Женщина в ослепительно белом платье — даже не белом, а нежно-персикового цвета — лежала, не шевелясь, а около неё, опустившись на колени, стоял мужчина в чёрном. Стоял, бесстрастно взирая на приближающуюся толпу, держа руки женщины в своих руках.
Она была жива. Лежала на спине, дыша едва заметно и глядя в весеннее небо широко распахнутыми изумрудными глазами. В её взоре не отразилось ничего, а мужчина лишь прикрыл тяжёлые веки, заметив взметнувшиеся над их головами лезвия секир.
* * *Лонденбуржцы возвращались в свои дома, отдирали доски, приколоченные к ставням, стирали со столов недельный слой пыли. Счастливо улыбались, здоровались друг с другом, встречаясь со своими соседями как после долгой разлуки. По вечерам собирались в кабаках и тавернах, живо обсуждая произошедшее.
Это — очищение, великое очищение, говорили они. Из тридцати тысяч воинов, отправившихся на большую битву, не более трети вернулись домой. Не осталось ни одного живого баронского дома. Ну, может быть, пара-другая лордов сидит ещё в своих болотах, с сомнением добавлял кто-нибудь, из тех, что не поспели вовремя приехать, но не это суть.
А суть то, что мир пришёл в Корнваллис. Все, кто уехал, вернулись живыми и здоровыми, а тень поглотила лишь тех, кто вверг королевство в эту бессмысленную и кровопролитную войну.
— Да и не ведьма она вовсе, — поджав губы для пущей убедительности, говорил Альбер, тот самый вечно небритый крестьянин, что каждое утро привозил эль в «Лев и Единорог».
— Что за чушь! — пожал плечами Алун Максен.
— Сам ты чушь! — рассердился Альбер. — Ты послушай, что в народе говорят. А то заперся тут в своём прокисшем кабаке, и дальше носа собственного ничего не видишь…
— Ну, и о чём же говорят?
— Так ты сам рассуди: разве может посланница тьмы принести умиротворение? А поглотила она ненасытных баронов, охочих до чужих богатств и чужих жизней, всех их прихлебателей, да наёмников, питающихся чужой кровью подобно падальщикам. А мы все живы остались, и войны как не бывало. Тишь да гладь.
Трактирщик фыркнул.
— Экий ты болтун, Альбер… Ты послушай лучше, что сказывают: отсюда и до самой Стены ни одного живого места не осталось. Всех сожрала проклятая колдунья… Бароны да наёмники — это понятно. Но как же люд простой? Он-то чем провинился?
— Не понимаешь ты ничего. Простота — она хуже воровства. Те двое — то были сами боги…
— Хех…
— Народ так толкует. Инэ и Телар в людских обличьях явились на землю, чтобы отделить агнцев от козлищ. А те глупцы стояли на их пути, как перед стадом бегущих быков, да надеялись, что оно затопчет лишь неправедных. За неверие своё да незнание и поплатились.
— Истинно, истинно, — закивала головами парочка горожан, привлёчённых бурным спором. — Как старики говорят: на богов-то надейся, да и сам не плошай.
— То-то и оно, — удовлетворённо заметил Альбер, — а я что говорю? А как выполнили они предначертанное, так оставили свои никчемные людские оболочки и вернулись к Великому Судии Аиру с донесением, что равновесие мирское восстановлено.
— Болтовня, — недовольным голосом заявил Алун Максен. — С ног на голову всё поставили. Инэ — да в бабском обличье… что за ересь? Пустое это всё.
— Пустое — это про твою башку! — рассердился крестьянин, принявшись разворачивать лошадь с телегой. — Не тебе, невежде, решать, в каком виде господь наш на землю хочет явиться. Знакомца я одного намедни встретил, Бедахом зовут, так он сказывал, что знал эту девицу. До того, как дух божий в неё снизошёл. Говорит, светлая и чистая была, как ангел. А я ему верю. Бедах — он в жизни не соврёт.
— Хорош ангел…
Альбер сплюнул и, взяв лошадь под уздцы, принялся пробираться через людскую толчею.
— Аж разговаривать тошно… Чтоб я ещё хоть раз тебе свой эль привозил…
— Да и без твоей кислятины обойдусь, — фыркнул трактирщик. — Можно подумать, только ты один во всей округе это пойло варишь…
— Эй, Альбер! — помолчав немного, крикнул он вслед крестьянину, — что — завтра, как обычно?
Тот неопределённо повёл плечами.
— Да… куда ж ты от меня денешься…
Трактирщик хмыкнул и, задумчиво почёсывая нос, вернулся в дом. Несмотря на ранний час, в общей зале уже сидели несколько посетителей.
— А слыхали, господа, о чём в народе толкуют? — с порога спросил он.
ЭПИЛОГ
— А может быть, и лучше было бы… — как будто сам себе прошептал Гуго.
— Что? — так же тихо спросил Миртен, искоса глянув на своего молодого друга.
— Для Джоша… остаться в Хартворде. И зачем только ему дали ту проклятую монету…
Миртен несколько мгновений помолчал, задумчиво глядя перед собой. Затем положил руку на плечо юноши.
— Видишь ли, Гуго, — произнёс он, — похоже, что во всей этой истории только ты решал сам за себя. За всех остальных решили боги. Инэ — за Эдмунда. Телар — за Алиенору. Аир — за леди Оргин. Пойдём.
Вместе они подошли к высокому стрельчатому окну, встав по обе стороны от Бланки. Та держала на руках спящего ребенка, через открытые ставни глядя на предрассветную дымку, окутывавшую город. На ее бесстрастном лице ещё виднелись невысохшие бороздки от слёз.
Миртен вздохнул.
— Да здравствует Эдмунд Даннидир, король единого Корнваллиса, — негромко сказал он.
— Да здравствует Эдмунд Даннидир, — эхом повторил за ним Гуго.
Бланка слабо улыбнулась. Над Лонхенбургом вставало солнце.
Март 2010 — сентябрь 2012
Copyright Notice and Donation
(с) Игорь Анейрин, 2013 г.
Исходная версия файла книги опубликована в интернет-магазине «Литмаркет» по адресу:
http://litmarket.org/index.php?route=product/product&product_id=369
Тот, кто хочет заплатить постфактум, приглашается пройти по указанной ссылке и купить книгу. Автор получит 90 % от суммы покупки.
Примечания
1
[1] Кретьен де Труа. Эрек и Энида. Стихи 1590–1600.
2
[2] Анейрин, VI век.
3
[3] Из вагантов. По мотивам Tempus est iocundum («Третья весенняя песня»).
4
[4] Кретьен де Труа. Эрек и Энида. Стихи 410–440.
5
[5] По мотивам: Теннисон А. Кракен.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});