина Бориса Петровича Шереметева и
подали ему донос на гетмана. Но Мазепа узнал об этом ранее, чем еще донос дошел до царя, и сам написал царю, что <эти-два
человека на гетманскую честь небыльные слова износят и плевелы
сеют>. Гетман в Москву извещал, что один из доносчиков, Забела, по челобитию своего дяди, был уже привлечен к войсковому суду, а другой доносчик, Солонина, служивший у гетмана во дворе, украл у него деньги. Государь, оказывая доверие к гетману, приказал, не разбирая доноса, обоих доносчиков и с ними еще
какого-то попа Леонтия послать в Батурин, но сказать им наперед, чтобы они ехали без опасения, потому что государь писал к
гетману, чтоб им не было никакого зла.
Царский гонец привез колодников в Батурин скованными <в
черкасских телегах>. Когда подъехали к гетманскому двору, стащили колодников с телег и повели пешком в гетманский двор в
сопровождении караульных. Гетман был тогда у обедни; колодники в цепях дожидали, стоя у дверей его светлицы. Вышедши
из церкви, гетман принял из рук гонца царскую грамоту и
поклонился до земли.
Колодников предали войсковому суду.
Из дошедшего до нас дела мы узнаем, что некто Яким Са-
мойленко, дядя Данилы Забелы, показывал, что этот Данила, живя
у себя в доме в селе Реутинцах, еще в прошлый
предрождественский пост, когда гетман ездил к царю в Воронеж, говорил: <Гетман от царя не воротится, - он с поляками дружит и царю
хочет изменить>. Кроме того, Данило произносил о матери Гетмана
<лживые, поклепные и бесчестные слова>, называя ее
<чаровницею>. Потом позванные в суд двое челядников Данилы Забелы, которых он, будучи в Москве, посылал к себе домой в Малорос-
507
сию, показали, что Данило говорил, будто гетман сам <тайно по-
слал к бусурманам вора Петрика и был желателем прихода бу-
сурманского в Украину>. В подтверждение таких показаний один
малороссиянин, бывший недавно в Москве, Онисим Воронченко, объявлял, что он собственными ушами слышал, как Забела <на
почтенную родительницу гетмана, честную игуменью, прикладал
наносы>.
Забела запирался. Но когда его стали стращать пыткою, то1
он сказал: <Я убежал в Москву от страха, - на меня сотник
кролевецкий подал гетману челобитную; а если я что говорил в
Москве, то говорил будучи пьян: мне казалось, что по таким
словам меня удержат в Москве и не пошлют в Батурин>.
Судьи, выслушавшие такие речи от подсудимого, произнесли: <Невозможно, чтоб Данилка такие великие страшные поклепы и
потворы на честь ясневельможнаго гетмана вымыслил сам собою; надобно под пыткою допросить его, кто ему в сем деле был
советником и наставником>.
Забела, не допуская себя до пытки, сказал: <Вот как дело было. Через село Реутинцы ехали люди боярина
Шереметева. Я им рассказал о своих нуждах и о своем страхе.
Они посоветовали мне ехать в Москву к их боярину и уверили
меня, что боярин будет мне заступником. Я послушался их и
поехал. Когда я рассказал боярину о своих делах, боярин сперва
сказал, что напишет обо мне ходатайственный лист к гетману. Я
отвечал, что боюсь ехать к гетману. Тогда мне боярин сказал: правда, и мне гетман добра не желает. Поживи, коли так, в
Москве, пока великий государь не воротится из-под Азова, и никуда
не ходи, ни в приказ, ни к боярам, а как царь воротится в
Москву, тогда подашь на гетмана челобитную в мои руки, а я
сам представлю ее великому государю и буду ходатайствовать об
оказании тебе милости. По какому боярскому обнадеживанию я.
и остался в Москве. Винюсь в том, что злоречил, наводил
изменническую потвору на гетмана и на мать его, говорил, будучи
пьяным без разума и памяти. Впрочем, не было у меня наставника
и советника ни здесь в малороссийских городах, ни в Москве>.
Дело показалось важнее. Данило притягивал к нему
первейшего царского боярина. Данила подвергли пытке, взяли на
встряску, продержали полчаса в висячем положении. Он говорил то
же, что и перед пыткой, и только <поносил> себя самого за то, что понадеялся на слова, сказанные ему боярскими людьми, поехал в Москву и через то пришел <вот в какую муку!>.
Его спустили на землю, допрашивали, кто был ему
наставником и советником, и, ничего не допросившись, подняли опять
на дыбу; он, <вопия, криком великим>, твердил все одно и то же: <Я лаял по своему безумному обычаю, будучи пьян и без памяти, 508
ни от кого к тому не было у меня подущения и ни от кого о том
ни единого слова не слыхал>.
Судьи прекратили пытки и допросы и положили такой
приговор:
<Данилка Забела, от своей злости и безумия, наводя на
высокую честь гетманскую и на всечестную его матерь тяжкие по-
клепные потворы, хотел тут же и войсковые, и народные
малороссийские порядки развратить, а того ради такой безумный